Дом Шарля Мансье оказался невелик, на каждом этаже имелась только одна комната. Дверь была не заперта, и Ла Гут двинулся внутрь, оставив свою лошадь под присмотром кучера Гастона. Луи последовал за Ла Гутом.
Они вошли в большую кухню, занимавшую весь первый этаж. Два лучника рылись в сундуках и шкафах. Старая женщина рыдала, сидя на табурете.
Но первое, что бросилось в глаза Луи, было тело на крюке, вбитом в одну из балок потолка. Красный распухший язык вывалился изо рта. Голова Мансье была как-то странно вывернута. Он походил на тех толстых серых крыс, которых привешивали к вывеске лавок, торгующих мышеловками.
На полу валялся опрокинутый табурет. Должно быть, Мансье встал на него, чтобы вдеть голову в петлю, а затем оттолкнулся. На других балках висели медные тазы, окорок и даже высушенные цветы. Вместе они составляли удивительный ансамбль.
Луи решил осмотреть труп. Мансье был в кружевной рубашке и камзоле черного бархата с разрезами на рукавах, которые Луи видел на нем в Пале-Рояле. Вонь от испражнений казалась невыносимой.
— А, вот и вы! — воскликнул Гастон, спускаясь по лестнице, которая, несомненно, вела в спальню на верхнем этаже. — Как видишь, я попросил ничего не трогать, но дело ясное — самоубийство! Можно теперь снять труп? Вид у него не слишком приятный, да и запах тоже. Кишечник был опорожнен.
— Подожди минутку, — сказал Фронсак, изучая комнату.
Гастон велел зажечь все свечи. Из мебели здесь были круглый стол, покрытый плотной скатертью, кресло и три стула, а также посудный шкаф, где лежали фаянсовые тарелки.
— Сколько комнат наверху? — спросил Луи служанку.
— Только спальня хозяина, — ответила она. — Мой соломенный матрас на чердаке. Есть также винный погреб. Лестница вон там. — Она указала пальцем на отверстие в углу.
— Я уже осмотрел верхний этаж и винный погреб, — заверил Гастон. — Сейчас покажу тебе все, что нашел.
Луи знал, что комиссару можно доверять. Гастон ничего не упустит. Однако он не обратил внимания на одно важное обстоятельство.
— Ла Гут, вы мне сказали вчера вечером, что видели мсье Мансье в домашнем халате.
— Да, мсье.
— А сейчас он в камзоле.
— В самом деле.
— В котором часу вы его видели?
— Колокола Нотр-Дам прозвонили четыре.
— Мадам, ваш хозяин выходил вчера из дому после четырех?
— Да, мсье. Чуть позже семи какой-то мальчишка принес записку. Мы ужинали за этим столом. Он прочел и сказал, что ему нужно уйти — его ждут в «Сосновой шишке». В восемь он еще не вернулся, и я пошла спать.
— Такое часто случалось?
— Чтобы он выходил? Да, бывало. Он же хозяин!
— А когда он вернулся?
— Не знаю, мсье. Я спустилась сегодня утром, и он был здесь. Повешенный за шею.
Она разрыдалась.
Луи с Гастоном поднялись наверх. Спальня занимала весь этаж. Она была красиво обставлена. Кровать с балдахином стояла в углу, между ней и стеной оставлен небольшой альков. На одной из стен висел выцветший фландрский гобелен: можно было различить только очертания лошадей. Напротив — камин с поперечной перекладиной для крюков, медные подставки для дров, два котелка и даже вертел. Перед очагом лежали глиняные кувшины и таз. На маленьком столике — ночной горшок.
Два обтянутых тканью стула и сосновый стол занимали остальную часть комнаты. На столе — чернильницы и перья, а также два медных канделябра, в которых Гастон зажег свечи. Дополняли меблировку шкаф и резной буковый сундук. Луи открыл шкаф. В нем находились многочисленные полотняные и шелковые рубашки, камзолы из саржи и дамаста, несколько пар туфель с пряжками и домашние тапки. Все вещи — чистые и аккуратно разложены по своим местам.
