— А ты, — спросила Тайнс, — ты не ходил в школу выживания?
— Я? — удивленно сказал Фассин. — Да какого хрена? Нет, конечно.
— Правильно, — сказала Тайнс. Она сидела, вытянув одну ногу, другую подогнув под себя, положив руку на коленку. — А что? — она помахала рукой. — Разве не круто?
— Они на них охотятся! — сказал ей Фассин.
Тайнс пожала плечами.
— Да, я об этом слышала. Но по крайней мере не едят.
— Ха! Но все же время от времени они погибают. Я серьезно. Они же всего-навсего малыши. Срываются со скал, или падают с деревьев, или попадают в расщелины, или даже кончают с собой, в таком напряжении они живут. Некоторые теряются в лесу, и тогда на них охотятся, их убивают и сжирают настоящие хищники.
— Ммм. Значит, там высокая норма выбывания.
— Тайнс, неужели это тебя ничуть не беспокоит?
Тайнс ухмыльнулась, посмотрев на него.
— Ты хочешь сказать, не пробуждает ли это во мне материнские инстинкты?
Он не ответил. Она покачала головой:
— Нет, не пробуждает. Хочешь спросить, не жалко ли мне этих юных питомцев Аквизитариата? Да, жалко — тех, кто гибнет. Или тех, кто после этого ненавидит родителей. Что касается остальных, то с ними, я думаю, происходит то, что и должно происходить. Вырастает новое поколение истинных эгоистов. Ну, это не по моей части. О них я даже не думаю. А если бы задумалась, то, наверно, стала бы их презирать. Но я не думаю, а потому и не презираю. А может, я бы стала восхищаться ими. Похоже, это еще покруче курса молодого бойца.
— На курсе молодого бойца у тебя есть выбор. А эти маленькие…
— Но не в том случае, если тебя призвали.
— Призвали?
— Законов еще никто не отменял, — она пожала плечами. — Но твоя точка зрения принимается. Этим малышам приходится нелегко. Правда, тут все законно, и потом, богатые — они принадлежат к другому виду, — она говорила безразличным тоном.
— И Сал никогда ничего такого не говорил?
Что-то в голосе Фассина заставило Тайнс посмотреть на него.
— Ты хочешь сказать, — она повела своими темными бровями, — «после этого»?
Он отвернулся.
— Ну хоть бы и после этого.
Тайнс снова вперилась в него взглядом.
— Фасс, на самом деле ты просто спрашиваешь, трахаюсь ли я с Салом, да?
— Нет!
— Мы трахаемся. Время от времени. Спасибо, что спросил. Ты что, поспорил об этом? На крупную сумму?
— Прекрати, — сказал он.
«Черт, — подумал он, — теперь, когда я знаю, я вовсе не уверен, что и на самом деле хотел это знать». Фассин с удовольствием предавался размышлениям о том, как потенциальные или реальные пары — и не только пары — с их курса занимаются сексом (собственно, он сам бывал наблюдателем и даже участником нескольких подобных оргий), но мысль о том, как пыхтят в койке Сал и Тайнс, вызывала у него что-то вроде суеверного страха.
Тайнс подняла бровь.
— Попроси как следует, и, может, мы когда-нибудь разрешим тебе посмотреть. Ведь тебе хочется, да?
Фассин почувствовал, что, несмотря на все свои усилия, краснеет.
— Ну да, я ни о чем другом и не думаю, — сказал он с напускным сарказмом.
— А о школе выживания он никогда ничего не говорил, — сказала Тайнс. — Ни до того, ни во время, ни после. Разве что если я совсем уж отвлеклась.
— Но об этом какие-то ужасы рассказывают! Одна душевая кабина с холодной водой на сто рыл и одна койка на двоих, телесные наказания, лишения, устрашения, а на праздники — бега во всю прыть, а не убежишь — тут тебе и конец.
Тайнс фыркнула.
— В конечном счете ты платишь деньги за то, чтобы с тобой обращались, как с твоими предками, которые всю свою нелегкую жизнь тратили на то, чтобы такого обращения избежать. Это прогресс.
— Я думаю, парень там повредился, — сказал Фассин. — Я серьезно говорю.
— Не сомневаюсь, что серьезно, — Тайнс растягивала слова, демонстрируя, что ей наскучил этот разговор. — Но Сал, кажется, ничуть не возражает. Он говорит, что эта школа сделала его.
— Да, но
Тайнс усмехнулась.
— Это все вина твоих родственничков.
— Нет, — вздохнул Фассин, — тут они ни при чем.
— Как, разве это не связано с насельниками?
— Да? С какого конца тут насельники?
— Ну а кто тут рассказывал о насельнической охоте на собственных детишек? — спросила Тайнс, продолжая усмехаться. — Разве не вы? Наблюдатели…
— Они не были…
— Ну как там это у вас называется — исследования медленных? — Тайнс решительно махнула рукой. — Они охотятся за своими детьми, и принадлежат к древнему, широко распространенному, успешному виду, и обитают рядом с нами. Приходит какой-нибудь умник в поисках новейшего способа ободрать богачей как липку. Какой урок, по-твоему, они из этого извлекут?
Фассин покачал головой.
— Насельники существуют почти столько же времени, сколько Вселенная, они распространились по галактике, но, несмотря на такую фору, им хватает здравомыслия не переделывать весь мир под себя. Они формализовали войну до такой степени, что почти никто не погибает, и большую часть жизни проводят в самых больших хранилищах знаний, когда-либо созданных…
— Но нам говорили…
— К сожалению, их библиотеки самые бессистемные в галактике, и они очень неохотно пускают туда посторонних, да, но все же — они были мирными, цивилизованными и присутствовали повсюду еще даже до образования Земли и Солнца. И какой же единственный урок мы с энтузиазмом зазубрили у них? Охоться на своих детей.
— Слышится отзвук твоих конспектов, — сказала ему Тайнс.
Насельники, как всем было известно, охотились на своих детей. Этот вид обитал на большинстве — на подавляющем большинстве — газовых гигантов галактики; и во всех их планетарных сообществах, подвергшихся достаточно детальному исследованию, взрослые насельники травили собственных детей, охотясь на них поодиночке или стаями, иногда начиная охоту спонтанно, иногда тщательно к ней готовясь. Для насельников это было абсолютно естественно. Обычная составляющая взросления, гармоничная часть их культуры, без которой они не были бы сами собой, традиция, существовавшая миллиарды лет. И даже некоторые из тех, кто брал на себя труд оправдать эту практику перед каким-нибудь инопланетным выскочкой, авторитетно заявляли, что именно охота за молодыми и есть одна из множества причин, по которым им удалось не вымереть за всю эту прорву лет и по сей день предаваться этому безобидному занятию.
Ведь долгожителем, в конце концов, был не только вид в целом; отдельные насельники, судя по всему, тоже жили миллиарды лет, так что, невзирая даже на колоссальный объем жизненного пространства на всех газовых планетах-гигантах в галактике (а они иногда намекали, что и за ее пределами), им нужно было каким-то образом не допускать увеличения собственной численности. А назойливые посторонние виды (особенно создатели крайне недолговечных цивилизаций, прозванные поэтому быстрыми) постоянно
