такси.
Она тронула шофера за плечо и, не думая о том, что говорит, взмолилась:
— Меня преследуют какие-то люди! Поезжайте быстрее! Постарайтесь отделаться от них!
Шофер настороженно глянул на нее через плечо.
— Вот что, дамочка, если у вас неприятности с полицией, ищите-ка себе другое такси! — Он затормозил и остановился у тротуара.
— Фу, какие глупости, — сказала она с деланным нервным смешком, — я же пошутила, чтобы подогнать вас!
Он покачал головой и распахнул дверцу:
— Выходите!
Фейс беспомощно остановилась на краю тротуара с чемоданом в руке и стала искать глазами другое такси. Седан проехал немного вперед и тоже остановился. «Нечего даже надеяться, что от них можно убежать», — подумала Фейс. Они, должно быть, день и ночь наблюдали за ее домом и знали все, кроме, конечно, самых потаенных ее мыслей. О, господи! Ей не удалось сдержать слезы, и перед глазами у нее все поплыло. Но она должна, должна ради Джини, любой ценой уехать без их ведома, — Дейн особенно настаивал на этом.
Фейс подняла руку, и мчавшееся мимо такси остановилось. Она вскочила в него, бросила на сиденье чемодан и захлопнула дверцу; только тут она почувствовала, что изнемогает от зноя.
— Куда прикажете, мисс? — спросил шофер.
Она помедлила.
— Куда-нибудь, где попрохладнее, — сказала она, чтобы выгадать время и что-то придумать. Такси промчалось мимо седана, и Фейс тотчас услышала фырканье заводимого мотора.
— Таких мест сейчас не найдешь! — заметил с усмешкой шофер.
Вытирая лицо платком, она вдруг увидела сквозь деревья памятник Вашингтону. И в голове у нее родился план. Шансов на успех было, конечно, мало, но надо попытаться.
— К Монументу, пожалуйста, — попросила она.
— Вот неугомонные туристы — даже в такой день и то готовы осматривать достопримечательности! — усмехнулся шофер.
Фейс казалось, что прошли столетия, прежде чем они добрались до Капитолийского холма и подъехали к подножию массивного гранитного обелиска. Она вдруг вспомнила о сне, который видела накануне того дня, когда ей принесли розовую повестку, и который так ее напугал, — теперь она переживала этот сон наяву. Она вздрогнула. Ей хотелось верить, что она все еще грезит, но увы, это было не так. Седан, серо-стальной седан, мрачно подтверждал реальность происходящего.
Преследователи сочтут ее помешанной, и, может быть, это действительно так, но не полезут за ней на верхушку Монумента. Куда удобнее сидеть внизу в машине и слушать радио, поджидая, пока она выйдет и снова наймет такси.
Ссутулившись, еле передвигая ноги, Фейс втащила чемодан под колоннаду и, даже не взглянув на седан, вошла в прохладную полутьму. Очутившись внутри, Фейс постояла, чтобы проверить, не идут ли за ней, но она рассчитала правильно. Они не пошли.
У скучающего часового она спросила, где дамская комната, и поспешила туда. Там быстрыми решительными движениями она раскрыла чемодан и вынула черное платье и шарф, которые собиралась надеть в Нью-Йорке. Целиком поглощенная своим планом, она быстро переоделась, швырнула в угол дорогую соломенную шляпку и по-деревенски повязала голову шарфом. Потом она закрыла чемодан и сунула его в ящик для бумаги. Слава богу, ей никто не помешал! Она вышла и с небрежным видом туристки села в лифт.
Когда народу набралось достаточно, отяжелевшая клетка лифта, поскрипывая, доставила туристов на самый верх — на высоту пятисот футов. Фейс торопливо подошла к одному из узких окон и отыскала глазами серо-стальной седан. Он стоял на прежнем месте и казался сверху просто игрушкой, — самой безобидной игрушкой. Тогда, с громко бьющимся сердцем, Фейс огляделась в поисках спасения.
