клятву греческому императору. Это вызвало бурю недовольства, поскольку распространялось и на его вассалов. Однако стоит герцогу засобираться домой, и они снова станут свободными.
— Но это же замечательно! — воскликнул Роберт. — Граф Тарентский тоже вассал императора, но он- то собирается остаться здесь, а я служу ему — что в Византии, что в Италии. Ты скоро будешь вольным, как ветер, и если сможешь захватить какой-нибудь замок, то оставишь его себе. Я знаю, что замышляет Боэмунд: он хочет отобрать у императора Антиохию. Если он не выделит мне лен, я под благовидным предлогом взбунтуюсь и попрошу убежища в твоем замке!
Для Рожера это было чересчур. Он объяснил, что никогда бы не оставил замок себе (по возможности, он предпочел бы получить его от какого-нибудь сеньора, которому он рад будет служить) и что паломникам, давшим обет, негоже говорить о клятвопреступлении. Роберт с серьезным видом кивал головой, словно одобряя слова Рожера, но видно было, что все это ему глубоко безразлично. Вскоре показалась группа арбалетчиков: заступала на пост ночная стража. Юноши пожали друг другу руку и договорились встретиться завтра вечером — если, конечно, оба будут свободными от дежурства.
Рожер двинулся в обратный путь. Он глубоко задумался и, не обращая внимания на шум, с которым лагерь готовился ко сну, восстанавливал в памяти все, что с ним произошло за эти десять месяцев. Из Рэя он на корабле прибыл в устье Сены, а затем без лишней спешки добрался до Руана. Далее — шесть недель ожидания в Нормандии, знакомство с другими паломниками и страх, что все закончится еще до того, как они тронутся в путь. Наконец герцог, не отличавшийся особой обязательностью, распорядился выступать, и они шли через Францию, Бургундию и Савойю, до самой Италии. Это был поход от окраин цивилизованного мира к его средоточию, от варварства к вершинам культуры. Земли на юге были изобильны и плодородны, от запасов ломились амбары, а люди встречали пилигримов с радостью. Здесь говорили на всех языках — от северофранцузского до итальянского, легко переходя с одного на другой, так что было трудно понять, много ли ты прошел за день; повсюду попадались грамотные чиновники, знавшие латынь. Все здесь было точь-в- точь как дома, за исключением утопающих в роскоши городов. Каждая деревня принадлежала какому- нибудь рыцарю, тот подчинялся графу, граф — королю или императору Обилие вина и оливок было в диковинку, но все остальное казалось знакомым. Даже Рим был точно таким, каким Рожер представлял его по бесчисленным описаниям паломников и священников, проходивших через Суссекс и Кент по пути в Лондон. Южная Италия была частью того же мира — мира, в котором крестьянами, говорившими на диковинной смеси языков, правили изъяснявшиеся по-французски или по-латыни рыцари, владевшие землями, полученными за военную службу. Так что епископ Одо Баварский, скончавшийся в Палермо, действительно мог считать, что умирает рядом с домом.
Но оставив позади виноградники, оливковые рощи и теплую итальянскую зиму, они переплыли море и оказались в совершенно ином мире. Шестинедельный марш от Диррахия до Константинополя был не слишком трудным, поскольку странные греческие бароны в длинных шелковых одеждах, наподобие священнических риз, указывали им путь и снабжали провизией. Но общаться с людьми, столь непохожими на западных христиан, с людьми, жившими по своим законам, было почти невозможно. Ни один из местных не знал латыни — языка, который был понятен всем: от Испании до Норвегии, от Ирландии до Венгрии. Каждая буква их алфавита была непостижима и дразнила пилигримов внешним сходством с буквами, принятыми в цивилизованном мире. Воины греческого конвоя, защищавшие паломников от нападений диких горцев, казались знатными людьми, но на самом деле были простыми солдатами. Церкви у них тоже были странные и столь замысловатые, что снаружи невозможно было определить, где восток; внутреннее же их убранство поражало великолепием. Рожер посетил такой храм в Фессалонике. Он выбрал для этого раннее утро, когда всенощная закончилась, а Веспер [19] еще не взошел, поскольку не желал подвергать опасности свою душу участием в еретической службе схизматиков [20]. Его потрясла высота собора, а сонм святых, ангелов и воинов, изображенных на стенах, показался толпой живых людей; алтарь был скрыт резным сверкающим экраном, а огромный канделябр в виде колеса напоминал висящую над головой гирю. Здесь поклонялись ревнивому и скрытному богу. К юноше подошел привратник, что-то пробормотал, и Рожер с облегчением вышел из храма.
