прикрывавшими бедра и талию всадника. Тяжелый пятифутовый треугольный щит свисал с седла, привязанный к нему крепкими ремнями; щит этот был сделан из кожи, натянутой на деревянную раму, середину его украшал железный умбон [16], а края — железная же оковка. Для левой руки он был чересчур тяжел, и во время боя основной вес его приходился на правое плечо, через которое перекидывался прикрепленный к нему длинный ремень; его можно было слегка поправлять держащей узду правой рукой. Достаточно длинный, щит закрывал владельца от шеи до левой лодыжки и предохранял от дротиков и стрел. Петр Фламандец, который вел коня, нес и восьмифутовое рыцарское копье с острым стальным наконечником. В те времена копья еще не использовали как грозный таран, выбивающий соперника из седла, а пытались поразить врага острием в уязвимое место.
Годрик вел в поводу вьючную лошадь. Крепкий девонширский конек нес на спине две обшитые кожей корзины, в которых хранилось выходное платье всех троих и запас чистого белья для Рожера. Поверх вьюка был прикреплен легкий деревянный крест высотой со взрослого мужчину. Перекладины креста были продеты в рукава кольчуги, а оберк и шлем висели на его маковке. Годрик же нес сумки с провизией и остатками еды, но нужно было следить в оба, чтобы он не взгромоздил их на лошадь или, еще того пуще, не взгромоздился на него сам.
Рожер ехал на походной лошади — обыкновенной гнедой скотинке, слегка запаленной, но зато с целыми ногами. Ее подарил лесник из Эшдаун Форест: это был его вклад в паломничество. Лошадь была спокойная, но притом ходкая, что лучше всего во время долгих путешествий. И походная, и вьючная лошади были меринами, которыми удобнее управлять среди толпы — а толчеи на этом пути было не избежать. Рожер, одетый в голубую тунику и плотные синие штаны в обтяжку, с помочами крест-накрест, ехал без оружия, однако не расставался с тяжелым обоюдоострым тупоконечным мечом, который должен был убедить каждого, что перед ним рыцарь.
Итак, первого августа они прослушали мессу и причастились в приходской церкви Юхерста, позавтракали и вышли в узкий, мощенный булыжником двор. Рожер обнял отца и брата, сел на лошадь и направил коня вниз с холма, к длинному свайному мосту через разлившийся Разер. За мостом лежала пыльная дорога, по которой возили товары в Рэй. Меч, к которому он еще не привык, немилосердно колотил его по левому бедру. Юноша твердо знал: какое бы будущее его ни ждало — славное баронство на неведомом Востоке или безвестная гибель в Славонских горах, — но ему больше не видать ни манора Бодхэм, ни родных. Это немало печалило его, однако восемнадцатилетние рвутся к неизведанному, а у норманнов тяга к странствиям в крови. Так что он просто следовал традициям своего народа. Несколько поколений назад его предки оставили унылые северные пустоши и после долгих странствий, ведомые великим Роллоном, захватили плодородное устье Сены. Его собственный отец продал свой клочок земли, чтобы купить коня и оружие, и пересек Ла-Манш в поисках нового дома; его двоюродные братья ушли в богатую, волшебную Италию и счастливо зажили там. Всюду, куда бы ни приходили норманны, они становились правителями; теперь они обратились к Шотландии и Уэльсу, а каждый жонглер [17] с юга твердит, что Италия и Сицилия мало-помалу становятся могучим королевством. Почему бы им не править богатым и таинственным Востоком? Если эти греки не умеют воевать сами и их защищают наемники, то под защитой норманнов им бы жилось лучше. Когда путники спустились в долину реки Брид и увидели на горизонте равнины Рэя, Рожер запел от радости.
Переночевав в городе, они сели на большой корабль, плывший из Сандвича, благополучно пересекли пролив и не спеша двинулись к Руану. Местные жители щедро кормили и поили их, отказываясь брать плату; казалось, весь мир собрался в поход, а остававшиеся дома чувствовали себя виноватыми. Они достигли сборного пункта вечером четырнадцатого, на день раньше положенного, но Рожеру не терпелось отпраздновать Успение Богоматери в кафедральном соборе, и мудрые советы отца начали потихоньку испаряться у него из памяти.
У стен города был разбит многолюдный лагерь. Горожане понастроили множество хижин для размещения пилигримов, и все бродячие торговцы, нищие, жонглеры и продажные девки от Луары до Соммы собрались, чтобы как следует отпраздновать их отъезд. Рожер не стал разбивать палатку: спать он не собирался. Стояла прекрасная летняя ночь, и он провел ее у костра, завернувшись в одеяло.
