должен предупредить графа Тилдена о вашем решении? Вместо этого вы женитесь на мне и привозите сюда, чтобы разозлить и унизить всех?
– Да, – коротко сказал Энтони. Его раздражало, что эта женщина хочет заставить его почувствовать свою вину. У него нет ни малейшего повода чувствовать себя виноватым. У него есть своя собственная жизнь. Это он старался дать понять еще восемь лет назад, и если его тогда не поняли, то теперь поймут.
Чарити открыла рот, как бы собираясь что-то сказать, но промолчала и продолжила прогулку. Маркиз шел рядом с ней.
– А впрочем, – наконец произнесла Чарити, – для нее это наилучший выход. Никто не пожелал бы семнадцатилетней невинной девочке попасть в ваши руки.
– Вы, конечно, лучше можете справиться со мной.
– Мне и не нужно этого делать, – возразила она. – Когда я смогу уехать? После того, как сегодня закончится этот унизительный спектакль?
– Нет, – ответил маркиз. – Вы мне понадобитесь некоторое время. Мне нужно остаться дома еще на несколько дней.
В действительности после того, что произойдет сегодня вечером, особой необходимости в этом не будет. Он спокойно может вернуться в Лондон: семья больше никогда его не побеспокоит. Но, приехав домой, Энтони понял, как ему будет трудно на этот раз покинуть семью. Отец болен. Возможно, смертельно. Уильям и Чарлз – его родные братья. Марианна и Огаста – родные сестры. Встретившись с ними, он снова почувствовал, как тесно связан с ними. И однажды, возможно, даже скоро, он станет главой семьи. Нет, до того как он покинет Инфилд-Парк, нужно кое-что привести в порядок. Только после этого он сможет отпустить свою жену. Он и сам не знал, что имел в виду, собираясь «привести в порядок». Во всяком случае, не был в этом уверен.
Они продолжали молча идти по дорожке. Чарити заметила беседку и остановилась.
– Вход в беседку с другой стороны, – подсказал маркиз Стаунтон. – Отсюда открывается великолепный вид на поместье. Если хотите отдохнуть, то в беседке есть скамья.
Чарити обошла беседку, но входить в нее не стала. Она стояла перед беседкой, глядя на дом и окрестности. В лучах утреннего солнца пейзаж выглядел особенно великолепно. Если возле дома они слышали пение отдельных птиц, то здесь звучали целые птичьи хоры.
– Со временем все это будет принадлежать вам, – после долгого молчания произнесла Чарити. Казалось, она разговаривает сама с собой. – А вы не собираетесь оставить это своему сыну?
Маркиз резко обернулся и посмотрел на нее. Она стояла очень прямо, подняв подбородок. Это характерная для нее поза – гордая и прямая, понял он. В соответствующей одежде она будет выглядеть настоящей герцогиней. И если ее хорошо одеть, то она будет красавицей. Эта мысль потрясла его. Конечно, мысль не о том, что платье сделает из нее красавицу. Красивая одежда только усилит впечатление. Но теперь он уже достаточно хорошо разглядел ее лицо и вынужден был признать, впрочем, очень неохотно, что она гораздо красивее, чем он сначала подумал. На свою первую встречу с ним она специально оделась так, чтобы выглядеть совершенно неприметно. Только глаза чуть не выдали ее, но у нее хватило сообразительности почти все время скрывать их.
– Пожелайте лучше, чтобы я не изменил своего мнения, – сказал маркиз, многозначительно глядя на нее.
Чарити взглянула на него и покраснела.
– Я не изменю своего мнения, – подтвердил маркиз. – Той ночью все было очень приятно, но я не должен был этого делать. Могут быть и последствия, но будем надеяться, что ничего не случится. Однако в будущем вы можете быть совершенно уверены – я больше никогда не подвергну вас опасности забеременеть.
Чарити покраснела, но взгляда не отвела. Склонив голову набок, она продолжала внимательно разглядывать мужа.
– Думаю, – наконец сказала Чарити, – вы очень любили свою мать. На мгновение гнев ослепил маркиза. Он крепко сжал руки за спиной и несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Его радовало, что он и на этот раз смог справиться со своими чувствами.
– О моей матери мы с вами, сударыня, говорить не будем. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Надеюсь, вы меня поняли?
По его мнению, она могла дать только один ответ. Тем не менее, она что-то обдумывала.
– Да, – наконец сказала она, – да, думаю, так я и поступлю.
– Поднимемся выше? – Маркиз указал на тропу. – Оттуда тоже открывается прекрасный вид.
Нужно было ему все- таки поехать кататься верхом, подумал Энтони. Тогда бы он не выдал себя.
– Думаю, не сегодня, – отказалась Чарити. – Ваш отец после завтрака хотел показать мне галерею семейных портретов. Я постараюсь не задерживать его долго. Потом попытаюсь уговорить его немного отдохнуть.
– Попытайтесь, – сухо сказал Энтони.
– А потом я навещу Клодию, – сказала она.
