– Из наших, да, только еще на пару лет старше, вряд ли ты его знаешь.
Этот ответ совершенно удовлетворил моего собеседника.
– Нет, ну здорово! Через столько лет, вот так, в кабаке... Ну а ты сейчас где, что вообще?
– Вообще... Да как-то... Мы же сразу после института в Америку уехали. Муж в аспирантуру там поступил. Так и остались. Живем, работаем.
– Здорово! А ты приехала, значит. Надолго?
– Как получится, – неопределенно ответила я. В детали мне, по понятным причинам, вдаваться опять не хотелось. И, чтобы не пришлось, я, согласно всем правилам, перешла в наступление и начала спрашивать сама: – А ты чем занимаешься? Между прочим, я-то тебя так и не припомню. Ты вообще кто?
– Я Сашка Орлов, – радостно засмеялся он. – Ясно, что ты меня не помнишь, я на год младше учился, ты на таких салаг и не смотрела. Но я-то теперь тебя вспомнил. Ты же у нас первая красавица считалась...
Получи, фашист, гранату. Заслужила.
– Что ж, выходит, были когда-то и мы рысаками... То-то ты меня не узнал.
Он опомнился.
– Я болван. Конечно, ты и сейчас красавица. Просто изменилась, повзрослела... И потом – я же не ожидал тебя здесь встретить. Вася говорит – такая женщина редкая...
Я не выдержала и засмеялась.
– Что ты смеешься? Я серьезно.
– Я тоже. Редкая, как гремучая змея.
– И это тоже есть. Не без того.
И мы хором захохотали.
В общем, все получилось очень славно. Мы болтали взахлеб, вспоминая «минувшие дни» и то и дело обнаруживая общих знакомых, которых оказалось поразительно много, что было одновременно естественным и немного странным. Столько лет бродить в одной толпе по тем же коридорам и так и не познакомиться? Зато сейчас все к лучшему. Надо сказать (еще одно забытое ощущение, на этот раз из приятных), давно я не помнила себя настолько в центре сосредоточенного мужского внимания. Ну, когда каждое твое слово интересно, и ты знаешь, что не можешь сказать глупость, даже если вслух произносишь и не одну... Но, если честно, тут было не только это. К сладостному дыму воспоминаний тонкой струйкой примешивалось что-то еще... Ну, или мне очень хотелось, чтобы оно примешивалось, настолько, что я его, это что-то, здесь увидела, а увидев, тем самым превратила в реальность, и тогда Саша увидел его тоже, и от этого оно стало реальным на самом деле...
Короче говоря, похоже, я ему нравилась не только и не столько в качестве бывшего однокашника. По крайней мере мне так казалось. Потому что мне этого очень хотелось, на самом-то деле. Настолько, что я не могла себе в этом признаться. Впрочем, возможно, тут в мою пользу просто сработала магия времени, когда он вдруг увидел во мне не сорокалетнюю бабу, приставшую в ресторане к его приятелю, а красотку- второкурсницу, познакомиться с которой, будучи новичком-салагой, даже не мечтал. И вот – алле-гоп, мечты сбываются! Весь вечер на арене звезда балета!
Все дело-то, конечно, просто в том, что стереотипы, запавшие в душу с юности, могут жить там, законсервированные в рутине будней, почти вечно. И, если их случайно расковырять, окажутся такими же свежими, как в первый день. Но какая разница, что за чем стоит? Главное – вот он, сидит напротив, смотрит, не отрываясь, за каждым случайным жестом с готовностью видит красоту, за каждым словом – залежи ума... И я, со своей стороны, окунувшись в этот фимиам, пусть даже несколько залежалый, тоже расцветаю навстречу и действительно с каждой минутой становлюсь все больше похожа на себя ту, которую он вспоминал...