К концу путешествия он ясно понял, что самое странное в Византийской империи — это устройство хозяйства и армии. Здесь жили горцы, которые в срок платили дань (если было чем платить) и занимались грабежом во все остальное время, пользуясь тем, что вооруженному рыцарю в горах не угнаться за местным разбойником. Так было и у них в Уэльсе. Но порядки на равнинных землях были совершенно удивительные: большинство земель принадлежало городским богачам, которые получали со своих арендаторов денежный оброк и платили налоги императору звонкой монетой. Никто не шел на воинскую службу, и для защиты городов солдат нанимали на стороне. Во всей византийской империи не было ни одного рыцаря! Ее охраняли простые воины; те бароны, которые сопровождали их в походе, в сущности, тоже были рядовыми солдатами, потому что стали воинами не по праву рождения, а служили императору за плату. К тому же и сам император, отпрыск знатного рода и сын военного вождя, имел прав на трон не больше, чем граф Гарольд на английскую корону. Алексей завоевал свой титул в жестокой борьбе и ему предстояло носить его, пока его не одолеет сильнейший соперник. Ничего удивительного, что восточные христиане нуждались в норманнах, которые могли их защитить. Смутьяны, раскольники и клятвопреступники — вот кто они такие!
А между тем поход продолжался. Они шли через виноградники и шелковичные сады, обходили сверкающие белые города, полускрытые высокими отвесными стенами, оставляя море справа, а Фракийские горы — слева. Вдосталь налюбовавшись на красноземную равнину, изрезанную дамбами, они миновали невысокие зеленые холмы и увидели вдалеке правильную прямую линию, тянувшуюся от горизонта до горизонта. Подъехав ближе, они разглядели выступавшие из этой линии башни и крыши, затем она распалась на ряды стен. Сверкали на солнце шлемы часовых, на башнях развевались знамена, и доносился гул и запах великого многолюдья. Тройные стены Константинополя!
Но перед ними предстал не просто самый величественный город из всех, которые им довелось повидать: сам дух этого величия был совершенно иным. Так Россия подавляет своими просторами графство Мидлсекс. Город встретил их недружелюбно. Ворота были наглухо закрыты, и добиться, чтобы их открыли, оказалось нелегко. Рожер так и не вошел внутрь: ему не хотелось лишний раз убеждаться во враждебности этой толпы чужеземцев, столь негостеприимно встретившей нормандскую помощь. Даже императора ему не довелось увидеть. Когда герцог на встрече в пригородном лагере паломников давал вассальную клятву, Рожер отсутствовал: он добывал фураж в греческой деревне. Все остальные пилигримы уже переправились в Азию и осадили Никею, так что мешкать им не приходилось. Они быстро переправились через Босфор, совершили двухдневный переход по Вифинскому нагорью и соединились с главными силами. Но что за странная земля, что за подозрительные люди, и как это все далеко от Суссекса!
Полный грустных дум, Рожер приплелся к своей палатке. Петр ушел пасти лошадей у ближних холмов, но Годрик, успевший приготовить своему хозяину ложе, сообщил, что герцог приглашает на ужин всех рыцарей второго ранга.
Однако вход в шатер герцога был плотно запахнут. Под открытым небом стоял высокий стол, у правого угла которого сидели прямо на земле мелкопоместные рыцари. Стол им заменяли лежавшие на земле доски. Рожер уселся между молодым рыцарем из Котантена и священником средних лет, прибывшим из Бретани [21]. Высокий стол был уставлен яствами, и Рожер полюбопытствовал, каких гостей они сегодня принимают.
— Графа Тулузского, — ответил священник, — и его придворных. Граф Раймунд сидит справа от герцога. Слева от него — епископ Пюиский, которому подобает самое почетное место, поскольку он папский легат и возглавляет паломничество. Но этот клирик является вассалом графа, и негоже ему сидеть выше своего сеньора.
Молодой рыцарь поддержал беседу.
— Граф Тулузский по праву считается вождем пилигримов. Он не только великий воин, прославившийся подвигами, совершенными в Испании. Весь путь сюда он проделал верхом, с боем пробиваясь сквозь заслоны славонских горцев. Кроме того, он здесь единственный свободный сеньор, ни с кем не связанный вассальной клятвой. Коли пожелает, то может создать в Святой Земле третью империю, независимую ни от Алексея, ни от Генриха. Если он останется здесь, а герцог вернется домой, я пойду служить под его знамена.
