вполне возможно, его кромешная тьма растянулась на долгие часы, а то и на целый день. Первой реакцией на пробуждение была тошнота, но, как Мэри Симонсон ни старалась, ничего извергнуть из себя не смогла, лишь усилилась жгучая боль, сопровождавшая спазмы. Со слезами на глазах, она встала. Но слабость в ногах и мутная пелена перед глазами заставили ее опуститься на колени.
Выходит, отдых не пошел ей на пользу.
Она знала, что ей предстоит нелегкое испытание.
Собрав волю, которая теперь, в отсутствие физической силы, была ее главным помощником, она ухватилась за верх башенной стены, чтобы подняться. Верх стены оказался немногим выше уровня талии проповедницы. Похоже, стена служила лишь для того, чтобы пастухи не падали с вышки. Сейчас это было очень кстати.
Зрение прояснилось, и она смогла увидеть все, что происходило внизу.
Справа был завод, и там, во дворе, бушевала толпа рабочих и одетых в черное людей. За воротами — она наконец увидела его — стоял пророк Джон Коллинз. Невозможно было ошибиться и не узнать его. Мужчина без волос на голове, в лохмотьях, а рядом с ним — примерно три десятка таких же оборванцев. Они стояли спокойно, в то время как толпа заводчан неистовствовала. Мэри вдруг почувствовала, что Ричард Шанти тоже должен быть там, но не увидела его. Ей почему-то хотелось, чтобы он был там. Эта мысль утешала ее, хотя она и понимала, что реальность может быть гораздо страшнее и Магнус наверняка уже расправился с ним. Ей было невыносимо жаль его.
Прямо перед ней, за пастбищами, тянулась дорога, соединяющая завод с городом. По дороге двигались три группы. Первую составляли одетые в черные пальто бойцы Магнуса. На некотором расстоянии от них, достаточном, чтобы первая группа их не увидела, двигалась внушительная процессия проповедников, возглавляемая человеком, которого Мэри Симонсон легко узнала даже на таком расстоянии. Его походка, наклон головы, разворот плеч — все это было ей хорошо знакомо. И все-таки, наверное, недостаточно хорошо.
И наконец, в отдалении двигалась самая большая группа. Насколько проповедница могла судить, это была просто огромная толпа горожан. Ее хвоста даже не было видно. Он тянулся до самого Эбирна. Невозможно было подсчитать, сколько народу в этой толпе.
Все шли к мясному заводу Магнуса.
Все были готовы пролить кровь.
Она уже устала от этого. Слишком много крови было пролито в этом городе. Достаточно, чтобы наполнить реку, утекающую в бесконечность. Совершенно неожиданно ей открылось, что ее вера и принципы оказались ложными. Не то чтобы они были искажены, но извращены полностью, так что в них не осталось никакого смысла.
Она переключила внимание на Коллинза и крохотную группу его единомышленников и испытала инстинктивное желание защитить их. Каждый из них был твердо уверен в том, что сейчас умрет, но никто не уходил: они стояли, смиренные и обреченные, готовые принять смерть. Только одно Божье создание отличалось таким же благородством.
Впрочем, не исключено, что у них мог появиться шанс на спасение.
Мэри Симонсон развернулась, чтобы идти к лестнице, и запуталась в полах мантии. Упала проповедница неудачно, не успев даже выставить перед собой руки, и сильно ударилась головой об стену, потеряв сознание на какое-то время. Очнувшись, она ощутила еще более мучительную боль. Но теперь ее можно было не замечать. Боль уже стала ее реальностью, с ней она ложилась, с ней и вставала. В сознании Мэри мелькнула мысль о чем-то очень важном и срочном, и проповедница сразу вспомнила Коллинза.
Она должна была торопиться. Не обращая внимания на кровь, стекавшую на правый глаз, она начала спускаться. За три ступеньки до земли под ее ногой не оказалось опоры, и Мэри не хватило сил удержаться. Она упала на спину в унавоженную грязь поля.
