причина военного конфликта.
Наконец, разобравшись, что дело совсем не в ней, она решилась спросить – потому что боялась дальнейшей правды, которая могла разрушить ее хрупкий замкнутый мирок:
– И что, эта штуковина. Экс… как ты сказал?
– Эксцессия.
– И что, эта Эк-секс-ия действительно имеет такое важное значение?
Аватара ответил грустным, задумчивым взглядом. Затем пожал плечами. Последнее получилось у него особенно убедительно.
– А для тебя лично? – допытывалась она.
Он покачал головой.
– В этом мире многое неподвластно уму, – сказал он, вставая. – Запомни, Дейэль, запомни, девочка, дорогая, ты можешь оставить меня в любой момент. Корабль сделает все, как ты пожелаешь.
– Пока я остаюсь. И когда?..
– Через несколько дней, – сказал он. – Все будет хорошо, и мы еще увидим небо в алмазах.
Он постоял немного, зачарованно глядя, как она вертит в руках маленькую башенку. Затем кивнул, повернулся и тихо покинул зал.
Она не заметила, как он ушел. Склонившись над доской, она поставила маленькую башенку на восьмиугольник, на самый край доски, где берег граничил с голубой каемкой, изображающей море, поблизости от которого, на расстоянии нескольких ходов, разместился плацдарм Аморфии. Она еще никогда не пробовала ставить башенку в такую позицию, ни в одной из их игр. Так она поступила впервые. Доска ответила на этот ход заунывными протяжными криками чаек, плеском волн, вздымавшихся тяжелыми гребнями. Дохнуло соленым ветром – и вот она вновь очутилась там, у моря, и ветер шевелил ее волосы, и ребенок толкался у нее во чреве, пробуждая к жизни.
Она сидела на прибрежной гальке, скрестив ноги, башня высилась у нее за спиной, солнце гигантским защитным экраном погружалось в темное беспокойное море. Она запахнула шаль и провела рукой по длинным черным волосам. Волосы слиплись, свалились в колтуны. Она не пыталась их расчесать, она думала о том, как долго будет длиться процесс, который ждет ее впереди, – и расчесывать ее будет, конечно. Бэр. Она вспомнила, что он мог заниматься этим с утра до позднего вечера.
Волны с шипением перекатывались на гальку и ракушки: казалось, у ее ног дышало исполинское морское животное.
Положив ладони на колени, она закрыла глаза. Соленый ветер заставлял трепетать ее ноздри, волны приходили одна за другой, и ей казалось, что она растворяется в их мерном колыхании: она чувствовала себя частью огромного зыбкого океана. А там, в его глубинах, в его подводных дворцах, как в колыбели, дышал и двигался ее ребенок, ее возлюбленное дитя.
Ее тело, пройдя череду изменений, защищало и кормило ребенка, снабжая его кровью, воздухом и энергией.
Проверив самочувствие младенца и убедившись, что все в порядке, она вернулась из внутреннего мира во внешний, который был таким же нереальным.
В этом мире рядом с ней был Бэр, и он был мужчиной. Он стоял в воде по колено у самого берега в мокром гидрокостюме. Золотые кудри намокли, лицо потемнело от закатного солнца.
– Добрый вечер, – произнесла она, улыбаясь.
Бэр кивнул, выбрался на берег, точно верный дельфин, сел рядом и обнял ее.
– Ты в порядке?
Она положила ладонь на руку, сжимавшую ее плечо.
– Мы оба в порядке. А как Банда?
Бэр рассмеялся, стягивая розовую кожу скафандра.
– Скилпику понравилась идея побродить по земле. Он сказал, что ему стыдно за своих предков, которые вышли из океана, а потом залезли обратно в воду, так как воздух показался им слишком холодным. Он захотел, чтобы мы сделали ему аппарат для прогулок по берегу. Говорят, он сбрендил, хотя никто не против идеи как-нибудь вместе полетать. Я оставил им побольше экранов и увеличил доступ к архивам. Вот что они передали мне – специально для тебя.
Бэр вытащил из кармана гидроскафандра какой-то предметик и положил ей на ладонь.
– Спасибо! – она бережно держала в руках маленькую фигурку, вырезанную из камня. Это был человек, каким он виделся обитателю морских глубин: ноги-плавники, сросшиеся, как у русалки, чуть утолщенное, как у аквариумной золотой рыбки, тело, покатые плечи пловца, тонкая шея и голая голова, напоминающая наконечник торпеды. Очень похоже. Наверное, она сама так выглядит в гидроскафандре. Живот у нее, конечно, сейчас побольше, а бедра вообще-то не такие широкие. По всей видимости, работа Джистиг: чувствовалась рука мастера.
– Похоже на меня?
– Особенно живот.
– Ах, негодяй! – воскликнула она, хлопнув его по мокрому плечу.
Бэр улыбнулся, лучи заходящего солнца сверкали в каплях, оставшихся на его загорелом мужественном лице. Он взял ее за руку, помог встать.
– Пойдем домой. Или так и останешься ночь напролет разговаривать с морем? У нас же гости, ты не забыла?
Она собралась ответить, но вдруг ощутила себя неуклюжей и беспомощной. Заныла спина.
