экваториальной зоне Наскерона. При правильно выбранном угле зрения город был виден в индуцированном освещении и казался начинкой древних механических часов, умноженной и увеличенной в несколько тысяч раз. Издалека или в схематическом изображении он напоминал механизм из миллионов шестеренок: сперва шли шестерни малых размеров, затем те, что покрупнее, соединенные с первыми посредством втулок, зубцов и осей и, в свою очередь, связанные с еще более крупными. Весь этот величественный, совершающий обороты вокруг оси и движение по спирали комплекс, около двухсот километров в диаметре, парил в густом газовом бульоне сотней километров ниже границы туч.
Город являлся узловым пунктом для нескольких линий тучетуннеля. Некоторое время назад пустой вагон прибыл к входному люку, ближайшему к тому месту, где остановились у тучетуннеля Фассин и Хазеренс. Не выходя из вагона, они два раза поменяли линии, чтобы добраться до места назначения по частично освобожденной сети скоростных транзитных труб. Все путешествие заняло один короткий суточный цикл Наскерона, большую часть которого они спали, хотя, перед тем как Фассин уснул, полковник сказала ему:
— Значит, мы не останавливаемся. Вы согласны, майор? Мы продолжаем выполнять нашу миссию. Пока не получим иного приказа.
— Согласен, — ответил он. — Мы не останавливаемся.
Тучевагон причалил, продрался сквозь стену туннелепочек Центрального вокзала Хаускипа и устремился сквозь вязкую атмосферу прямо в Клуб уплотняшек на восьмой экваториальной прогрессии, где Айсул, давний Фассинов наставник/ментор/проводник, присутствовал на церемонии завершения-исключения одного из членов клуба.
В начале своего жизненного пути насельники походили на оголодавших скатов манта — это было в короткий период детства, когда они время от времени становились объектами охоты, — потом они росли, набирали вес, расщеплялись посередине почти по всей длине (что-то вроде юности), меняли горизонтальное положение на вертикальное, завершали таким образом свое развитие и становились взрослыми, внешне напоминая нечто вроде пары больших плетеных бахромчатых колес, соединенных короткой и толстой осью с сильно выпуклыми наружными ступицами, к каждой из которых был прикреплен гигантский краб-паук.
Часть перехода от начальной к промежуточной зрелости включала так называемый период уплотнения, когда тонкие и хрупкие диски юношей превращались в мощные и прочные колеса более зрелых особей: на это время насельники обычно вступали в клуб, где общались со своими ровесниками. У насельников не было никаких особых причин объединяться в этот период их жизни, просто им вообще нравилось быть членами клубов, братств, орденов, лиг, объединений, обществ, ассоциаций, товариществ, групп, гильдий, союзов, фракций, избавительств, развлекательств, и в то же время они, конечно, оставляли для себя возможность принимать участие в неторжественных спонтанных разовых собраниях по тому или иному случаю. Календарь общественных мероприятий был у них очень плотным.
Айсул пригласил Фассина с полковником в свою частную библиотечную комнату в том же Клубе уплотняшек, уставленную стеллажами с книгами-кристаллами. Он не позвал гостей к себе домой, объяснив это так: если посетители слишком наскучат ему или поспешат в другое место, он сможет без особой задержки вернуться к дружкам на торжественный обед и повеселиться в банкетном зале внизу.
— Ну, Фассин, рад вас видеть! — сказал Айсул. — Зачем вы привели с собой эту маленькую насельницу? Она что — еда?
— Нет, конечно же нет. Она — коллега.
— Конечно! Хотя наблюдателей-ирилейтов не бывает.
— Она не наблюдатель.
— Значит, и не коллега?
— Ее послала сопровождать меня Шерифская окула меркаторийского военно-религиозного ордена.
— Понятно, — Айсул был одет в свой лучший изящно-небрежный наряд — сплошные ярко окрашенные бахромки и кружевные изысканные воротники; он чуть подался назад, слегка повернувшись, но тут же снова выдвинулся вперед. — Нет, не понимаю. Что это я говорю? Что такое «окула»?
