часов. Он постарался не прийти встречать Верити слишком рано, но все-таки ему пришлось более получаса топтаться по тротуару, пока наконец распахнулись двери и дети с веселыми криками высыпали на улицу.
Его озадачила мысль, что у детей была только эта скромная возможность получить образование. Детям необходима школа, доступная и открытая для них каждый день, такая, какие были в его поместьях. У ребенка должен быть выбор: стать служащим, или адвокатом, или священником, как сказала ему Шерон.
Однако он не успел как следует обдумать эту мысль. Из церкви вышла Шерон Джонс. И Верити рядом с ней. Увидев его, Верити радостно вскрикнула и подлетела к нему, захлебываясь от восторга, спеша поделиться впечатлениями.
— …у них такая широкая деревянная скамья, я на ней сидела, а тарелки у них стоят на полках, и кровать миссис Джонс стоит там же, за занавеской, а дядя Эмрис, дядя миссис Джонс, заставлял меня говорить «здравствуйте» и «спасибо» по-валлийски и смеялся, и миссис Рис, это бабушка миссис Джонс, говорила ему, чтобы он не смеялся надо мной, и еще она прижимала хлеб к животу, когда резала, и…
Алекс наклонился и сгреб ее в охапку, испытывая почти до боли приступ любви к ней. Она такая кроха. Все ее приводит в восторг. И такая одинокая. Почему он не женился на Лоррейн или на ком-нибудь еще? У него было бы много детей. Нельзя ребенку без братьев и сестер.
— Надеюсь, ты была умницей, — прошептал Алекс, целуя дочь. — Ты не забывала говорить «спасибо» миссис Рис по-английски или по-валлийски, правда?
Шерон все это время стояла в нескольких шагах поодаль.
— Мне пора домой, — наконец сказала она. — Я приду к вам завтра в девять утра.
Его ответ был импульсивным, ему не хотелось, чтобы она сейчас развернулась и ушла до завтрашнего утра. Завтра он может даже и не увидеть ее толком. Не может же он завтра целый день провести в детской. И в конце концов, солнце светит сейчас так приветливо, словно приглашая их на прогулку.
— Давайте немного прогуляемся, — предложил Алекс, опуская дочь на землю. — Мы могли бы спуститься в долину, полюбоваться рекой.
— Река в этом месте грязная, — ответила Шерон. — Лучше пройти вверх по течению, мимо поселка и шахты.
— Хорошо, пройдем вверх по течению, — сказал он. — Так вы согласны?
Он видел, что она колеблется, и с настойчивой требовательностью заглянул ей в глаза, заставляя ее согласиться. Она кивнула, и они двинулись. Между ними была Верити, и только несколько футов отделяло их друг от друга.
Шерон знала, что говорила. Река в этом месте была грязной и распространяла зловоние.
— Неужели в поселке нет канализации? — спросил Алекс и тут же понял, как странно должен был прозвучать его вопрос. Ведь это была его собственность. Он должен был знать об этом.
Она горько усмехнулась:
— Нет, конечно.
— Это, должно быть, вредно влияет на здоровье людей, — сказал Алекс, хмурясь.
— Говорят, на канализацию нет средств, — ответила она. — Я слышала, что нигде в стране не умирает столько детей, как в долинах Южного Уэльса.
Он ужаснулся ее словам и беспокойно посмотрел на речную воду. Вблизи река выглядела почти сточной канавой. А с холмов все казалось таким живописным…
Верити опять оживленно затараторила, рассказывая о занятиях в воскресной школе, и Алекс с удовольствием отвлекся от неприятных размышлений. Сейчас ему не хотелось думать об этом, он обязательно вернется к этому позже, в более подходящее время, и потребует ответа от Барнса. Однако увиденное не давало ему покоя.
— Все-таки нужно что-то делать с отходами производства, — сказал он позже. — Взять хотя бы эти терриконы — разве они украшают пейзаж? — Он с отвращением указал на черные конусы пустой породы рядом с входом в шахту.
