сможешь изменить этого человека. Ты не можешь заставить стать другим никого, кроме себя самой. А твоя забота теперь — ребенок. Когда он должен родиться?
Несмотря на попытки Эвелин переменить тему, Конни только еще больше разволновалась. Ничего не ответив, она вскочила с постели, быстро подошла к окну и стала с отсутствующим видом смотреть на деревья. У нее был взгляд заключенного, который смотрит на волю из-за толстой решетки.
Что делать дальше? Эвелин подошла и встала рядом с кузиной у окна.
Конни смотрела на восхитительный пейзаж, явно не замечая его красоты. Она молчала, все ее тело было напряжено. Эвелин пришло в голову, что Конни, возможно, в глубине души боится родов — и боли, и последующей ответственности за ребенка, и того, что с его рождением ее беспечная юность кончится. Это естественная реакция, но молодые матери почему-то относятся ко всему этому очень болезненно.
— Разве врач не сказал, когда тебе рожать?
— В первых числах декабря, — не глядя на Эвелин, ответила Конни. Ее голос звучал сдавленно, точно слова давались ей с трудом.
Эвелин узнала все, что хотела. Подсчет был прост. Талберт Блейн и Конни поженились всего за три месяца до несчастного случая. После гибели Талберта прошло еще два месяца. А до декабря осталось еще два месяца. Всего семь. Ребенок был зачат до того, как Талберт и Конни поженились.
В наше просвещенное время это не имеет большого значения, тут нечего переживать. Но, по опыту общения с друзьями Дженнифер, Эвелин знала, что молодежь часто воспринимает все слишком серьезно. Сама же Эвелин почувствовала облегчение. Она обняла Конни за плечи.
— Вот и хорошо, — твердо сказала она. — У нас хватит времени, чтобы купить все, что нужно для маленького.
Но Конни так и не успокоилась.
— Я не могу ничего купить, — капризным тоном ответила она. — Его светлость не изволят давать мне деньги, я же говорила, помнишь? Думаю, они желают, чтобы их племянника или племянницу завернули в половые тряпки и старые кухонные полотенца.
Ладонь Эвелин лежала на прохладном дорогом шелке, из которого было сшито платье Конни. Эвелин не могла избавиться от мысли, что Конни вряд ли справедлива. Квентин определенно не допускал того, чтобы его невестка ходила в лохмотьях. Может, он просто хотел, чтобы Конни поменьше тратила на себя и побольше на ребенка.
— Я поговорю с ним, — пообещала Эвелин, стараясь, чтобы ее голос не выдал того, что она сама считает такую попытку обреченной на неудачу. — Может, он раскошелится на пару подгузников.
Но к тому времени, как Конни прилегла отдохнуть и Эвелин спустилась в гостиную, Квентин уже куда- то уехал.
Эвелин воспользовалась возможностью осмотреть дом. С небольшим чемоданом в руке она шла через просторные светлые комнаты и удивлялась. Нигде она не обнаружила и следов того подчеркнуто холодного, модного минимализма, который предполагала найти в жилище Квентина. Мебель была в основном деревянная, повсюду стояли мягкие диваны, создавая особый уют. В углах располагались живые растения, которые, сливаясь с пейзажем за большими окнами, создавали впечатление единства с природой. В просторной гостиной приятно потрескивали дрова в камине. Эвелин вдруг захотелось взять книгу из шкафа и свернуться клубочком у огня в большом кресле.
Но вначале нужно найти комнату, предназначенную для нее. Этажи соединялись между собой короткими лестницами, комнаты переходили одна в другую параллельно балкону. Конни сказала Эвелин, что для нее готова комната на третьем этаже, и Эвелин без труда отыскала ее. Не такая большая, как комната Конни, но это была очаровательная спальня.
Поставив чемодан, Эвелин тут же пошла в ванную, чтобы побыстрее смыть с себя дорожную пыль и переодеться. Она бросила еще один взгляд в окно, на ручей, который весело бурлил внизу, прямо под ее балконом.
Здесь так красиво! И дом чудесный. А ванная оказалась просто роскошной. Склонившись над мраморной ванной, она одной рукой начала расстегивать кофту, а второй открыла кран.
