бывший друг до сих пор и не появился.
– Выжидает?
– Ну… Я бы на его месте выждал! Он, конечно, Счастливчик, но в поединке с рыцарем этого может оказаться маловато. Потратив некоторое время на рекогносцировку, мы с Барсом Мурзоевичем организовали чудесную западню. Кот занял прекрасную наблюдательную и одновременно атакующую позицию на верхних ветках могучей корявой сосны. Лично мне не верилось, что существо таких габаритов может прыгнуть с подобной высоты и не переломать себе все до одной косточки, но Васильев-младший попросил не забывать, что он кроме всего прочего еще и кот. Видимо, в подтверждение этих слов он сразу же возопил, что на его мех только что попала свежая смола, и стал сокрушаться после того, как он ее слижет, вся его пища целую неделю будет иметь назойливый привкус хвои. Лично я не имел ничего против подобного послевкусия. Вероятно, потому что у меня оно ассоциировалось, скорее, с хорошим джином. Впрочем, Барса Мурзоевича вряд ли можно было бы этим утешить. Будучи котом, из всех горячительных напитков он был знаком разве что с валерьянкой. Кстати, мне сейчас тоже не помешало бы принять грамм пятнадцать каких-нибудь успокоительных капель. Потому как позу трупа я, конечно, принял, но мое сердце в ожидании предстоящей схватки колотилось с такой силой, будто у меня в груди расположился самый что ни на есть полный ансамбль японских барабанщиков.
Был бы я настоящим рыцарем, как утверждали мои друзья – Барс Мурзоевич – и враги
– Счастливчик Дмитрий – я мог бы прочесть какую-нибудь молитву, а то и мантру, укрепляющую дух и очищающую сознание. Однако, не смотря на это новое и несомненно гордое звание, ничего рыцарского я в себе не чувствовал. Да и откуда бы этому ощущению взяться?! Конечно, я, как и большинство, моих соотечественников и современников был недостаточно хорошо знаком со своей родословной. По маминой стороне эти знания распространялись разве что на имя и отчество моего прадедушки, по отцовской линии дела обстояли и того хуже. В любом случае, все известные мне предки в лучшем случае обладали дипломами о высшем образовании, но никак не родовыми гербами и поместьями. Представить же себя потомком какого-либо, действительно, знатного рода, который по словам Кота
Ученого был в незапамятные времена специально натаскан для сражений с демонами и пробуждения впавших в летаргический сон красавиц, было не по силам даже моему сверх буйному воображению. Впрочем, не буду врать. Сама идея мне понравилась.
Все-таки быть проклятым воином сил добра куда приятнее, чем числиться образцовым неудачником всех времен и народов. Оставалась лишь мелочь: найти какой-либо достоверный способ убедиться в том, что замаячившая передо мной морковка благородного происхождения, не окажется очередной издевкой моей обыденной богатой разочарованиями жизни. Постепенно я так увлекся размышлениями о том «царь я или не царь», что едва не проворонил свое первое испытание в ранге Рыцаря Добра. К счастью, Кот Ученый, хоть и не носил никаких сапог, явно специализировался на том, чтобы вытаскивать меня из неприятностей. Брошенная им шишка в очень подходящий момент клюнула меня в темя и пробудила от сладких грез, в которых я отодвинув плечом Ивана, подкатываю к Василисе с намеком на то, что ее бывший муж всего-навсего Дурак, а я, как ни крути, все ж таки царевич. Опустив тот момент, что за подобные слова
Василиса и сама бы мне что-нибудь непременно открутила, я вернулся к реальности. Впрочем, учитывая мое пребывание на «той стороне», реальным был скорее не окружающий мир, а надвигавшаяся на меня угроза, и, увы, судя по тяжелым шагам большой толпы народа, речь шла не только о вернувшемся за Кощеевой Смертью Счастливчике!
– Ну, чо, долго еще шлепать? Колись, братуха! – донеслось до меня из-за ближних кустов.
– Я тебе не «братуха»! – последовал сухой ответ.
– Ты слышишь, Костлявый?! Защитник-то нынче гордый пошел – не желает нас с тобой за братанов держать!
– Не очень-то и хотелось! С каждой репликой этой переклички во мне росла уверенность, что вскоре вместо того, чтобы изображать труп я стану им на самом деле. Прошло слишком мало времени, чтобы я забыл голоса гопника Соловья и тем более Кощея Бессмертного. А если учесть, что вместе с ними был еще и Счастливчик, то выходило, что план нашей с Барсом Мурзоевичем засады можно смело засунуть в то же самое место, откуда Кот недавно извлек злополучную иглу.
