Он приказал Жукову самому принять парад. С точки зрения Жукова, парад оказался успешным и достиг своей цели.
Парадом достигли и другого. Советы смогли показать высокопоставленным союзным военачальникам новейшие образцы танков и самоходных орудий».
Д. Эйзенхауэр, с согласия правительства США, пригласил Жукова посетить Америку. «Согласие было сразу же получено, и мы думали, что Маршал в самое ближайшее время поедет в Соединенные Штаты, — пишет Эйзенхауэр в своей книге „Крестовый поход в Европу“. — Он просил, чтобы генерал Клей или я поехал вместе с ним, чтобы у него был рядом друг во время визита в мою страну, точно так, как он меня сопровождал во время моей поездки в Россию. Я ответил ему, что в силу особых обстоятельств и проблем в данный момент я не могу поехать с ним, но договорился, что с ним поедет генерал Клей. Маршал Жуков спросил, не сможет ли мой сын Джон сопровождать его в качестве адъютанта. Я ему сказал, что для Джона это будет большой честью, более того, я буду рад отправить их на своем самолете С-54, которым сам постоянно пользуюсь. Это обрадовало Маршала. Он уже летал на этом самолете через Россию и верил в его надежность и мастерство экипажа. К сожалению, вскоре Маршал заболел. Поговаривали, что это якобы дипломатическая болезнь, но, когда я увидел его на следующем заседании Контрольного совета в Берлине, у него был вид человека, перенесшего тяжелую болезнь».[482]
Маршал Жуков также ссылается на свою болезнь: «К сожалению, перед полетом я заболел. Пришлось еще раз звонить И. В. Сталину: „В таком состоянии лететь нельзя. Соединитесь с американским послом Смитом и скажите ему, что полет по состоянию здоровья не состоится“».[483]
И все же отмена визита в США имела, скорее всего, дипломатическую подоплеку. Например, в эти дни Эйзенхауэр получил послание от своего политического советника Р.Мэрфи, который сообщал, что сотрудники американского посольства в Москве видели Жукова в театре явно в хорошем самочувствии.
То, что «болезнь» Жукова была дипломатической, подтверждает и его дочь Элла: «Отец был глубоко огорчен, когда не смог по приглашению Эйзенхауэра посетить с ответным визитом США. Сталин сначала поддерживал идею визита, но потом по причинам, о которых можно только догадываться, изменил свое решение. „К сожалению, перед полетом я заболел“, — пишет отец в своих мемуарах… Но мы-то знали, что болезнь носила дипломатический характер. Мы поняли, что его, по сути дела, вынудили отказаться от желанной поездки. Не исключено, что таким образом ему указали на место».
Популярность маршала все больше и больше тревожила Сталина.
Наверняка знал он и о том, что для того, чтобы написать портрет Жукова, в Германию ездил известный художник П.Д.Корин. И ведь удалась работа: на ней Георгий Константинович, как и в жизни, выглядит волевым, по-военному подтянутым, ордена на груди — как сталь доспехов, металлом отливает синий маршальский мундир. И в лице, и в крепкой коренастой фигуре видится что-то железное, несгибаемое. По всему чувствуется: перед вами человек, который привык принимать ответственные решения, управлять огромными массами людей. Весь он — воплощение власти и военного приказа, которому подчинены миллионы жизней, миллионы судеб.
Во время пребывания в Германии на Корина тяжелое впечатление произвел один случай: увидел он, как наши солдаты выбрасывают из дома немецкого профессора ценнейшие книги. Жуков вмешался и безобразие прекратил.
Психология победителя на оккупированной земле — вещь сложная.
В то же время, когда Корин писал портрет Жукова, Е.В.Вучетич подарил Георгию Константиновичу его собственный бронзовый бюст в натуральную величину. На монументе были выгравированы слова:
Славному русскому полководцу XX века, Маршалу Г.К.Жукову в память о наших коротких встречах. Скульптор Вучетич. Ноябрь 1945 г. Берлин».
