* * *Я всё люблю язык страстей,Его пленительные звукиПриятны мне, как глас друзейВо дни печальные разлуки.
1821
* * *Недавно я в часы свободыУстав наездника{17} читалИ даже ясно понималЕго искусные дово?ды;Узнал я резкие чертыНеподражаемого слога;Но перевертывал листыИ — признаюсь — роптал на бога.Я думал: ветреный певец,Не сотвори себе кумира.Перебесилась наконецТвоя проказливая лира,И, сердцем охладев навек,Ты, видно, стал в угоду мираБлагоразумный человек!О горе, молвил я сквозь слезы,Кто дал Давыдову советОставить лавр, оставить розы?Как мог унизиться до прозыВенчанный музою поэт,Презрев и славу прежних лет,И Бурцовой души угрозы!И вдруг растрепанную теньЯ вижу прямо пред собою:Пьяна, как в самый смерти день,Столбом усы, виски горою,Жестокий ментик за спиноюИ кивер-чудо набекрень.
1822
Федор Глинка
Партизан Давыдов
Усач. Умом, пером остер он, как француз,Но саблею французам страшен:Он не дает врагам топтать несжатых пашенИ, закрутив гусарский ус,Вот потонул в густых лесах с отрядом —И след простыл!.. То невидимкой он, то рядом,То, вынырнув опять, следо?мИдет за шумными французскими полкамиИ ловит их, как рыб, — без невода, руками…Его постель — земля, а лес дремучий — дом;И часто он с толпой башкир и с казаками,И с кучей мужиков и конных русских баб,В мужицком армяке, хотя душой не раб,Как вихорь, как пожар — на пушки, на обозы,И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан!Но милым он дарит в своих куплетах розы;Давыдов, это ты — поэт и партизан!
…Не мне,Певцу, не знающему славы.Петь славу храбрых на войне.Питомец муз, питомец боя,Тебе, Давыдов, петь ее.Венком певца, венком герояЧело украшено твое.Ты видел финские граниты,Бесстрашных кровию омыты;По ним водил ты их строи.Ударь же в струны позабытыИ вспомни подвиги твои!