— Заводы и шахты не очень красивы, — сказала Шерон. — Но они есть и от них никуда не деться. Разумеется, надо стараться, чтобы они не наносили вреда природе. Мне больно видеть, как моя долина покрывается слоем черной пыли и отвратительной грязи. Раньше здесь было так красиво. Из красоты здешних мест родилась наша музыка, наши песни, полные мечты и любви. Но люди надругались над природой, они…
— Изнасиловали ее? — закончил за нее Алекс.
Она покраснела. Румянец, заливший ее щеки, сделал ее еще привлекательнее.
— Да, это самое подходящее слово, — сказала она. — Неужели мы можем лишь разрушать красоту? Почему не можем сберечь ее?
Верити убежала вперед. Поселок, шахта с пирамидами терриконов и завод остались позади, и перед ними двоими будто предстал другой мир. Воды реки были прозрачны и чисты, под ногами ярко зеленела трава. Алекс глубоко вдохнул свежий воздух, словно желая очиститься от дыма, изрыгаемого трубами завода.
— Заводы, шахты — все это еще в новинку для нас, — сказал он. — Развитие промышленности не остановишь. Эта жизнь очень отличается от той, которой жили наши предки сотни и тысячи лет до нас.
— Еще сто лет назад вся долина была такой же цветущей, — сказала Шерон, обводя рукой реку и холмы вокруг них. — Иногда мне кажется, что я родилась не в свое время. Но разве может человек выбирать, когда ему родиться?
Верити загребала ладонью гальки и с размаху бросала их в реку. Она была так поглощена своим занятием, так счастлива, что, казалось, совсем забыла об их присутствии,
— Для меня, — сказал Алекс, — все, с чем я столкнулся здесь, все, что увидел здесь, стало настоящим потрясением. Большую часть жизни я провел в Лондоне и в своих загородных поместьях, где жизнь течет так, как она текла из века в век, из поколения в поколение. Я жил с ощущением, что все знаю, все понимаю, я чувствовал, что в состоянии исполнить хорошо и правильно то, чего от меня ожидают. Я не представлял себе, что такое производство. Это было для меня пустым словом, пока я не приехал сюда. И вот теперь я чувствую себя так, словно попал на другую планету или перенесся в другую вселенную. Осторожнее, не споткнитесь об эту корягу.
Он перешагнул через торчащий из земли корень и протянул руку Шерон. Он сделал это автоматически, и она, не задумываясь, оперлась на его руку. Только когда он почувствовал ее прикосновение, он понял, что сделал. Поспешность, с которой она отвела взгляд, и напряжение, которое появилось в ее руке, подсказали ему, что и она подумала о том же. Как просто, подумал Алекс, ступить на скользкий путь милой дружбы с этой женщиной. Он не должен был протягивать ей руку. Это было совсем неуместно. В конце концов, она его работница. В нем еще живо воспоминание о том, как она выглядела, когда чуть не сбила его с ног в шахте.
Они двинулись дальше, рука в руке, и ни у одного из них не хватало решимости нарушить случайно возникшую близость.
— Во мне словно все перевернулось, — продолжал Алекс. — Я понял, что прежде ничего не знал о жизни. Сейчас мне приходится учиться. И многих вещей я пока не понимаю и даже не могу догадываться, сколько нового мне еще предстоит открыть для себя. Я полагался во всем на своего управляющего, мистера Барнса, и до сих пор полагаюсь на него, уважая его знания и опыт. В конце концов, благодаря его стараниям завод и шахта приносят прибыль.
Неужели он оправдывается перед этой женщиной, вдруг подумал Алекс. Уж не старается ли он убедить ее в том, что если что-то и неладно в Кембране — а тут явно не все в порядке, — то в этом нет его вины? Но ведь это именно его вина. Уже два года как он получил в наследство эти земли, но пока не сделал ничего, чтобы взять на себя ответственность за свое хозяйство.
— Да уж, — тихо проговорила Шерон. — Я не сомневаюсь, что они прибыльны. Иначе как содержать такой дом, в котором аж семьдесят две комнаты.
Алекс вздрогнул, как от удара. Это непозволительное высказывание. Он не мог допустить, чтобы с ним говорили в таком тоне. Вот результат того, что он держался с ней на равных. Никогда прежде он не
