– Шесть тысяч в месяц? Нет, ну ладно, я еще понимаю, что в принципе это может иметь какой-то смысл, но чтобы столько? Нет, ты определенно спятила! Совсем совести нет! Я не согласен!
А я еще за него заступалась. Права Марсия, надо было все десять просить. И это он еще про дом не прочитал.
– Не согласен – оспаривай. Имеешь право. Хотя это меньше, чем половина твоего среднего заработка.
– Моего! Моего – заметь – заработка. Я на этой фирме сутками гроблюсь, а ты, между прочим, все это время на моей шее сидишь и палец о палец не ударила!
Вот, значит, как оно бывает. Я, конечно, слышала о случаях попрекания куском хлеба, но представить себе, чтобы вот так... Чтобы меня... Чтобы Ник...
Но, с другой стороны, я, хотя и была, безусловно, неприятно удивлена и обижена, но, как ни странно, далеко не так сильно, как могла бы, если бы... В общем, скажи Ник мне что-нибудь подобное, скажем, неделю назад – я бы его убила. Или, как вариант, умерла бы сама. Просто тут же, на месте. А сейчас... Даже странно. Нет, в первый момент вдохнула, конечно, глубоко, но уже во второй – выдохнула, собралась и была готова к отражению атаки.
– Ну, насчет суток напролет ты явно преувеличиваешь, времени заводить романы и шляться по мотелям тебе все-таки хватает. И силы, что очевидно, еще на многое остаются, не прибедняйся. Да и насчет меня ты, по-моему, слегка зарываешься. Тебе самому-то не стыдно, Ник?
– А тебе? Устроила тут, понимаешь, энтерпрайз! Адвокат, договор! Бегаешь, сама не знаешь, чем заняться. Я это не подпишу и делать ничего не буду, так и знай.
– Сколько влезет. И без тебя все сделают, я тебе уже говорила.
– И денег я тебе не дам ни копейки! Плати своему адвокату, чем хочешь.
Ладно, Ники. Сам нарвался. Я хотела по-хорошему.
– Очень хорошо, – насколько могла ласково сказала я. – Не давай. Не плати мне алиментов, попрекай меня деньгами, трать отнятое у меня на зайчиков, закладывай мой дом, сколько тебе угодно, замечательно. Кстати, обрати внимание – дом я теперь заложила сама, и кредитная линия будет оформлена на мое имя.
– Что-о? – взревел Ник. – Дом? Да как ты посмела?
– Это не я посмела, Ники. Ты вспомни получше. Я только подтвердила свое согласие на твоем заявлении.
– Это... Да это... Это тут вообще ни при чем! – захлебнулся он.
– Да? Очень странно. А я-то думала... Нахожу, понимаешь, твои телефонные разговоры неизвестно с кем, и тут же залоговое письмо лежит... А оно, оказывается, и ни при чем совсем...
– Ни при чем! – Ник, кажется, обрел возможность разговаривать. – Это у меня на фирме... Для дела... Надо было быстро перехватить денег, там по контракту дыру заткнуть...
– Так что же ты мне не сказал? Про дыру?
– Чтобы ты крик подняла? А то я не знаю, как ты над этим домом тряслась. Все равно бы ты не согласилась.
– И поэтому ты заложил его втихаря. Сюрприз такой, да?
– Я ничего не закладывал! Они же мне отказали! А потом я перекрутился и думать про это письмо забыл, замотался, а ты, за моей спиной...
Интересно, врет он или нет? Может ли быть, что нет? Что действительно надо было для дела, что замотался... Хотя – какая разница? Закладывать мой – наш – дом за моей спиной все равно мерзко, и одного этого достаточно, а уж в сочетании с зайчиком... Не верю! Не могу, не буду больше верить. Единожды совравший... И не единожды. Как я могу теперь верить хоть чему-то, что ты мне говоришь?
– Ну извини. За спиной. Это потому, что твой перед был так прочно занят разными зайчиками, мне было не подступиться.
– Это твои проблемы. Ни копейки ты от меня не получишь!
Ну конечно. Мой дом, моя жизнь – и твои драгоценные деньги. Фиг тебе.
– Да не надо мне твоих копеек, успокойся, Ники. Только напомни мне, пожалуйста, сколько процентов акций компании записано на меня? Двадцать, правильно?