На следующее утро он прослушал мессу, пообедал в городской харчевне (здесь он истратил первую монету за все время путешествия) и спросил, как пройти в канцелярию герцога. Ему указали шатер за городской стеной, объяснив, что во время последней войны герцог передал город своему брату, английскому королю Вильгельму, а тот разместил в крепости свой гарнизон. Слегка встревожившись, Рожер присоединился к толпе ожидающих приема и попытался припомнить суровый наказ отца. Дома, в Англии, ему ни разу не доводилось иметь дела с королевскими чиновниками, и когда он, откинув занавеску, вошел внутрь, у него затряслись поджилки: как и все настоящие нормандцы, он считал герцога куда более важной персоной, чем его младшего брата.
Он оказался у длинного, обтянутого тканью стола, за которым сидело множество чиновников. В центре этой группы находился молодой человек с морщинистым лицом. Он любезно улыбался посетителю, но видно было, что настроение у него дурное. Рожер заикаясь изложил свое дело. Голос его звучал неестественно громко, но собеседник слушал невнимательно, поигрывая перочинным ножом. Когда юноша закончил, воцарилось молчание. Наконец чиновник откашлялся и сказал:
— Мессир Рожер де Бодем (кажется, так?), вы прибыли слишком поздно. Сегодня праздник Успения, а собор, созванный его святейшеством папой, назначил этот день для выступления. Непредвиденные обстоятельства заставляют отложить поход до конца месяца, но вы не могли знать об этом; невежливо просить герцога о поступлении к нему на службу в последний день…
Рожер попытался унять дрожь в коленях и судорожно глотнул, борясь с приступом тошноты. Чиновник выдержал паузу, пристально глянул ему в глаза и продолжил:
— Но это не беда. Мы должны принять во внимание, что путь из Англии неблизкий. Говорите, вы верхом и в полном вооружении, но отряда у вас нет, кроме двух безоружных слуг? Что ж, это серьезный довод. Ваш боевой конь обучен? Вот и хорошо. Ах, у вас есть кольчуга, шлем, оберк, меч, копье и щит, но нет латных штанов? Хм-м, будь у вас такие штаны, вы могли бы претендовать на равенство с графами и знатнейшими сеньорами, но отсутствие их заставляет отнести вас к рыцарям второго ранга. Это самое большее, что я могу для вас сделать. Не огорчайтесь, сии рыцари тоже весьма достойные и высокородные мужи; простых воинов в этот поход не берут. Вы будете есть за вторым столом; кроме того, герцог обеспечит едой ваших слуг и фуражом ваших лошадей. Обедать будете в следующем шатре в три часа. Когда герцог придет ужинать, вы сможете присягнуть ему. По лагерю ходят глашатаи, которые объявят о начале похода. Есть ли у вас какие-нибудь вопросы? Меня ждет множество дел.
Казалось, самое время задать вопрос об условиях соглашения, но у Рожера язык прилип к гортани. И потом, начни он торговаться, этот занятой и нелюбезный чиновник наверняка велит ему отправляться домой, а это означало бы для него крах всех надежд. Он поклонился и вышел.
Когда фанфары протрубили ужин, Рожер уже стоял у входа в шатер, пытаясь не мешать сновавшим взад и вперед слугам. Герцог вошел в сопровождении графов и придворных, и во время благодарственной молитвы все стояли. Затем свита уселась за стол, герцог осушил свой кубок и потребовал снова наполнить его. Герцог был невысокий, широкоплечий, подвижный мужчина в расцвете лет; его черные волосы были коротко подстрижены, на румяном лице выделялись густые брови, из-под которых гневно смотрели серые глаза; платье на нем было сильно поношенное, не слишком чистые ногти обломаны. И тем не менее выглядел он так, как положено выглядеть старшему сыну Завоевателя, унаследовавшему от отца буйный характер. Рожер заставил себя подойти ко входу в шатер и понял, что не сможет спорить со столь знатным сеньором. К нему торопливо подошел давешний чиновник.
— Ах, вот вы где, мессир де Бодем! Герцог сейчас примет у вас присягу. Вы знаете церемонию? Остановитесь у стола против него, опуститесь на правое колено, вложите обе ладони в его руки и повторите то, что я скажу.
Ошеломленный и подавленный, Рожер шагнул вперед. Он сообразил, что это пожатие рук означает полную вассальную клятву по всей форме: оммаж и фуа [18]. Но повернуться и уйти на виду у всех собравшихся было уже невозможно. Он неуклюже опустился на колено и протянул перед собой сложенные руки, а герцог поднялся и сжал их. Юноша издалека услышал голос чиновника и стал повторять за ним:
— Я, Рожер де Бодем из Суссекса в Англии, свободный муж, не получавший лена ни от одного сеньора,