В общем, как бы там ни было, над нашим столиком в воздухе густо замешивалось то, что называется «химией». Хотя к реальной науке эта деликатная субстанция не имеет никакого отношения, уж кому бы это и знать, как не нам, выпускникам лучшего технического института страны. Наш купидон Василий, кстати говоря, так и пропал со своей девицей, но мы и не вспомнили о нем ни разу до того момента, как я, случайно глянув на часы, не увидела на них только одну стрелку вместо двух.
– Мама дорогая! Это что же – уже двенадцать? Мне пора...
– Да ладно, – махнул рукой Саша. – Чего пора, время детское. Посидим еще, хорошо ведь...
– Хорошо, правда, но все равно поздно. Метро скоро закроется, и вообще...
– Чего? Какое метро, ты о чем?
– Обычное. Буква М такая, знаешь? И поезда под землей.
– Да знаю я метро, но при чем тут оно?
– Я на нем езжу.
– Лиза, – он взял меня за руку, – ну какое метро? Если ты без машины, я тебя отвезу, не вопрос. Где ты живешь?
– На «Аэропорте». Тут недалеко. Но я сама отлично доеду.
– Аэропорт? Это «Шереметьево», что ли? Так туда метро не ходит, что ты мне голову морочишь?
– Это метро «Аэропорт», ты сам все перепутал. Нет, я пойду. Я спать хочу, поздно уже.
– Ну ладно. Я тебя провожу, а потом вернусь. Наш вечер только начинается. А может, останешься? Надоело здесь, поедем куда-нибудь в клуб посидим?
При мысли о клубе я решительно бросила на стол салфетку и поднялась.
– Нет, спасибо. Я не любитель клубной жизни. Мне и здесь достаточно накурено.
– Правда? – он с изумлением обернулся по сторонам. – А я и не замечал никогда...
Мы вышли на улицу. Накрапывал дождик. От одной из машин в нашу сторону шагнул плечистый молодой человек с раскрытым черным зонтом наготове.
– Спасибо. – Саша взял у него зонт и поднял надо мной.
Я вертела головой по сторонам.
– Так. Это бульвар, это... Петровка, кажется. Значит, к «Пушкинской» – мне туда?
– Наверное. Но зачем? Ты что – пешком, что ли, идти собралась?
– Ну да. К метро же. Да чего тут идти-то? По бульвару десять минут, меньше даже.
– Да я тебя отвезу.
– Не надо. Отлично я дойду, не выдумывай.
– А дождик?
– А знаешь, мне даже нравится... Дождь, ночной бульвар, листья шуршат, капли стучат... Как будто я снова студентка, буду идти по бордюру и прыгать через лужи. Класс!
Меня до сих пор не отпустило то восхитительное, давно забытое, пьяное ощущение собственной абсолютной красоты и уверенности, что можно делать и говорить что угодно, все будет услышано и воспринято именно так, как надо. Саша посмотрел на меня как-то странно, но протянул руку.
– Ну пошли, студентка.
На бульваре было почти сухо. Кроны старых лип, перехлестнувшись где-то в вышине, не пускали вниз слабенькие струйки дождя, но воздух был влажным и свежим. Пахло почему-то скошенной травой. Мы, не закрывая зонта, шли под руку, и я боком чувствовала твердый локоть. Хотелось ткнуться головой в плечо, и пусть бы меня вели, вели... От плеча слегка пахло табаком, и мне почему-то это нравилось. Привыкаю?
Мы шли молча, но это не мешало, наоборот. Бывает такое хорошее молчание, когда понимаешь, что молчишь вместе. Практически хором. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что слова как-то не нужны, и без того славно. Хотелось идти и идти, но бульвар быстро кончился. Впереди появились огни Пушкинской площади. Я свернула с главной аллеи налево, к переходу.
– Пойдем лучше справа перейдем, – остановил меня Саша.
– Почему?
– Потому что вдоль бульвара движение одностороннее.
– Ну и что? – не поняла я.
– Так слева – встречка, – пояснил он.
Я все равно не поняла.
– Машина там не проедет, по встречке-то.