– Опаньки! Робяты! – радостно завопил, выбравшись на лужайку, Соловей. – Вы только гляньте, кто здесь лежит! Костлявый, узнаешь?
– Узнаю! – проскрипел Кощей, и я понял, что дело совсем худо.
ГЛАВА 24
В соответствии с задумкой я должен был неподвижно лежать, до тех пор пока Счастливчик не начнет ворочать мое бездыханное тело в поисках поразившей меня Кощеевой Смерти. Это позволило бы нам с Барсом Мурзоевичем окончательно убедиться в его предательстве и злонамеренном поведении. Сейчас же все стало сложнее. С одной стороны уже то, что Дмитрий явился в компании отъявленных волшебных головорезов, однозначно свидетельствовало о его виновности. С другой, у меня уже был опыт общения с Кощеем, когда у того в руке зажат полутораручный меч-кладенец, и я не сомневался, что шансов на победу в стычке с этим противником я не имею. В свою очередь свист Соловья также еще не полностью выветрился из моей памяти. По сравнению с этим звуком даже рев идущего на взлет боинга показался бы милым лепетом умиротворенного младенца. Кроме того, не следовало забывать и самого Дмитрия. Вернее, его арбалет. Я еще не мог похвастаться тем, что видел Счастливчика в настоящем деле. Болт, который он засадил в Кощея Бессмертного с близкого расстояния не в счет. Однако, если стрелку по жизни всегда везет, значит, можно быть уверенным, что у тех по кому он собирается выстрелить возникли серьезные проблемы. Оставалось лишь уповать на пару имевшихся у меня рукаве козырей. Вернее в левый рукав была запрятана только Кощеева игла, а второй козырь – он же Барс Мурзоевич Васильев-Шестой-Младший – был неизвестно чем занят, сидя на своей сосновой ветке. Наконец, группа организованных общим злодеянием преступников приблизилась к моему якобы бездыханному телу.
– Нет, ну вы гляньте, что за невоспитанный защитник пошел! – раздался притворно огорченный голос Соловья Разбойника. – К нему, можно сказать, лепшие кореша пожаловали. А он лежит себе и в ус не дует! Свой упрек Соловей сопроводил грубым и весьма болезненным пинком мне в бок. Я сжал зубы и из последних сил попытался остаться мертвым.
– О как! Костлявый, похоже, он и впрямь дуба дал! – поверил в мою мнимую кончину Разбойник.
– Нет, – без малейших признаков каких-либо эмоций ответил вечный мертвец. – Притворяется.
– А вот оно что?! Ну, тады я его сейчас оживлю, – весело отозвался Соловей.
– Только не перестарайся! – предупредил подельника Кощей, после чего я услышал странный звук, отчасти напоминавший всхлипы воды, стремительно засасываемой в раковину. «Ох! Нет, только не это!» – подумал я, но было уже поздно. Разбойник начал свистеть. Ощущение было не из приятных, но как ни странно терпимое. Видимо, после той боли, которой меня наградила Кощеева смерть, мои чувства настолько притупились, что даже художественный свист Соловья не мог произвести более сильного впечатления. В конце концов, запас воздуха в легких Разбойника кончился, иными словами, он «сдулся».
– Костлявый, – обиженно спросил посрамленный моей стойкостью бандит. – А он точно живой?
В ответ только раздалось презрительное фырканье. Вопрос и впрямь был глупый. Кто, как не мертвец с таким стажем, как у Кощея, мог лучше почувствовать теплится в теле жизнь или нет.
– Если хочешь, я могу сам мечом его ткнуть, раз у тебя нынче дыхалка не работает! – предложил Бессмертный. Купившись на эту несомненную провокацию, Соловей запыхтел раз в десять сильнее прежнего, видимо, устраивая себе гипер вентиляцию легких, а потом свистнул еще раз. Эта попытка была куда страшнее предыдущей, однако сам свист вышел несравнимо короче. Стоило Разбойнику издать самую первую пронзительную трель, как по поляне прокатился глухой удар и все прекратилось. Удивившись внезапно наступившему затишью, я выждал пару секунд, после чего я осторожно поднял голову и, поняв, что произошло, не смог удержаться от смеха. Как известно, человек, хоть и считает себя венцом творения, обладает далеко не самым тонким слухом, по сравнению с другими обитателями планеты. Поэтому
