Тут дверь отворилась, и на пороге появилась мать. Приблизившись к кровати, баронесса спросила:
— Ты хотела меня видеть, дорогая?
Марисса кивнула:
— Да, мама. Теперь я окончательно удостоверилась: ребенка не будет. Так что тебе больше не надо беспокоиться по этому поводу. Я понимаю, что и сейчас возможны какие-то последствия для моей репутации, но все же… Я полагаю, что нет никаких оснований для того, чтобы выходить сейчас замуж. То есть можно расторгнуть помолвку с мистером Бертраном.
— Ой, Марисса! — радостно воскликнула мать. — Дорогая моя дочка, ведь это чудесная новость! Просто изумительная! Я даже не могла представить твою жизнь с этим мужчиной! К тому же он не очень-то респектабельный, хотя и сын герцога.
— М-м-м… да, пожалуй.
— Да-да, это замечательная новость, — продолжала мать. — Конечно, мы подождем некоторое время, прежде чем расторгать помолвку. А потом придумаем какую-нибудь правдоподобную историю — такую, чтобы не представить мистера Бертрана в невыгодном свете после его благородного поступка. Да, в этом отношений мы должны действовать очень осторожно. — Мать сделала паузу, затем, обняв Мариссу, воскликнула: — Ах, дорогая, я так рада за тебя! Должно быть, ты испытываешь огромное облегчение! Знаешь, я сейчас же сообщу об этом барону.
Мать всегда называла Эдварда «бароном» — за исключением тех драматических моментов, когда обращалась к нему «мой сын!».
— Мама, я предпочла бы сообщить об этом сначала Джуду, — пробормотала Марисса. — По-моему, это будет справедливо.
Баронесса тут же закивала:
— Да-да, ты должна сказать сначала ему. А барону я сообщу новость перед тем, как мы отправимся на обед. Согласна?
Марисса с улыбкой кивнула, хотя на сердце у нее стало еще тяжелее. Когда же мать вышла из комнаты, она со вздохом поднялась с кровати. Несколько минут Марисса в задумчивости расхаживала из угла в угол, потом вышла в коридор и медленно направилась к лестнице. Возможно, она намеренно тянула время. Но в конце концов Марисса все же спустилась вниз и остановилась в нерешительности. «Куда теперь?» — спросила она себя.
Оказалось, что кабинет брата пуст. В библиотеке и в гостиной также никого не было. Вероятно, все сейчас переодевались к обеду.
Марисса бросила взгляд на лестницу, по которой только что спустилась. Было бы не слишком правильно идти в комнату Джуда, хотя ничего в их взаимоотношениях нельзя было назвать правильным. Во всяком случае, их любовная игра в беседке была совершенно неправильной. Любовная игра? Да, пожалуй. А как еще назвать то, чем они там занимались?
Снова вспомнив о происшедшем в беседке, Марисса тотчас же почувствовала, что ее неудержимо влечет к Джуду — в его объятия. Вероятно, именно поэтому ей не следовало заходить в его комнату. Это было бы… неблагоразумно.
И все же она почувствовала, что обязана к нему зайти. Не зайти — это было бы нечестно.
Собравшись с духом, Марисса направилась обратно к лестнице. Остановившись у первой ступеньки, сделала глубокий вдох и стала подниматься. Каждая ступенька давалась ей с огромным трудом, и она постоянно говорила себе: «Иди же, иди, не останавливайся. Ты должна ему сказать…»
Поднявшись наверх, Марисса прошла по коридору и повернула к южному крылу дома. Увидев горничную, выходившую из комнаты, спросила:
— А где сейчас мистер Бертран?
— В Зеленой комнате, мисс, — ответила служанка.
Завернув за угол, Марисса подошла к двери Зеленой комнаты. «А вдруг меня сейчас увидят? — подумала она. — Впрочем, какое это имеет значение?»
Она решительно постучала в дверь, и тотчас же раздался крик:
— Да, сейчас!..
В следующую секунду дверь распахнулась, и Марисса переступила порог. Закрыв за собой дверь, она пробормотала:
— Джуд, я хотела…
Ей вдруг показалось, что она не сможет сказать то, что собиралась.
А он стоял совсем близко, прямо перед ней, так что Мариссе пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
Тут Джуд вдруг положил ладони ей на плечи и, прижав ее к двери, наклонился, чтобы поцеловать. В тот же миг руки Мариссы обвили его шею, и она ответила на его поцелуй со всей возможной страстью.
«Ох, зачем я это делаю? — промелькнуло у нее. — Ведь это… безнравственно, порочно. Я ведь уже не собираюсь за него замуж…»
Но она не хотела прерывать поцелуй. Более того, ей хотелось большего — всего того, что происходило в беседке. И еще ей хотелось, чтобы Джуд сорвал с нее всю одежду, чтобы увидел ее обнаженную. Но она тут же вспомнила, что ее нынешнее состояние не позволяло этого. Собственно, по этой причине она и явилась к нему.
Марисса наконец-то прервала поцелуй и, упершись ладонями в грудь Джуда, отстранила его. Он хотел снова привлечь ее к себе, но она, задыхаясь, проговорила:
— Погоди, я хотела… Я пришла сказать…
Тут взгляды их встретились, и у нее перехватило дыхание; ей казалось, она не может вымолвить ни слова.
А Джуд, пристально глядя ей в глаза, тихо спросил:
— Почему ты пряталась сегодня от меня?
Она покачала головой:
— Нет, я не пряталась, просто… Я не знала, что сказать.
— Что ж, ничего страшного, — ответил Джуд с улыбкой.
Он снова стал ее целовать, и Марисса мысленно воскликнула: «Ах, как чудесно!» Ей хотелось, чтобы их поцелуй длился бесконечно — тогда бы не пришлось говорить то, что надо было сказать.
Но все-таки она отстранилась от него. И тихо сказала:
— Джуд, мы должны поговорить.
Он медленно выпрямился и внимательно посмотрел на нее:
— Да, понимаю. Да-да, конечно…
Она судорожно сглотнула. Ей вдруг пришло в голову, что этот их поцелуи был последним. Ах, не надо было отстраняться!
— Я очень сожалею, Джуд, но я не беременна, — выпалила Марисса.
— У тебя месячные?
Марисса густо покраснела.
— Да.
— И все так же, как обычно? — допытывался Джуд.
— О Господи! Как ты можешь об этом спрашивать?!
Джуд с усмешкой пожал плечами:
— В детстве я постоянно слышал разговоры матери и ее подруг, так что привык.
— Но я-то не привыкла! Я никогда ни с кем такое не обсуждала.
— Т ак как же, дорогая? Все нормально?
— Да.
— Что ж, поздравляю. Тебе повезло.
— Тебе тоже, — пробормотала Марисса.
Джуд внимательно посмотрел ей в глаза, однако промолчал. Марисса же вновь заговорила:
— Поверь, я очень ценю то, что ты сделал для меня. Я не знаю ни одного другого мужчины, который предложил бы то же самое.
