списке последний, все шло гладко, но, когда я приехал, хрен знает что там творилось. Всюду копы и черные мешки для трупов... Видел бы ты наших ребят – как их поуродовали.
Карлос помолчал. Тишина натянулась в цифровой линии связи. В голове Карлоса крутился длинный список врагов его организации и приостановленных сделок; он пытался быстро оценить, кто мог отправить такое послание и по поводу какой сделки, по поводу какой части его территории. Завалить его кузена и двух лучших друзей?
– Куда их застрелили?
И снова Алехандро надолго замолчал.
– В том-то и дело. Их не застрелили.
– А что, закололи? Да говори же, мать твою!
– Нет, братан. Скорее сожрали наполовину.
– Рад, что вы наконец-то приехали дать подписку о невыезде, Ривера, – буркнул детектив Мак-Кинзи с презрительной усмешкой. – Мои напарники, Маллой и Беркфилд, будут очень огорчены, что пропустили ваш визит.
– Бросьте шуточки. Там мои родственники лежат мертвыми, – огрызнулся Карлос, ожидая, пока закончится медленный процесс оформления пропуска. Желваки у него на скулах энергично двигались, а мозг работал над загадкой, кому хватило бы храбрости вот так ворваться в его ближний круг.
– Ладно, потом поговорим, – бросил Мак-Кинзи с отвращением. – Я так понимаю, что вы задержитесь на какое-то время в Лос-Анджелесе, тем более когда увидите, что осталось от вашего экспедиционного корпуса.
– Я там был, когда их привезли на 'скорой', – тихо сказал Алехандро, обращаясь к брату, все еще бледный. – И больше видеть не хочу. Я тебя здесь подожду.
Карлос не стал отвечать на комментарии стоящих перед ним так называемых людей. Уж сколько раз он видел своих на прозекторских столах, в ящиках, на тротуаре, где угодно. Такая у него работа, такой бизнес. На войне бывают потери. Как говорят по телевизору, жертвы среди мирного населения. На войне приходится считать трупы. На войне воюют солдаты, и их убивают. И на войне захват и потеря территории определяется тем, у кого солдаты получше.
Оставив Алехандро, Карлос и копы прошли в холодное хранилище. Этот путь он знал уже почти наизусть, как знал процедуры приема и выпуска из тюрьмы. Сейчас он ждал, пока Мак-Кинзи оформит еще один проход через уровень защиты.
– Я думал, вам это надо видеть, Ривера, тем более что недавно точно так же погиб один молодой артист недалеко от вашего клуба. Может, теперь вам захочется на эту тему поговорить, раз уж острие повернулось в вашу сторону? Вы, сволочи, убираете друг друга на улицах в войне за территории, и мы это знаем, но вам все-таки надо как-то делать это потише. Такая фигня привлечет внимание журналистов, поскольку стрельба из автомобилей уже устарела.
Карлос все так же делал вид, что не слышит этого жирного кретина. От вида дешевого нейлонового костюма полицейского ему блевать хотелось.
– Открывай дверь, – велел Карлос, презрительно фыркнув. – Или кишка тонка на это смотреть? Тогда я знаю людей, которые знают кое-кого, кто выдержит.
Карлос и детектив переглянулись, не скрывая взаимной ненависти, и Мак-Кинзи распахнул дверь.
– Посмотрим, смогут ли те люди, которые знают кое-кого, выдержать вот это, – буркнул детектив и окликнул дежурного коронера.
Карлос застыл где стоял. Он мог только глядеть на изуродованные останки своего кузена и лучшего друга. Тошнота желчью поднялась к горлу, обволакивая язык.
– Что, играет очко? – торжествующе бросил Мак-Кинзи. – Даже у тебя.
– Какого... – только и прошептал Карлос, отшатываясь в ужасе и крестясь.
– У обоих вырваны глотки. Грудь первой жертвы взрезана каким-то инструментом. Рассечены пищевод, аорта, а сердца – по первому впечатлению – выедены. Нападение было совершено спереди, – монотонно забубнил коронер. – У вот этого левая рука висит на жгуте сухожилий и хрящей. Судя по характеру разрывов, жертва пыталась защитить рукой горло, но рука была отброшена в сторону со значительной силой, затем были вскрыты горло и грудная полость. Среди прочего в ней было обнаружено нечто, похожее на большой коготь животного. Сейчас мы проводим анализы, чтобы определить, как было использовано данное оружие и не было ли оно добавлено впоследствии как маркер ритуального убийства.
– Все патроны были расстреляны полностью, – добавил Мак-Кинзи, будто в оправдание. – Да, ваших ребят скрутили и положили не без борьбы. Весь переулок усеян пулями в металлической оболочке. Столько, что можно было бы поджечь половину Лос-Анджелеса, но, естественно, никто ничего не видел и не слышал – кроме Хуана де Хесуса. К сожалению, у него нет языка и половины нижней челюсти, будто его кто-то поцеловал и решил куснуть на память. Он в коме и потерял столько крови, что еще сутки в себя не придет. Так что у нас нет свидетелей, которые могли бы рассказать о нападавших или дать их описание.
– Насмотрелся, – прошептал Карлос, стараясь не вдохнуть вонючий воздух.
– Понимаю, – согласился Мак-Кинзи, следуя к выходу за спешащим Карлосом.
А Карлоса бил одновременно и жар, и холод. На лбу выступила бисером испарина, и он стер ее ладонью. Детектив прислонился к стене, глядя, как Карлос, согнувшись пополам и вцепившись рукой в дверь лифта, ловит ртом воздух.
– Madre de Dios, – прошептал Карлос, снова осеняя себя крестом. – Когда я узнаю, кто это сделал...
– А не хотите сперва с нами поговорить? Может, рассказать чего-нибудь насчет своей торговли наркотиками? А мы за это кое-чего простим, а еще – свинтим тех, кто трясет наш город? Честный обмен – не грабеж, Карлос.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Лифт открылся, и Карлос несколько овладел собой. – Я занимаюсь только легальным бизнесом. Те люди, которые это сделали...