Перекатившись на бок, проповедница ухватилась за опорную стойку башни и, подтянувшись, встала. В нескольких шагах от нее возвышались запертые ворота. Одни из многих, закрытых перед Избранными. Прихрамывая, она прошла к воротам. Ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы открыть замок и протиснуться внутрь. Немного впереди, посреди живой изгороди, были еще одни ворота.
Она двинулась к ним.
Великий епископ вел проповедников быстрым шагом, но, видимо, недостаточно быстрым, потому что расстояние между его колонной и толпой горожан неумолимо сокращалось.
Толпа, разросшаяся во время следования через город, была объята страхом и злостью. Массовость придавала людям сил и побуждала к действиям. Вскоре после того, как они покинули поместье Магнуса, идущие впереди процессии перешли на бег, и все, кто мог бежать, присоединились к ним. Даже завидев впереди колонну проповедников, они не сбавили темп.
Толпа горожан почувствовала свою мощь и уже не следовала за проповедниками, а преследовала их. Люди изголодались по мясу и ради того, чтобы только его получить, были готовы к любому противоборству.
Великий епископ расслышал приближающийся топот тяжелых шагов и понял, что должен принять решение. Если бы проповедники расступились, толпа попросту смяла бы их. Единственный выход он видел в том, чтобы повернуться к горожанам, поговорить с ними, как он это часто делал на улицах, площадях, в Главном соборе. Он бы заверил их именем Господа в том, что они получат все необходимое. Взмахом руки Епископ остановил проповедников. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя, восстановить дыхание перед встречей с толпой.
К нему подошел Атвелл.
— Что вы делаете, Ваша светлость? — осведомился он.
— Пытаюсь предотвратить конец света, — ответил Великий епископ. — Если мы не повернемся лицом к людям, то погибнем. А когда нас не станет, город уничтожит сам себя.
— Но не лучше ли добежать до завода и укрыться? Тогда мы сможем обратиться к ним, не опасаясь за свою жизнь.
— Нет. Если им придется гнаться за нами, то слушать они нас после этого точно не станут. Они перестанут нам доверять. Мы должны поговорить с ними здесь и сейчас.
Великий епископ протиснулся в гущу запыхавшихся проповедников. И обратился к ним, сказав:
— Стойте твердо! Не отступайте ни на дюйм и не выказывайте эмоций! «Велфэр» — высшая власть в городе, голос Господа, обращенный к его народу. Будем действовать исходя из этого.
Он повернулся лицом к быстро приближающейся толпе горожан и рабочих зерновых ферм. Когда между Епископом и толпой осталось не более двухсот ярдов, он поднял руки, развернув ладони вперед. И застыл, словно каменное изваяние.
Горожане увидели Великого епископа, но не остановились. Лицо каждого из них было искажено злостью и презрением, их подгоняла дикая энергия толпы. Сразу было видно, что этих людей уже ничто не может остановить. Великий епископ заметил, что многие вооружились железными прутьями, булыжниками и кирпичами. Он сделал глубокий вдох, восстанавливая дыхание.
Он намеренно старался охватить взглядом как можно больше мужчин и женщин. Выражение его лица оставалось строгим и величественным. Толпа замедлила шаг. Передние ряды уплотнялись по мере того, как напирали на них сзади. Перед ним была стена из лиц.
Он увидел, как много среди горожан худых и изможденных людей, в то время как проповедники были крепкими, упитанными и розовощекими. Он знал, что его голос услышат только первые сто горожан, максимум тысяча. А потом его слова будут передаваться из уст в уста дальше, к задним рядам. Он подождал, пока колонна остановится и горожане будут готовы его выслушать, и громко произнес, опуская руки:
— Жители Эбирна, вы дети Господа и жители города Господа. Как его представитель, как хранитель вашего благополучия, я говорю вам: великое блаженство снизошло на нас сегодня. Рори Магнус, человек, который держал город на грани голода из-за собственной жадности, Рори Магнус мертв. Он умер, потому что Господь хочет видеть справедливый город, где все сыты и нет голодающих. Он хочет, чтобы в городе был порядок, чтобы в нем правило сострадание, а не жестокость. Он постановляет…
— Что насчет мяса? — прозвучал голос из толпы. Епископ не видел, кто это произнес.