Он только коротко кивнул в ответ. Пусть делает, что хочет. Пусть подружится с Клодией, Уилли со всеми остальными. Если сможет. Увидит, что это гораздо труднее, чем ей кажется. Пусть подружится с Тилденами и леди Марией, когда они приедут сегодня вечером. Сегодня утром он должен был чувствовать себя победителем больше, чем когда-либо. Но ей все-таки удалось испортить ему настроение.
– Позвольте проводить вас в дом к завтраку, – сказал он.
– Может быть, вы пойдете со мной? Я имею в виду, к Клодии и Уильяму, – предложила Чарити. – Вчера у вас не было возможности как следует поговорить с братом. И мне кажется, вы еще не познакомились со своими племянниками.
– Моими наследниками после Уильяма? – спросил он. – Нет, я их еще не видел. К сожалению, на это утро у меня другие планы.
Они молча стали спускаться с холма, стараясь не коснуться друг друга.
Возле дома маркиз снова заговорил.
– Может быть, мои дела смогут подождать, – неуверенно сказал он. – Я, возможно, пойду с вами к Уильяму.
Как он узнал вчера вечером, Клодия с Уильямом и два их сына жили во флигеле, который Уильям получил от отца после женитьбы.
– Кроме всего прочего, мы ведь женаты всего два дня по горячей любви. Мы не хотим разлучаться без крайней необходимости, – пояснил маркиз. Он и сам слышал, как фальшиво звучит его голос.
– И Уильям ведь ваш брат, – улыбнулась Чарити. Да, Уильям – его брат. И как он понял вчера вечером, ему нужно еще кое в чем разобраться.
«Может быть, герцог Уитингсби просто не способен любить», – подумала Чарити. Хотя никак не могла себе представить человека, не способного любить. Но, несомненно, старый герцог был способен на гордость, граничащую с любовью.
Он уже завтракал, когда Чарити с мужем вернулись с прогулки и вошли в столовую. Герцог встал и вежливо поклонился ей, при этом высокомерным взглядом окидывая ее скромное коричневое платье и простую прическу. Чарити причесалась утром самостоятельно: ей не хотелось так рано беспокоить горничную.
Сразу после завтрака герцог Уитингсби повел невестку в картинную галерею и принялся показывать ей семейные портреты, рассказывать, кто там изображен, а в некоторых случаях рассказывал и о художниках, написавших портреты. Гордость – и даже тепло, – с которым герцог демонстрировал картины, удивили Чарити. Никогда еще она не видела его таким.
– Люди, которых писал Ван Дейк, – сказала она, подходя к картине, на которой была изображена группа людей, – имеют сходство. И дело не только в бородах или закрученных усах. В локонах, которые в то время были в моде. Это проявляется в овале лица, в глазах, в покатых плечах. Его портреты всегда можно отличить.
– И все-таки, – сказал свекор, думаю, вы согласитесь, мадам, что герцог Уитингсби, изображенный здесь, очень похож на вашего мужа.
Так и есть. Она улыбнулась сходству.
– И на вас тоже, отец, – сказала Чарити. – Думаю, я раньше никогда еще не видела, чтобы отец и сын были так похожи.
«И чтобы они так любили и ненавидели друг друга», – подумала она.
– Про этого терьера, – герцог указал тростью на маленькую собачку, которую держал на руках мальчик с длинными локонами, одетый в шелковое платье, – расказывают, что он спас своего маленького хозяина, когда тот упал в реку. Собака лаяла до тех пор, пока не подоспела помощь.
– Кто этот мальчик, который держит на руках собаку? – спросила Чарити, подходя поближе к картине.
– Наследник герцога, мой предок, – сообщил ей граф.
– Ах, значит, вы тоже обязаны жизнью этой маленькой собачке, – улыбнулась она герцогу.
– А вы обязаны ей своим мужем, мадам, – ответил он, надменно подняв брови.
– Да, – согласилась Чарити и покраснела. Свекор, конечно, заметил ее смущение и не правильно его истолковал. На самом деле она покраснела, потому что обманывала старого герцога, потому что, несмотря на церемонию бракосочетания, женой маркиза не была. Ей не хотелось лгать. Лучше бы маркиз приехал в Инфилд-Парк один и убедил бы его светлость в том, что он будет жить так, как считает нужным и сам выберет себе невесту в свое время.
Герцог переходил от картины к картине, и, наконец, они оказались перед самой последней.
На портрете герцог выглядел гораздо моложе. У него были очень темные волосы и здоровый цвет лица, и сходство с сыном потрясающее. Маркиз Стаунтон – гордый, юный, красивый – стоял рядом с ним. Другой молодой человек, изображенный на полотне, был, должно быть, лорд Уильям. Хотя он выглядел не только моложе того человека, которого она вчера увидела, но и вообще мало походил на него. Он был такой солнечный и беззаботный, Марианна изменилась очень мало. Серьезный ребенок был наверняка Чарлз. Никто из них не улыбался, позируя художнику, только Уильям, казалось, прячет улыбку.
– Она, вероятно, была красавицей, – сказала Чарити, имея в виду герцогиню, сидевшую
