постели любовницы всего несколько часов – лишь для того, чтобы поставить все на свои места.
Когда он проснулся, Джейн, растрепанная и разрумянившаяся, все еще спала в его объятиях.
Отодвинувшись от нее, герцог сел, спустив ноги на пол. Она тут же проснулась. Открыв глаза, улыбнулась ему.
– Прошу прощения, – пробормотал он, начиная одеваться. – Вероятно, я не имею права беспокоить вас в это время. Еще минута – и я уйду.
– Но, Джоселин… – проговорила она с упреком в голосе. Герцог пристально на нее посмотрел и вдруг понял, что она едва удерживается от смеха.
– Неужели я такой забавный? – проворчал он.
– Мне кажется, вы смущены, потому что спали, а не демонстрировали всю ночь свою мужскую доблесть. Вы, верно, думаете, что должны постоянно доказывать свою неоспоримую мужественность.
Джейн была абсолютно права, и этот факт отнюдь не способствовал улучшению его настроения.
– Я рад, что наконец-то смог вас развеселить, – сказал он, резким движением запахивая плащ. – Имею честь доложить, что в следующий раз приду к вам… когда у меня появится желание. Доброго вам утра.
– Но, Джоселин… – Остановившись в дверях, герцог оглянулся. – Джоселин, это была чудесная ночь. С тобой очень приятно спать.
Герцог коротко кивнул и вышел, хлопнув дверью.
– Черт побери, – пробормотал Трешем, взглянув на часы в холле.
Уже пробило семь. Значит, он провел здесь семь часов! Семь часов провел в постели любовницы и был близок с ней всего один раз! Один раз!
Буркнув привратнику «Доброе утро», он вышел из дома и зашагал по улице.
«С тобой очень приятно спать».
Джоселин усмехнулся. Черт возьми, а ведь сна права. Он действительно прекрасно выспался и чувствовал себя превосходно, даже нога почти не болела. Да, этот сон и впрямь оказался целительным.
Трешем решил зайти домой, чтобы принять ванну и перодеться, а затем отправиться за покупками; он намеревался приобрести небольшое пианино и мольберт, а также краски и бумагу, холст и прочие принадлежности для рисования.
Возможно, лучшее, что можно сделать, оказавшись в столь неординарной ситуации, – это не противиться ей, а плыть по течению. Пусть все идет как идет – все равно конец неизбежен. Рано или поздно Джейн Инглби ему надоест. Так было со всеми его прежними любовницами. Так случится и с нею. Возможно, через месяц или через два, от силы – через год.
А пока почему бы не насладиться новым чувством, новыми ощущениями? Да-да, именно так: новым чувством и новыми ощущениями.
Действительно, почему бы и нет?
Почему бы не насладиться влюбленностью?
Почему бы хоть раз в жизни не позволить себе подобную глупость?
Работая в саду, Джейн наслаждалась ароматом цветов и солнцем, чуть припекавшим спину и рассыпавшим яркие блики по листве. Однако она ни на минуту не забывала о Джоселине…
Да, конечно же, она в него влюблена. И, что еще хуже, влюбленность могла перерасти в любовь. Не было смысла отрицать очевидное, и пытаться бороться с собой.
Возможно, она уже его любила.
Но ведь это ужасно глупо. Она прекрасно понимала, что герцог никогда ее не полюбит, хотя и знала, что он увлечен ею, увлечен всерьез, И кроме того, даже если он полюбит ее, никакого счастливого продолжения не будет, ведь она – его содержанка, его любовница, не более.
И она не могла всю жизнь скрываться. Очевидно, ей не следовало затевать эту игру в прятки. Прятаться и скрываться – ведь это совершенно на нее не похоже. Что ж, ей придется собраться с духом и выйти из тени, придется сделать то, что она давно уже должна была сделать. Ей надо найти графа Дербери, если он все еще в Лондоне, Если же граф уже уехал, она зайдет способ узнать, где находится сыскное агентство, и отправится туда. И нужно обязательно написать Чарлзу. Нужно написать ему обо всем, и он непременно ей поверит.
