10
Начало мая 1643 года
Луи хотел немедленно повидать Гастона, но друга его в Париже не оказалось, и встретились они только первого мая. Гастон не слишком удивился, услышав последние новости.
— Пикар завербовался в армию Энгиена? Тогда понятно, почему мы не сумели выйти на его след…
— Летелье наверняка отыщет его в списках волонтеров. Узнав, в каком он служит полку, можно отправить четырех приставов с приказом схватить его и привезти в Париж, — предложил Луи.
Гастон в замешательстве закашлялся.
— Все не так просто, — наконец произнес он. — Два месяца назад я мог бы обратиться с этой просьбой к Лафема, и он бы сделал все быстро. Однако нынешний начальник, замещающий его, не желает ничего делать. Нужно подождать назначения нового гражданского судьи.
— И сколько же придется ждать? — встревожился Луи. — И кого еще назначат на место Лафема!
— Говорят, назначение произойдет через два или три дня. По слухам, место Лафема займет Антуан де Дре д'Обре.
— Мне кажется, я встречался с ним в парламенте, — подумав немного, сказал Луи.
— Обре — один из преданных слуг Ришелье. Он был интендантом правосудия в Провансе, и мне кажется, сможет стать таким же хорошим гражданским судьей, как Лафема. Хотя он, разумеется, не столь жесток.
— Посмотрим! — отозвался Луи. — Надеюсь, наше терпение не обойдется Франции слишком дорого.
В тот же вечер Бутье сообщил, что в последние дни апреля король причастился святыми дарами. Если его действительно отравили и если Пикар знал яд, отравителя или противоядие, значит, надо срочно отыскать Пикара. Но как?
Через два дня взволнованный Гастон ранним утром ворвался в квартиру Луи.
— Дре д'Обре назначен гражданским судьей! «Газетт» сообщит о его назначении через пару дней.[55] Сегодня после полудня я встречаюсь с ним, чтобы поговорить о нашем деле.
— Главное, постарайся убедить его, что действовать надо быстро, — напомнил другу Луи.
Но, как он и опасался, дело совсем не продвигалось. Прошло воскресенье, потом еще несколько дней, потом еще… Не выдержав, Луи отправился к Гастону и застал друга в великом возбуждении.
— Ничего! Ты слышишь — ничего! А ведь Дре д'Обре времени не терял: сразу после нашего разговора он направил запрос Летелье, а тот поручил нескольким секретарям заняться изучением списочного состава армии. Но следов Эвариста Пикара не обнаружил никто. Быть может, он записался в армию под другим именем? У Дре д'Обре нервы на пределе, тем более что это его первое серьезное дело, а министр сообщил ему, что он вчера видел короля и тот, тяжко вздыхая, произнес: Taedet animam meam vitae meae.
— Чувствует душа моя отвращение к жизни, — пробормотал пораженный Луи.
Он повторил про себя эту безнадежную латинскую фразу. Да, дожидаясь, пока другие исполнят работу за него, он совершил величайшую ошибку. Вспомнив, как настаивала на его поездке в армию Анна Дакен, он в порыве отчаяния и ярости схватил Гастона за руку:
— Давай оставим их, Гастон. Поедем сами в лагерь Энгиена, отыщем Пикара и привезем его в Париж. Нельзя больше терять времени, мы и так его слишком много потеряли!
Гастон сделал отрицательный жест.
— Подумай, что ты предлагаешь! Лагерь огромен и вдобавок каждый день меняет месторасположение. Мы не знаем точно, где он находится. И вряд ли Энгиен разрешит проводить расследование, особенно накануне сражения, ведь это может отрицательно повлиять на боевой дух войск!
— Ты должен получить разрешение! У нас больше нет выбора, — отчеканил Луи. — Если ты не хочешь ехать со мной, я поеду один.
Гастон не привык долго колебаться. Убедить его порой бывало трудно, но по следу преступника он всегда шел с той же страстью, что охотничий пес по следу зверя, а потому устоять не сумел. Скорчив недовольную мину, он кивнул утвердительно и с этой минуты с головой погрузился в подготовку поездки.
Тем не менее, чтобы получить согласие на следственные действия в армии, потребовалось четыре дня: французская администрация всегда была неповоротлива!
Утром десятого мая — наконец-то! — они выехали в расположение армии герцога, примерное местонахождение которой им указали в министерстве. Молодых людей сопровождал Гофреди.
Три дня друзья рыскали между Амьеном и Перонном и уже почти совсем потеряли надежду, когда вечером четырнадцатого мая крестьянин, встретившийся им неподалеку от аббатства Дервак, возле Сен-Кантена, наконец навел их на след.
— Они были здесь! — сказал им крестьянин, указывая на широкую равнину. — И ушли сегодня утром! Наконец-то! Они разорили всю округу, будь они прокляты!
И он в сердцах плюнул на землю.