Обстановка свидетельствовала о достатке, соответствующем уровню зажиточного буржуа.
В сундуке лежали бумаги и папки. Луи открыл первую из них.
Это был договор по продаже десяти должностей чиновников-мерильщиков и контролеров древесного угля.
Он просмотрел другие бумаги. Вновь договора, все небольшой ценности, но одобренные Финансовым советом.
Значит, Мансье участвовал в коммерческих сделках. Для этого требовалось состояние.
— Я был удивлен так же, как ты, когда обнаружил эти бумаги, — сказал Гастон, стоявший у него за спиной. — Договора не слишком крупные, речь идет о продаже незначительных должностей — винных глашатаев, мерильщиков леса, — однако в целом они должны были принести ему кругленькую сумму.
— Тем не менее, для участия в таких делах нужны значительные накопления, — сказал Луи. — Откупщик должен оплатить наличными, в луидорах и экю, выставленные на продажу должности. Откуда у Мансье деньги?
— Взгляни на дно сундука, — иронически предложил Гастон.
Приподняв папки, Луи обнаружил большую железную шкатулку. Он вынул ее и открыл.
Шкатулка была заполнена золотыми луидорами.
В конторе Луи привык иметь дело с крупными суммами денег. Он прикинул, что здесь около двадцати тысяч ливров.
Закрыв шкатулку, он положил ее обратно в сундук, а затем подошел к окну. Уже рассвело, и было видно, как под мостом яростно перекатываются волны. Из-за дождей Сена сильно поднялась. Лопасти мельниц, установленных под арками, крутились с большой скоростью.
Почему Мансье не выбросили в реку из окна? — спросил он себя.
— Мне надо тебе кое-что показать, Гастон, — сказал он, наконец. — Спустимся вниз.
Они вернулись к трупу. Луи еще раз осмотрел его. Лучники, Гастон и Гофреди молча наблюдали за ним.
— Вы не знаете, живет ли на этой улице врач? — спросил Луи старуху.
Все с изумлением переглянулись. Мансье не производил впечатление человека, которому нужен врач. Ответил Луи один из лучников:
— Я живу недалеко, на Гревской площади, и там есть врач.
— Вы не сходите за ним?
Лучник тут же вышел.
— Что ты задумал, Луи? — спросил Гастон.
— На ногах у Мансье сапоги. Его комнатные туфли в спальне. Человек он был очень аккуратный — вспомни, как уложены вещи в шкафу! Обрати внимание, что сапоги заляпаны грязью и навозом. Взгляни на каблуки: здесь слой очень толстый, сильно воняет.
Все кивнули, не скрывая некоторого удивления. Луи продолжил, обратившись к старой женщине:
— Мадам, ваш хозяин всегда ходил по дому в сапогах?
— Никогда, мсье! Он снимал их при входе, и я приносила ему комнатные туфли.
— Так я и думал. А теперь восстановим сцену: Мансье встает на табурет, привязывает к крюку веревку и засовывает голову в петлю, затем отталкивает ногой табурет. Согласны?
Все кивнули.
— Посмотрите на табурет, — вновь заговорил Луи. — Ни малейших следов грязи. Ничего! Мансье не стоял на нем. Значит, стулья? Тоже чистые. Вывод: он не сам повесился, ему помогли это сделать. Теперь подойдите сюда.
Он подозвал их к сосновому столу, стоявшему недалеко от табурета.
— А теперь посмотрите на пол, здесь следы грязи. Очевидно, тот же самый навоз, что и на сапогах, но он тянется двумя полосами, как если бы тащили тело в грязных сапогах. А сейчас подойдите сюда.
Он приподнял скатерть. На столешнице были хорошо видны навозные следы.