— Это…
На объяснение ушло некоторое время. Спустя приблизительно четверть часа (все это, слава богу, в реальном времени, без фактора замедления) Фассин решил, что он уже достаточно проинформировал Айсула — настолько детально и полно, насколько то было возможно, не выдавая слишком многого. Полковник время от времени дополняла сведения Фассина, но Айсул, казалось, не обращал на нее внимания.
Айсулу было около пятнадцати тысяч лет, и он считался полновзрослым, которому оставалось еще одно-два тысячелетия до посвящения в траавы, как называлась первая стадия зрелости. При вертикальном диаметре в девять метров (не включая полуофициальные обеденные одеяния с впечатляющим воротником, добавлявшим еще около метра) он практически достиг максимального насельнического размера. Его двойной диск имел в ширину почти пять метров, едва прикрытая одеяниями центральная ось была чуть видна и между двумя огромными колесами выглядела непропорционально тонкой. Насельники немного уменьшались в размерах по мере старения, после достижения средней зрелости, медленно теряя шпиндель-руки и бахромки, а когда их возраст выражался миллиардами лет, нередко вообще утрачивали конечности.
Но и тогда они, как правило, могли перемещаться. Движение обеспечивалось системой лопастей, выходящих из внутренних и наружных поверхностей двух основных дисков. Лопасти эти выдвигались и начинали трепыхаться, — иногда с подкруткой, чтобы придать дополнительный импульс или сделать поворот, — а на холостом ходу замирали, отчего создавалось впечатление, что насельник плывет через атмосферу вразвалочку. Называлось это «вразваливать». Очень старые насельники нередко теряли способность пользоваться лопастями (или теряли их вообще) на наружной поверхности дисков, но обычно сохраняли лопасти на внутренней, а потому, какими бы немощными ни становились, двигаться так или иначе могли.
— Таким образом, — сказал в конечном счете Айсул, — все это сводится к тому, что вы ищете чоала Валсеира, чтобы возобновить определенные исследования в библиотеке под его руководством.
— Именно, — согласился Фассин.
— Понятно.
— Айсул, вы мне никогда не отказывали в помощи. Помогите и теперь.
— Трудновато будет, — сказал Айсул.
— Трудновато будет? — переспросил Фассин.
— Валсеир умер, а его библиотека была списана в глубины или разделена — возможно, как попало, — среди его сверстников, союзников, членов семьи, коллег, врагов или прохожих. Не исключено, что среди всех вышеназванных.
— Умер? — переспросил Фассин.
Он изобразил ужас на сигнальном щитке своего газолета — специфичный замысловатый рисунок, указывавший на интеллектуальное и эмоциональное потрясение в связи с кончиной друга или знакомого из насельников, изобразил не в последнюю очередь потому, что тот умер в ходе исследования, в котором потрясенный и сам был глубоко заинтересован.
— Но ведь он был только чоал! Ему до смерти оставались еще миллиарды лет.
Валсеиру было около полутора миллионов, и он вот-вот должен был перейти с уровня переходников на уровень мудрецов. Градация чоалов была последней в уровне переходников. Средний возраст перевода с уровня чоала-переходника на уровень детомудрецов составлял более двух миллионов лет, но насельники старше и явно умнее Валсеира решили, что он уже готов, хотя еще и в скромных годах. Он был — к сожалению, в безвозвратном прошлом — полуторамиллионолетним вундеркиндом. И когда Фассин видел его в последний раз, тот казался сильным, энергичным, полным жизни. Да, конечно же, он большую часть времени проводил, уткнув свой круговращательный нос в библиотечную пыль, и редко выходил наружу, но тем не менее Фассин никак не мог поверить, что его больше нет. Насельники даже не страдали никакими смертельными заболеваниями. Как могло случиться, что он умер?
— Несчастный случай на яхте, если память мне не изменяет, — сказал Айсул. — Или изменяет? —
