первого куплета у меня и были какие-то сомнения, то после второго я точно понял – эту плюшку я есть не буду. Оставалось лишь донести мое решение до Соловья, который, растопырив руки, гонялся за Колобком по всему двору, как фашистский оккупант за трофейным поросенком. Тем не менее, несмотря на явную разницу в физических возможностях Колобку каким-то чудом до сих пор удавалось удерживать дистанцию, как минимум, в два, а то и в три метра. И это притом, что он совершенно не берег дыхания, а наоборот, непрерывно пел:
– Прокурор мне дело шил! Я пером его пришил! Порешить могу любого, кто сожрать меня решил.
– Ну, все, пончик лысый! Ты меня достал! – с этими словами Соловей набрал полную грудь воздуха и свистнул. После такой атаки у Колобка, конечно, не было шансов. Собственно, и самого Колобка теперь не было. Вместо него по двору разлетелась колючая метель хлебных крошек, которая, впрочем, также быстро закончилась.
– Прости, зема, – мрачно оглядев результаты своей несдержанности, принес мне извинения Разбойник. – Не будет тебе сегодня хлебушка.
– Ничего, – ни на йоту не огорчившись, ответил я. – Как говорится, не хлебом единым… Кроме того, водку тоже из пшеницы делают.
– Верно, – обрадовался Соловей. – Давай бахнем!
– Давай! – согласился я и, подождав, пока Разбойник займется бутылками, на минутку повернул кольцо. К счастью, все остальные закупленные нами продукты оказалась без сюрпризов. Тушенка была тушенкой. Селедка – селедкой. Огурцы – огурцами. Оставалось лишь надеяться, что водка тоже окажется водкой. Впрочем, для того, чтобы покуситься еще и на нее, надо было бы быть самым настоящим злодеем, а здесь водились все больше сказочные. Пьянка в компании Соловья Разбойника оставила в моем мозгу мало воспоминаний. Ничего удивительного. Выпить две бутылки на двоих после того, как весь день преодолевал на голодный желудок десятки смертельных напастей, явно не способствует сохранению трезвого ума и твердой памяти. Да что там ума. Я даже твердость в ногах не смог сохранить, что в полной мере ощутил, когда попытался добраться до сеновала. Однако присущая большинству неудачников стойкость в стремлении к новым и новым неприятностям спасла меня и в этот раз. Собрав всю свою волю в кулак, ступни и колени, я сумел пройти добрый десяток метров, отделявший меня от сарая. После чего с чувством выполненного долга одновременно провалился и в сено, и в сон.
Проснулся я все еще в темноте. Вернее при свете звезд, которые ярко сияли сквозь проломленную мной же крышу. Августовское ночное небо было удивительно ясным, а моя протрезвевшая голова еще яснее, о чем свидетельствовала немедленно посетившая меня весьма толковая мысль. А именно, перед уходом с поселения надо обязательно еще раз наведаться к Карге в магазинчик, чтобы взять с собой хотя бы несколько бутылочек местной водки, которая хоть и вырубает, как обычная, зато не оставляет никакого похмелья, как волшебная. Вторая моя мысль была о Разбойнике. Я высунул голову из сена и посмотрел в сторону очага, пытаясь определить, чем это таким он занят. Мой интерес был вполне объясним. Дело в том, что проснулся я не просто так, а по причине какого-то отвратительного звука – как будто кто-то снова и снова проводит рукой по плотной капроновой куртке. С детства терпеть не могу этот звук. Однако то, что я увидел и услышал, оказалось, намного неприятнее. Прежде всего, выяснилось, что звук исходит от длинного меча, по лезвию которого ритмично проскальзывает большой точильный брусок, раз за разом выбрасывая в пустоту сноп ослепительно ярких белых искр. Не самое лучшее освещение для такой темной ночи, но, учитывая, что наш костер давно погас, и оно было весьма кстати.
Во всяком случае, эти периодические всполохи позволили мне разглядеть, что возле холодного очага сидит не одна, а две фигуры. Первая – помельче – принадлежала моему гостеприимному хозяину. Обладателя второй я не знал, хотя что-то в его то и дело проявляющемся и исчезающем облике казалось мне знакомым.
– Ну, что скажешь? Ты в деле? – донесся до меня с улицы шепот Соловья.
– Нет, друг! Не уговаривай. За мной и так уже куча народу гоняется! – проговорил его собеседник, и я понял, что где-то уже слышал этот хриплый чуть ли не замогильный голос.