Весь Вашингтон лежал у ее ног, — знакомые здания с колоннадой, тенистые парки и широкие улицы. Она посмотрела вниз на круглую площадь Тайдал-Бэйсин. Правее, над вишневыми деревьями, величественно вздымался белый мраморный купол памятника Джефферсону, сооруженный в неоклассическом стиле. Фейс закрыла глаза, вспоминая, как все это выглядит весной, когда деревья покрыты розоватым пухом. Любоваться цветением вишен вошло в обычай, и тысячи паломников стекаются сюда со всех штатов, чтобы насладиться этим зрелищем. Красивые цветы, подумала Фейс, только никому они не нужны и плодов не приносят. А бронзовый Джефферсон выше человеческого роста глядит на них из-за мраморной колоннады, хмурится и жалеет, что деревья эти бесплодны.
Открыв глаза, она посмотрела в другую сторону. Возле Белого дома возвышалось здание ее Департамента, — хоть и пострадавшее от времени, но по-прежнему величественное, — и Фейс подумала о мистере Каннингеме. Недолго он там продержится. Человек в его положении может сохранить место, только если пойдет на предательство. Фейс знала, что будет вспоминать о нем с теплотой до конца своей жизни. Но она отбросила эти мысли и взглянула на часы. Без четверти четыре. Она опоздает на конгресский экспресс. Что подумает Дейн, если она не приедет, как было условлено? Она чуть не поддалась панике: рискнуть и броситься на вокзал! Нет, поздно! Слишком поздно. Надо довести свой замысел до конца.
Черные тучи собирались там, вдали, над рекой, за водопадами, где вода пенится в гранитных каньонах. Так вот, значит, где рождаются бури, которые приносит с собой прилив. Как забавно сталкиваются грозные тучи. Отсюда, с высоты, видно, как порывы ветра сотрясают и рвут их на части. Вот и отлично, подумала Фейс, отлично! Во время грозы легче будет скрыться!
Рядом с ней, возле узкого оконца, остановился мальчик в темных очках.
— Ого! — воскликнул он, увидев грозовые тучи. — Как бы в нас молния не ударила!
Фейс улыбнулась ему своей самой неотразимой улыбкой.
— Продай мне твои очки, я дам тебе два доллара, — сказала она. — Мне очень глаза режет. — Она побоялась предложить ему больше, чтобы не вызвать подозрений.
— Идет! — сказал он. — По рукам!
Фейс заплатила ему и надела очки. Она готова была расцеловать мальчика.
В эту минуту она увидела то, чего так ждала: туристский автобус, пыхтя, поднимался по холму к Монументу. Вскоре он остановился, и из него высыпала целая толпа. Сердце у Фейс бешено колотилось.
Все произошло так, как ей хотелось. Туристы вышли из лифта вместе с гидом и запрудили все площадки, с которых открывался вид на Вашингтон. Гид гнусавой скороговоркой затараторил свои пояснения под аккомпанемент завывающего ветра, грозившего в любую минуту заглушить его голос. Фейс затерялась в группе слушателей. Небо все больше темнело, загрохотал гром, кое-кто стал поеживаться и опасливо озираться.
— А эта штука качается? — спросила тоненькая молодая женщина, растягивая слова, как все уроженцы Южной Каролины.
— Ну, хватит! — громко возвестил гид, не обращая внимания на ее вопрос. — Пошли!
Они втиснулись в лифт, — Фейс тоже.
Внизу все ринулись к выходу и, пряча лицо от ветра, побежали к автобусу, — Фейс тоже. Крупные дождевые капли ударили ей в лицо, и Фейс как можно ниже пригнула голову. Влезая в автобус, она споткнулась: какой ужас, неужели теперь ее заметят? Но никто не обратил на нее внимания, и она села к окну с той стороны, откуда не был, виден серый седан. Съежившись, стараясь быть как можно меньше и незаметнее в шарфе и темных очках, она почти не дышала, пока туристы не вошли в автобус и шофер не завел мотор.
Кашляя и чихая, автобус пустился в путь под проливным дождем.
Фейс вытащила из сумочки носовой платок и вытерла пот с лица. Седан, насколько она могла судить, не последовал за ними.
И все-таки ей было страшно. Когда автобус затормозил на перекрестке, она быстро прошла вперед и попросила выпустить ее. Шофер поворчал, но открыл дверь.
