— Прости, — сдавленно сказала она. — Прости.
Сдерживая рыдания, она пошатываясь пошла к двери. Но тут послышался его полный горечи голос:
— Да, еще кое-что… Если вдруг обнаружишь, что беременна, не трудись мне звонить. Я вовсе не такой доверчивый, как мой покойный брат.
Конни с ребенком вернулись домой три дня спустя. И в тот же день Эвелин обнаружила, что Квентину волноваться не о чем — она не беременна.
Эвелин должна была радоваться этому, но после разговора с Квентином она словно вообще перестала что-либо чувствовать. А жизнь шла своим чередом. Девочка Конни чувствовала себя отлично, ее назвали Абби. Марта без конца ворковала над малышкой. Сама Конни быстро набиралась сил. Она неплохо держалась, если принять во внимание всю эту историю. Эвелин казалось, что после родов Конни стала гораздо взрослее и мудрее.
Каждый день заходил Купер, менял девочке подгузники и много шутил. Эвелин было жаль, что они так скоро уезжают. Со временем, возможно, у Конни и Купера могло что-нибудь получиться…
Эвелин раздраженно одернула себя. Хватит мечтать. Пора вернуться к реальности. Было уже довольно поздно, и они с Конни засиделись, обсуждая, как переделать дом Эвелин. Где устроить детскую? Где будет жить Конни? Конни постепенно обретала силу духа и начала верить в то, что может выжить без денег Блейнов. Маленькая Абби была прелестным ребенком, и это помогло смягчить напряжение в отношениях двоюродных сестер. Когда малышке исполнилось десять дней, решено было уезжать. Оставив Конни упаковывать вещи, Эвелин поехала заправлять машину. Они решили ехать в Иллинойс на машине.
По пути с заправки Эвелин думала о том, что будет тосковать по этим местам и по дому Квентина, похожему на сказочный.
В первый раз за эти десять дней Эвелин ощутила что-то. И это была боль. Кричит ли Квентин по- прежнему по ночам? И чей тихий голос успокаивает его?
Не ее. Эвелин изо всех сил сдерживала слезы. Она больше никогда его не увидит.
Но она ошиблась. Когда она вошла в дом, Квентин был там.
Эвелин похолодела. Она решила, что у нее галлюцинации. В безнадежных мечтах она представляла, как он вернулся и в его глазах будут гореть любовь и прощение.
Сейчас все было по-другому. Он напряженно стоял, облокотившись о каминную полку. У него был измученный вид, щеки запали, под глазами залегли темные круги. Он не смотрел на Эвелин. Он смотрел на Конни, которая сидела в кресле с малышкой на руках.
На мгновение Эвелин захотелось защитить Конни, закрыть ее собой, избавить от возможных обвинений. Но она подумала, что если будет и дальше защищать Конни от всего на свете, то та никогда не станет взрослой.
— Здравствуй, Квентин, — безжизненным голосом сказала она.
— Здравствуй, Эвелин. — Его голос тоже звучал подчеркнуто ровно, но это был его прежний голос.
Эвелин вздрогнула.
— Мы не ждали тебя так рано, — сказала она, чтобы пояснить, почему они еще здесь. — Мы уедем, как только погрузим вещи. — Прежде чем он успел ответить, она повернулась к молодой маме: — Конни, я пойду наверх, соберу, что осталось.
— Эвелин! — В голосе Конни было обвинение, она словно не верила, что та бросает ее, но Эвелин, не сказав ни слова, вышла.
В своей комнате она без сил упала в кресло и невидящим взглядом смотрела на голые деревья за окном. Это было унылое зрелище, но ведь после зимы снова наступит весна и обновление. Если конечно, деревья переживут зиму…
Эвелин опустила голову, чтобы больше не смотреть в окно. Она не знала, сколько просидела так. Потом до нее донесся шум двигателя, который, постепенно удаляясь, совсем стих.
Он уехал. Никаких объяснений не будет. Ее охватило облегчение и отчаяние одновременно. Уехал.
Когда Конни постучала, у Эвелин даже не хватило сил встать.
— Входи, — ответила она из кресла, сдерживая слезы. — Он уехал?
— Нет, не уехал.
Услышав его голос, Эвелин вздрогнула, и все поплыло у нее перед глазами. Это был Квентин.
— Я думала, ты уехал, — с трудом проговорила она. — Я слышала машину…
Квентин устало посмотрел на нее.
— Это была Конни. Ты и вправду думала, что я уеду, так и не поговорив с тобой?
— Что еще ты хочешь мне сказать?
Не глядя на Эвелин, Квентин вошел и закрыл за собой дверь.
— Я все же хочу рассказать тебе мой сон, — бесстрастным голосом начал он.
Сон? У Эвелин в животе что-то сжалось. Он хочет показать ей, как мучительны для него последствия лжи Конни. Она не знала, сможет ли выдержать это. Но слушать придется.
— Хорошо, — сжав кулаки, ответила она. — Я слушаю.
Прошло еще несколько секунд, потом Квентин набрал побольше воздуха в грудь и заговорил. Эвелин чувствовала, как трудно ему говорить.
— Это о Талберте. Я… никогда не понимал брата. — Его голос звучал словно издалека. — Он был так не похож на других в нашей семье, он был кротким идеалистом. Только мать принимала его таким, каким он был. Она думала, что у него есть талант к живописи. Она хотела, чтобы он учился этому, но отец возражал. — Квентин покачал головой. — Наш отец был непреклонным человеком. Может, это наследственное. Дяде тоже в свое время не разрешили посвятить себя искусству. Многие поколения Блейнов занимались исключительно бизнесом. — Он коротко рассмеялся. — Я был одним из типичных Блейнов, бизнесменом, продолжателем семейной традиции, осуждающим любое другое поведение. Боже, помоги мне. Я действительно думал тогда, что прав.
Эвелин хотела что-то сказать, но поняла, что словами тут не поможешь, и промолчала.
— Когда мать умерла, Талберту было всего девять. А мне уже двадцать. Она просила меня заботиться о брате и помочь ему найти общий язык с отцом. — Он помолчал. — Я старался. Я пытался учить его играть в бейсбол, учил, как понравиться женщинам, быть более настойчивым, то есть всему тому, что ценилось у Блейнов. Я заставил его отказаться от занятий живописью в пользу гольфа. Я так старался. Кто знал, что в один прекрасный день это обернется против меня? Но я должен, должен был это понять.
У Эвелин разрывалось сердце, она видела, как ему больно. Она вдруг вспомнила: «Может, это и будет похоже на корову, но это будет никудышная корова, черт ее подери. Ведь должна-то была быть звезда».
Квентин смотрел прямо перед собой.
— Я был дураком. Я не понял, что хотела сказать мне мать.
Эвелин отважилась спросить:
— Чего именно ты не понял?
— Она не просила меня изменить Талберта. Она просила защитить его, научить отца воспринимать его таким, какой он есть. — Его голос стал глухим от ненависти к себе. — А вместо этого я стал его врагом.
Эвелин в ужасе покачала головой.
— Не может быть, чтобы он так относился к тебе.
— Может. Когда умер отец, я не оставлял его в покое. Я заставил его пойти в школу бизнеса. Разумеется, его оттуда выгнали. И он как любой подросток начал возмущаться. Он начал пить, отказался работать в нашей компании. Днем он спал, а ночью рисовал и бродил по барам. Думаю, и на Конни он женился назло мне.
— Нет, — возразила Эвелин. — Он любил ее.
— Возможно. — Квентин почти не слышал ее. — Самым большим удовольствием для него стало