Последняя встреча Г.К.Жукова и Д.Эйзенхауэра состоялась на приеме, который советская сторона давала в Берлине 7 ноября 1945 года. Эйзенхауэр, получивший приказ о возвращении в США, отмечал: «Когда я прибыл, Маршал Жуков со своей женой и несколькими старшими помощниками стояли в центре зала, принимая гостей. Он приветствовал меня и затем быстро покинул центр зала. Маршал взял свою жену под руку, и мы втроем уединились в уютной комнате, где был накрыт стол с самой изысканной закуской. В разговоре прошло два часа. Общий тон высказываний Маршала сводился к тому, что, по его мнению, мы в Берлине кое-чего добились для разрешения трудной проблемы установления взаимопонимания между двумя странами, столь разными по своим культурным и политическим взглядам, какими являлись Соединенные Штаты и Советский Союз. Маршал считал, что мы могли бы добиться еще большего. Он много говорил об Организации Объединенных Наций и заметил: „Если Соединенные Штаты и Россия будут стоять вместе, несмотря ни на какие трудности, успех ООН будет наверняка обеспечен. Если мы будем партнерами, то не найдется такой страны на земле, которая осмелилась бы затеять войну, когда мы наложим на нее запрет“».[484]
О своей работе на посту Главноначальствующего СВАГ и Главнокомандующего Группой советских оккупационных войск в Германии Жуков рассказывал военному историку Светлишину: «Забот было много. Понял я, сколь сложнейшее дело дипломатия. Требовалось без промедления разоружить оставшиеся германские войска, арестовать главарей фашизма, организовать управление государством, работу местных властей. Надо было накормить голодный, измученный войной немецкий народ».[485]
Вот лишь некоторые из тех вопросов, которые приходилось решать Георгию Константиновичу.
31 мая 1945 года он подписывает постановление военного совета 1-го Белорусского фронта «О снабжении молоком детей гор. Берлина». Оно содержит целый комплекс сложных вопросов, касающихся восстановления сельскохозяйственного производства, ветеринарной службы, организации работы молочных заводов, молочных пунктов, транспорта. В числе ответственных: заместитель командующего Серов, генералы Жижин и Антипенко, полковник Ткачев…
26 октября Жуков шлет, как особо важное, распоряжение военным советам армий: «Нами установлено, что некоторые передислоцирующиеся и уходящие части оставляют поля своих подсобных хозяйств необработанными, а сельскохозяйственный инвентарь берут с собой.
Между тем многие из этих подсобных хозяйств будут после ухода частей разделены между крестьянами в порядке земельной реформы или же переданы заводам.
Изъятие инвентаря может нанести ущерб севу и делу земельной реформы.
В связи с этим приказываю:
Вам обеспечить оставление передислоцирующимися или уходящими частями инвентарь бывших подсобных хозяйств и передачу этого инвентаря местным бургомистрам.
Если же подсобные хозяйства будут переданы новым воинским частям, то инвентарь передавать их представителям».[486]
Советской военной администрацией в Веймаре берутся под охрану объекты — архив, домик, дом- музей, связанные с жизнью и деятельностью Гёте, организуется безопасность кельи Мартина Лютера в Августинском монастыре города Эрфурта.[487]
В середине августа 1945 года в Карлсхорсте руководство Советской военной администрации в Германии провело совещание с начальниками управлений и отделов СВАТ. Как вспоминал бывший начальник управления СВА земли Тюрингия генерал Колесниченко, «в выступлении заместителя главноначальствующего СВАГ генерала армии В.Д.Соколовского был перечислен такой большой объем стоящих перед нами задач, что я еле поспевал записывать их, а записывать надо было, так как все они были очень важны и подлежали безусловному выполнению. В заключение главноначальствующий СВАГ Маршал Советского Союза Г.К.Жуков особо подчеркнул необходимость полной ликвидации нацистской