– Тем более! – не унимался Соловей. – Теперь-то тебе что терять? Все одно на тебя всех собак повесят. А так ты хоть бы при силе будешь.
– Да, – вздохнул ночной гость. – Силенок бы сейчас и вправду не помешало. А без мокрухи никак нельзя?
– А шут его знает! – признался Разбойник. – Может и можно. Да только рискованно. Вот ты чтобы сделал, если б кто попытался у тебя такую вещь слямзить.
– Я-то? – мрачно усмехнувшись, переспросил приятель Соловья. Но и этого было достаточно, чтобы я понял – участь вора, покусившегося на имущество ночного гостя, будет более чем страшной.
– Вот и я о том же, – продолжил излагать свои умозаключения Разбойник. – Клиент, судя по всему, куздельник-то тот еще. А все одно, только что с правильной стороны пришел, а значит, заряжен по уши. И это, не считая того, что в камне… Только в этот момент до меня дошло, о ком говорят двое бандитов у погасшего костра. Именно я проявил себя полным недоумком, контрабандой пронесшим с «той стороны» великую ценность. А значит, именно меня собирается убить Соловей, чтобы этой ценностью завладеть.
– Не знаю, Соловый! Не знаю! Я и в прежние времена не то чтоб сильно любил своих мочить. А уж теперь…
– Что теперь?! – повысил голос, начавший терять терпение Разбойник. – Это не я, это ты тут сидишь – меч точишь.
– Уймись, Соловый! Он сам себя точит! Я просто не мешаю.
Как ни странно – впрочем, кто его разберет, что следовало считать здесь странным
– меч, действительно точил себя сам. Более того, несмотря на приличное расстояние и темноту, я был уверен, что передо мной никто иной, как Самосек, с которым мы так лихо разнесли музей общества. И стоило мне об этом подумать, как объятый искрами клинок, медленно начал смещаться в мою сторону.
– Что это с ним? – удивился непонятному поведению меча Разбойник. Увы, его собеседник знал повадки волшебного оружия несколько лучше.
– Судьба! – спокойно произнес он, вставая со своего места.
– Какая еще судьба?!
– Такая! Разбудили мы твоего куздельника. Так что теперь либо мы его, либо он нас! – сказал, объявляя мне приговор, гость Разбойника. После чего схватил меч и закричал в сторону моего убежища. – Ну! Долго еще будем прятаться?!
– Без толку, зема! – с хрустом разминая плечи, поддержал друга Соловей. – Выходи. Или мы войдем! Делать было нечего. Умирать, конечно, не хотелось. Но умирать в этом паршивом сарае не хотелось особенно.
– Ладно, козел! – гаркнул я, обращаясь естественно к предателю Соловью. – Сейчас выйду! Только смотри, как бы тебе не пожалеть. На самом деле, мне нечем было пригрозить своим врагам. В лучшем случае, я мог попытаться напугать их жестокими угрызениями совести, которые они когда-нибудь испытают в связи со смертью очередной жертвы. Но тогда мне со своей стороны следовало сделать что-то такое, чтобы эта жертва им хотя бы запомнилась. К сожалению, ничего эффектного в голову не пришло. Поэтому я просто выковырял из толщи бумажника сгубивший меня драгоценный камень и, занеся его над головой, то ли как Данко свое сердце, то ли как Александр Матросов последнюю гранату, вышел навстречу судьбе.
– Ну, гады! – что есть сил заорал я. – Кто хочет попробовать волшебных изумрудов?!
– Ховайся, Костлявый! Он чокнутый! – услышал я испуганный вопль Соловья и, как мне показалось, увидел его сиганувшую в сторону забора тень. «Костлявый! Так вот, значит, кто ты такой!» – наконец-то, узнал я ночного визитера Разбойника и, проведя незанятой камнем рукой по бедру, повернул кольцо. Визуальный эффект оказался впечатляющим. Что-то вроде перехода Антона Подгородецкого в сумрак, только без неизвестно откуда берущихся у Бекмамбетова комаров. Зато с Кощеем, который, в свою очередь был очень похож на героя другой киносаги, а именно на предводителя назгулов из «Властелина колец». Впрочем, надо отдать Кощею должное, будучи в доспехах и при мече он даже этом своем волшебном обличии обходился без короны и не забывал бриться. Пока я изучал своего противника, он свою очередь присматривался ко мне.
– Ты не куздельник! – наконец-то произнес Кощей. – Ты, вообще, человек!
– Ошибаешься! – зло усмехнулся я, наслаждаясь, неизвестно откуда взявшимися во мне силами,