– Ну... да, – согласился он. – Дурак я был, что на тебя их оформил.
– Когда ты это делал, ты рассуждал слегка по-другому, – улыбнулась я. – Ты хотел, чтобы твой пакет был больше, чем у твоего компаньона. А так как я участвовала, можно сказать, в процессе зарождения фирмы буквально и непосредственно, в виде супов и жареной картошки, да и не только, и все это сознавали, тебе удалось его уговорить принять меня в учредители. Но это неважно, Ники. Акции записаны на меня, и у меня, тем самым, есть право голоса в совете директоров?
Это, в общем, был даже не вопрос, и Ник только мрачно кивнул.
– И я каждый год выписываю тебе доверенность на управление от моего имени, – продолжала я. – Срок последней доверенности истекает в сентябре, Ники, я проверила. Сейчас у нас май. Ты можешь не давать мне ни цента, Ники, но будь уверен – следующую доверенность я не подпишу. И делай тогда, что хочешь.
– Дура! – закричал он. – Что тебе толку с этих акций, ты не сможешь их продать, ты же все равно ни черта не понимаешь в этих делах. Ну даже если ты явишься на совет директоров, что ты будешь там делать-то?
– А это уже неважно, Ники. Я ничего делать не буду, но и ты без моей подписи много не сделаешь. Вы без моего согласия ни одного решения провести не сможете, ни одного финансового мероприятия провернуть. Фирму можно будет продавать, а вернее, объявлять банкротом, только я и на это могу не согласиться. Кроме того, я же могу еще проще. Просто выдам такую же доверенность, но не тебе, а твоему партнеру, вот и все дела.
– Ты совсем спятила! Он же идиот! Вы все дело угробите! Я и кредит на дом запросил, потому что этот козел не мог понять... И ты еще туда же!
– Очень может быть, Ники. Все кругом идиоты, один ты умнее всех. Вот ты, раз такой умный, и подумай про мои алименты, Ники, и хорошо подумай. Время у тебя пока есть. Мой адвокат с тобой свяжется.
С этими словами я встала, ушла в свою комнату и заперла за собой дверь. Впрочем, я не ожидала, что после этого нашего разговора Ник будет делать попытки ко мне прийти. Разве только чтобы придушить меня во сне. В шутку подумав об этом, я вдруг испугалась всерьез. Фирма для Ника всегда значила очень много, а еще и дом, и счета... Это он подзабыл про них в горячке ругани, но скоро вспомнит, Ник далеко не дурак, а уж когда речь заходит о деньгах... До удушения, конечно, вряд ли дойдет, но дело явно вышло из разряда шуток и развлечений. На всякий случай я еще раз проверила дверь. Заперто. Тогда я заперла еще и ставни на окне, вздохнула и стала ложиться спать.
Измотанная всеми предыдущими переживаниями и полубессонными ночами, я заснула неожиданно быстро и крепко, как выключилась. Собственно, наверное, так и было – организм просто дошел до предела физических возможностей, послал на фиг мозги с сознанием и потушил свет. Проснулась я от стука в дверь и голоса Ника, кричавшего за дверью:
– Открой! Лиза! Открывай немедленно, иначе я взломаю дверь! Вызову полицию! Сейчас же открой!
Голос у него при этом был не взволнованный, а очевидным образом злой, то есть он явно не беспокоился о моем состоянии, а чего-то от меня хотел, причем немедленно.
В комнате было темно, и я не сразу вспомнила, что закрыла вечером ставни. До того как сообразила взглянуть на часы, я была уверена, что все происходит глубокой ночью. Представляете, вы просыпаетесь среди ночи от того, что к вам в комнату ломится с криками практически бывший муж, с которым у вас был накануне тяжелый разговор с финансовыми последствиями? Ну, и что с вами будет? Правильно, то же самое почувствовала и я. Я дико испугалась. До дрожи. До потери способности не только что-то делать, но даже соображать. Собственно, я и на часы-то посмотрела только после того, как Ник перестал орать и биться за дверью, затих и – я сильно на это надеялась – ушел. Все-таки ему хватило ума не ломать дверь и не врываться ко мне. Потому что это – уже совсем другая статья, в максимально буквальном смысле этого слова. Да и двери, к счастью, у нас такие, что их так просто не высадишь.
В общем, я довольно долго приходила в себя. В конце концов, конечно, справилась кое-как, но все