Состояние Конни оказалось вовсе не таким серьезным, как она опасалась. Как ни досадно в этом признаться, но, кажется, Квентин был прав — угроза самоубийства имела целью заставить Эвелин приехать сюда. Тем паче не будет ничего дурного в том, чтобы получить удовольствие от этой поездки, лежа в горячей воде, думала Эвелин.
Почти крадучись, Квентин вошел в темный дом. Ему ужасно не хотелось столкнуться с Конни. Тяжелые и безрезультатные переговоры затянулись до позднего вечера, поэтому он уже не ручался за свое терпение и выдержку.
Налив в стакан неразбавленного скотча, он подбросил дров в камин и направился в свой кабинет. Хотя было уже довольно поздно, Квентин знал, что все равно не сможет заснуть. Как, черт побери, конкуренты узнали о его намерении выкупить «Лесную сказку»? Он допил виски, подошел к бару у шкафа и налил себе еще. Кто-то поплатится за утечку информации. Хозяин «Лесной сказки» тут же запросил двойную цену, как только почуял, что пахнет жареным.
Он-то понимает, что для Квентина это не просто очередная сделка. Зная, что когда-то «Лесная сказка» принадлежала его семье, нетрудно сообразить, насколько для него важно — и по финансовым соображениям в том числе — снова приобрести эту гостиницу. Этот пронырливый старикан уже не сомневается, что может выжать из меня гораздо больше первоначально названной суммы, подумал Квентин.
Спиртное не помогло. Он раздраженно оттолкнул стакан, и виски расплескалось по письменному столу. Квентин понимал, что должен расторгнуть сделку. Главное правило бизнеса — никаких личных чувств. В делах нет места ни предубеждению, ни мести, ни сантиментам.
Отец любил повторять: «Не горячись и не вкладывай в дела душу». Квентин слышал это сотни раз. Именно нарушение этого правила и явилось непростительной оплошностью дяди. Он не мог действовать без горячности, такая уж неугомонная натура была у дядюшки Эдварда.
И теперь Квентин понимал, что обязан отступиться. Хозяин «Лесной сказки» уверен, что поймал его на крючок и может воспользоваться случаем набить чужими деньгами свои карманы. Умная рыба в такой ситуации должна бросить наживку и сорваться с крючка. А глупая будет продолжать цепляться, все глубже насаживаясь на крючок…
Черт! Похоже, Конни включила отопление на полную мощность. Здесь нечем дышать. Ослабив галстук, Квентин сбросил пиджак и распахнул дверь на балкон.
В лицо ему ударил холодный воздух. С удовольствием вдыхая его, Квентин понемногу протрезвел. Он попытался вспомнить, сколько выпил сегодня, но не смог. Значит, слишком много. Словно наказывая себя за это, он вышел на балкон. Ощутив порыв северного ветра, Квентин поежился от холода.
— Это вы, мистер Блейн?
Квентин не сразу понял, кто его окликнул. Вокруг было темно, луна пряталась за облаками, свет нигде не горел.
Наконец ему все же удалось разглядеть ее. Буквально в паре метров от него, на балконе этажом выше, стояла Эвелин Флауэр. Он совсем забыл, что поселил ее в комнате для гостей.
Она склонилась через перила балкона, ее вьющиеся волосы свесились вниз. На ней было что-то свободное, ниспадающее, с закрытым воротом и длинными рукавами. Квентин не разобрал, какого цвета было ее одеяние, но что-то светлое.
— Мистер Блейн! — снова окликнула она его, склонив голову. Слабый свет из его комнаты осветил ее лицо с одной стороны. Квентину была видна лишь часть ее щеки и уголок рта. Ему показалось, что она чем- то огорчена. Губы выглядели чуть припухшими, как будто она недавно плакала или целовалась.
На какое-то мгновение Квентин застыл и молча смотрел на нее, как Ромео под луной. Он почувствовал, что его тело явно откликается на эту картину. Это юношеское возбуждение разозлило его. Последнее время он не встречался с женщинами и теперь решил, что именно поэтому сейчас настроен слишком патетически, — его, как подростка, приводит в возбуждение первая встречная женщина, у которой чувственный рот и одеяние, как у Джульетты.
К тому же эта женщина его явно недолюбливает. Квентин вспомнил, как обвинительно и гневно