Ужасная новость! Ужасная не потому, что они узнали об очередных грабежах и насилиях, которые в ту эпоху воспринимались как само собой разумеющееся — надо же было как-то кормить и размещать войска! — а потому, что армия снялась с места.
Скрепя сердце герцог Энгиенский, соединившись с Шампанской армией, по совету своего штаба двинулся на Аррас. Шампанская армия перешла под его начало.
Однако герцог по-прежнему сомневался в тактике противника. Будут ли испанцы наступать через Аррас, как утверждали его офицеры, или же предпримут более сложный маневр, например, обогнут Пикардию, повернув на Люксембург и Арденны? Риск огромен: если французские армии двинутся в неправильном направлении, испанцев никто не остановит и они пойдут прямо на Париж!
Понимая важность принятого им решения, прежде чем идти дальше, Энгиен послал в испанский лагерь лазутчиков — вызнать планы неприятеля.
Утром четырнадцатого мая, когда Луи и его друг наконец-то отыскали герцога, Энгиену пришли сразу две важные новости.
Первая — мы пока сохраним ее в тайне — должна была побудить герцога вернуться в Париж. Впрочем, на этом вот уже много дней настаивал его отец, однако молодой человек на уговоры не поддавался. А на одно из последних писем, где принц Конде просил сына вернуться ко двору, Энгиен гордо ответил:
Сударь отец мой,
Враг вступил во Францию, завтра мы встретимся с ним лицом к лицу. Судите сами, может ли моя честь без ущерба для себя позволить мне покинуть армию в такой обстановке.
Второй новостью было известие о прорыве противника через Арденны, то есть на востоке. Неприятель устремился к Рокруа, а не в Пикардию, где его ждали! Сбылись опасения герцога: испанские генералы вновь доказали, что являются превосходными стратегами. Блестящая, новаторская идея явилась плодом размышлений испанского главнокомандующего Франсиско де Мело и старого графа Фонтена, руководившего объединенными силами противника. Взять старинный город-крепость Рокруа, затем опустошить безоружную Шампань, Марну, разграбить Реймс и, сомкнувшись с отрядами из Лотарингии, двинуться на Париж.
Планы Мело действительно шли очень далеко!
Форсированным маршем Энгиен срочно повел войска на восток. Но чтобы не упустить время, он послал вперед авангард под командованием верного Гассиона, дав ему десять тысяч всадников; за спиной у каждого всадника сидел пехотинец. Приказ звучал просто: старинная крепость Рокруа не должна попасть в руки врага. Гассиону следовало выполнить этот приказ, даже ценой собственной жизни.
Старый воин прибыл под Рокруа шестнадцатого ночью и обнаружил под стенами крепости испанские войска.
Три дня назад прибыл Изенбург со своей кавалерией, следом вместе с артиллерией и знаменитыми терциями на равнину Рокруа вышли Мело и Альбукерке, и теперь они вместе ожидали прибытия Бека с семью тысячами всадников.
Итак, двадцать тысяч человек осадили Рокруа; вскоре количество осаждавших увеличится до двадцати пяти тысяч, в то время как гарнизон крепости составлял всего лишь четыреста человек, призванных защищать старые, полуобвалившиеся стены! А если город падет, враг через два дня может оказаться в Париже!
Но Гассион — мы уже об этом говорили — учился искусству ведения войны у Густава Адольфа. За двадцать лет боев он постиг важность быстроты маневра. Со своими испытанными воинами ему ничего не стоило усыпить бдительность испанцев и отправить в город несколько сотен солдат. Мело не подозревал, что французские войска уже движутся к крепости.
Настало семнадцатое мая.
С оставшимися у него солдатами Гассион блокировал авангард противника, постоянно раздражая его внезапными набегами. Испанцы, не подозревая истинной численности, врага, не решались вступать в бой и благоразумно решили дожидаться подкрепления, а именно кавалерии Бека, и только после начать сражение.
Поняв, что ему удалось выиграть немного времени, Жан де Гассион вместе с несколькими офицерами вернулся к Энгиену, умоляя его поторопиться. По его словам, гарнизон крепости Рокруа мог сопротивляться не более двух дней, а лесистую, покрытую болотами равнину, где стоял город, по утрам окутывал туман, создавая возможность для скрытного наступления французов. Стало быть, врага можно будет захватить врасплох, ибо решающей битвы в этом месте он явно не ожидает.
Не зная ничего об этих событиях, Луи и Гастон по пятам следовали за войском. Это было нетрудно.
Вот что писали современники: «…повсюду валялись изуродованные тела, отсеченные члены, изнасилованные и разрубленные на части женщины; люди испускали дух на пепелищах собственных домов; кое-где виднелись тела солдат, пронзенные вилами или забитые мотыгами». [56]
Помимо следов резни, встречавшихся друзьям на каждом шагу, им случалось говорить с несчастными беженцами, свидетелями зверств королевских войск. Солдаты уносили с собой белье, посуду, мебель, а то, что унести было невозможно, ломали и уничтожали. Ясно, что отыскать следы прохождения армии
