– Соблазнение?
– Скажете, что это не так? Вы хотели заставить меня совокупляться как… животное. И вам это удалось. Поздравляю. Думаю, вы вполне насладились моим унижением.
Гнев охватил Кинкейда.
– Значит, я по-прежнему варвар? – прошипел он, отпуская ее.
– Конечно. Потому что джентльмены так себя не ведут. – Она вскочила на ноги.
– Леди тоже, – мстительно процедил Спенс, глядя на нее снизу вверх.
– Я запомню это и постараюсь в будущем не допускать подобных промахов. – Она скрестила руки на груди, ей казалось, его взгляд прожигает ее насквозь. – Будьте добры, встаньте с моей одежды.
Выругавшись, Кинкейд вскочил и, схватив ее за руку, развернул к себе.
– Слушайте, Принцесса, признайтесь, что хотели этого так же сильно, как я! Поэтому нечего теперь обвинять меня в том, что я изнасиловал невинную девочку.
– Вы обязательно должны делать мне больно? – Тори морщилась, пытаясь вырвать руку.
– А вы всегда будете прятаться за этой дурацкой маской? Скажите, неужели то, что произошло, ничего для вас не значит?
Тори закрыла глаза. Грудь ее вздымалась от волнения. У Спенса мелькнула надежда. Вот сейчас она откроет глаза и… ледяная стрела вонзилась ему в сердце.
Он встретил холодный взгляд, полный презрения, почти ненависти.
– Мистер Кинкейд, мы оба знаем, какие причины привели нас к заключению брака. Давайте не будем обманывать себя, пытаясь обнаружить чувства там, где их нет.
– Вот как? Значит, то, что произошло между нами…
– Было непристойно.
– Непристойно?
Он не верил своим ушам. Разве можно назвать то прекрасное, что произошло, непристойностью? Разве можно остаться такой холодной после того, что было? Неужели для нее это и правда ничего не значит? Она… ее слова превратили прекрасный момент, сказку в грязь. Вместо любовной сцены получилось совокупление. Жеребец покрыл кобылу… Черт! Она все-таки сделала это! Спенс почувствовал себя использованным. Тори подняла с земли сорочку и встряхнула ее. Ветер швырнул песок Кинкейду в лицо. Тихо ругаясь, он протер глаза. Ярость медленно закипала в его груди. Он не позволит использовать себя, а потом небрежно отшвыривать прочь.
– Значит, ради того, чтобы получить ребенка, вы решили меня перетерпеть?
– Есть вещи, за которые приходится дорого платить. – Она даже не взглянула на него.
Спенс смотрел, как она натягивает сорочку. Тонкая ткань сразу прилипла к влажной коже, четко обрисовав грудь, живот, бедра. Кровь побежала быстрее. Господи, помилуй, он даже теперь хочет ее!
– Думаю, пришло время вспомнить, что по условиям сделки вы мне тоже кое-что должны.
– И что же это?
– Быть любящей женой, когда мы наедине.
– Это отвечает вашим понятиям об уединенности? – Она обвела рукой пляж и море.
– Да.
– Может, тут и достаточно пустынно, но все равно это неприлично. Будь у вас хоть капля совести, вы никогда бы не сделали… того, что сделали.
– Вам бы больше понравилось в темноте, на кровати? Тори молча приводила в порядок свою блузку.
– Посмотрите на меня.
Никакой реакции.
– Проклятие! – Он схватил ее за руку. – Скажи мне, что ты не испытывала желания, что тебе не понравились ощущения, когда я был внутри твоего тела! Скажи мне это в лицо!
Тори не успела спрятаться, и он увидел желание в ее глазах. «Ага, – торжествующе подумал Спенс, – может, она пока меня и не любит, но тот огонь, который теперь жжет ее изнутри, смогу погасить только я!»
– И что дурного в том, чтобы заниматься любовью в таком прекрасном месте? – добавил он, отпуская ее руку. – Что не так?
– Господи, хоть бы мы никогда сюда не приезжали. – Она отвернулась и стала натягивать юбку. – Я хочу домой.
– Сегодня я пошлю гонца к капитану, и завтра мы отплывем.
– Ну и прекрасно!
Спенс побрел по песку к своей одежде. Как можно воспринимать чудо как что-то неприличное, удивлялся он. Ему надоело чувствовать себя злодеем. В следующий раз, когда она захочет заняться любовью – а она захочет! – ей придется его попросить. Раз она решила родить от него ребенка, она должна будет выполнять свою часть сделки, пока они женаты. И если удача не совсем отвернулась от него, их брак не продлится долго. Поездка в Мексику показалась Тори не слишком веселой, а дорогу домой иначе как пыткой назвать было нельзя. Игра воображения сменилась воспоминаниями: она знала, какова на ощупь