Она решила отдаться на волю судьбы. Возможно, ее арестуют и станут допрашивать, а потом обвинят в убийстве. Очень может быть, что за этим последует смертный приговор, в лучшем случае – пожизненное заключение. Она будет бороться за себя, будет бороться из последних сил, но больше не станет прятаться и скрываться.
Да, она покинет этот дом, покинет свое убежище.
«Но не завтра, а через месяц», – думала Джейн, выпалывая сорняки из клумбы с розами.
Следовало решиться и установить срок, ведь нельзя тянуть до бесконечности, откладывая неизбежное на месяцы, на годы, Она даст себе один лишь месяц – начиная с сегодняшнего дня. Всего лишь месяц она проведет вместе с Джоселином – будет его подругой в их общей комнате и любовницей в спальне наверху.
Один месяц.
А потом она тайно покинет этот дом и, возможно, предстанет перед судом. Конечно, скандал может затронуть и Джоселина, когда станет известно, что она жила в Дадли-Хаусе, Наверное, кое-кто знает и о том, что она стала его любовницей. Но ей будет все равно, она не станет печалиться. Ведь вся жизнь герцога Трешема состоит из скандалов. Он, очень может статься, даже получит удовольствие от очередного скандала.
Один месяц.
Джейн выпрямилась, оглядывая клумбу. И вдруг увидела шедшего к ней со стороны дома.
– Мистер Джейкобс послал за вами, мисс Инглби. Он велел сказать, что привезли пианино, мольберт и прочее. Он не знает, куда все это нести.
У Джейн защемило под левой грудью.
«Один месяц, всего лишь месяц любви», – думала она, направляясь к дому.
Уже неделю он вел эту странную жизнь… Джоселин забыл об Оливерах, Форбсах, забыл о лондонских сплетнях, и даже с друзьями он виделся лишь в клубе, где проводил час- другой за чтением газет. Друзья, разумеется, обижались, но герцог не придавал этому ни малейшего значения.
Весьма заинтригованные поведением Трешема, Броум и Кимбли как-то раз присоединились к нему, когда он возвращался из клуба. Они шагали по пустынной улице, и виконт, в который уже раз, затронул больную тему.
– Вот что, Треш.,. – проговорил он с усмешкой. – Когда прелестная мисс Инглби тебя окончательно вымотает, можешь передать ее мне. Тогда посмотрим, смогу ли я ее измотать. Я знаю такие фокусы, которым ты едва ли сумеешь ее научить. А если…
Монолог Кимбли был прерван довольно грубо – ударом в: лицо, Кимбли, упавший на тротуар, в изумлении уставился на Джоселина. Тот с не меньшим удивлением посмотрел на свой сжатый кулак.
– Надо же! – воскликнул Конан.
– Вы требуете сатисфакции? – осведомился герцог.
– Но чей же я секундант? – пробормотал Конан.
– Мог бы быть пооткровеннее, старина, – сказал Кимбли, поднимаясь на ноги. – Нужно было сразу все объяснить, и я не подставлял бы челюсть. Господи, да ты влюбился в эту девчонку! Тогда тебя можно понять. Но ты напрасно таился от друзей. Знаешь, Треш, не очень-то приятно, когда тебя бьют по физиономии. Конечно же, я не стану бросать тебе в лицо перчатку, так что не надо строить такую мрачную мину. Сожалею, что оскорбил даму.
– А я сожалею, что ударил друга, – сказал Джоселин. Он протянул руку, и виконт тотчас же пожал ее. – Я понимаю, что вам доставляет удовольствие меня изводить. Я бы поступил так же на вашем месте. Но я не хочу, чтобы о Джейн знал кто-то еще. Не хочу, чтобы ее бесчестили публично.
– Разумеется! – воскликнул Конан. – Неужели ты полагаешь, что мы станем распускать слухи? Но сам факт! Не думал, что доживу до того дня, когда увижу тебя влюбленным. – Он рассмеялся.
