со множеством пещер и впадин.
Синтия пребывала в эйфории. Она пребывала в эйфории даже теперь, промокнув насквозь под дождем, который лил уже целый час. В экипаже с нее натекла целая лужа, пока они медленно ехали назад в Кантри-Мэнор.
Ланкастер видел, как она дрожит, натянув на себя одеяло, оказавшееся в экипаже, но при этом улыбается ему.
– Это должно быть там, Ник.
Ник улыбнулся в ответ на беспечную надежду, прозвучавшую в ее голосе.
– Это там. Все эти пещеры… Ты такой умный, Ник!
– Правда? Ты единственный человек, который когда-либо признавал это.
– Значит, я очень проницательная.
– Очевидно, да.
Синтия засмеялась, и это напомнило ему, какой милой и женственной она выглядела накануне вечером. Потом Николас вспомнил ее пораженный вид, когда он отказал ей, и отвернулся к окну, наблюдая за потоками дождя.
– Что ты сделаешь со своей половиной? – спросила Синтия.
Ник вопросительно посмотрел на нее.
– Со своей половиной золота.
– Давай сначала посмотрим, сколько его.
– Ты сегодня пессимистично настроен, – пожала мокрыми плечами девушка.
– Да, весьма необычно быть серьезным человеком. Не уверен, что мне это нравится.
– А я знаю, что достаточно скоро у меня опять будет мерзкое настроение. Наслаждайся новизной.
Ее глаза светились радостью, и Ланкастеру захотелось придвинуться ближе. Стать частью ее радости. К счастью, экипаж остановился раньше, чем он успел совершить какую-нибудь глупость.
– Твой плащ, – пробормотал он, открывая дверцу. Синтия накинула капюшон на голову и натянула его пониже, чтобы скрыть лицо.
– Одеяло тоже возьми.
Ланкастер помог ей спуститься и смотрел, как она стремглав побежала к кухонной двери. Узнать в этой закутанной фигуре Синтию было практически невозможно. Его кучеру казалось, что он возил миссис Пелл, и хозяин помог ему поверить в это, вознаградив щедрой порцией виски.
Кучер тяжело спрыгнул на землю и закрыл дверцу.
– Спасибо, что так терпеливо ждал под дождем, Джеймссон. Я поеду в деревню после обеда, а до этого времени ты свободен.
– Спасибо, милорд. – Джеймссон коснулся шляпы и оглянулся на дверь. – Миссис Пелл, да?
– Что?
Кучер пошатнулся немного влево, потом прислонился к экипажу, чтобы сохранить равновесие, и пояснил:
– Она уже не первой молодости. Но мужчинам иногда нравится, а? Все правильно, ничего необычного в этом нет.
– Э-э… – Ланкастер не хотел ставить под сомнение репутацию миссис Пелл, но как еще он мог объяснить несколько часов уединения на берегу с экономкой?
– Ничего странного в этом нет, – шумел Джеймссон, похлопывая своего хозяина по спине.
Но Ланкастер не мог обвинить его в несоблюдении субординации, поскольку сам напоил его до такого состояния.
– Присмотри за лошадьми, Джеймссон. Попроси Адама помочь, ему надо учиться.
– С-слушаюсь, милорд. Будет сделано.
Ланкастер округлил глаза и поспешил под крышу. Ему надо было обсохнуть, согреться и немного поесть, прежде чем ехать в деревню.
Если за последнее десятилетие ее жители не сильно изменились, то они будут рады поговорить о новом человеке, его привычках и в обмен могут ждать дружескую пинту эля.
– Миссис Пелл, – начал Ланкастер, зайдя в теплую кухню. – Могу я…
– Ее нет.
Ланкастер увидел Синтию, которая наполняла кипящей водой чайник. У печки рядом с ней появилась новая лужа.
– А где она?
Синтия кивнула в сторону длинного кухонного стола, где лежал крошечный листок бумаги.
– Пошла купить говядины. Сомневаюсь, что она вернется в такой дождь. Если я правильно догадываюсь, они с миссис Пейнтер сидят у нее дома и сплетничают о друзьях за рюмкой хереса. Но я приготовила чай. Спасибо, что она оставила кипящий чайник.
– Замечательно.
Удивительно, но как-то странно было чувствовать, что они здесь вместе одни. Мысль, абсолютно лишенная логики. Они весь день были вместе на берегу. Этим утром они тоже были одни в ее комнате.
И все же интимность этой новой ситуации давила на него с силой надвигающегося шторма.
Синтия вела себя абсолютно естественно. Она спокойно готовила чай, а мокрое платье облепило ее бедра.
– Мне надо переодеться, – объявил Ник и вышел в коридор.
Она не остановила его, и он с облегчением выдохнул, добравшись до последней ступеньки наверх. У него были благие намерения. Честные. Не важно, как сильно ему хотелось заняться любовью с Синтией Мерриторп, он не может этого сделать.
Но Синтия нанесла удар по его решительности.
«Мне хочется немного больше для нас», – так просто предложила она. Такое честное признание тронуло бы его, даже если бы в сердце уже не было трепетного желания. Ему тоже хотелось больше. Больше для себя и больше для Синтии, и больше для них обоих. Теперь он понимал, что могло произойти. Дружба вдруг переросла бы в страсть. Это была бы та счастливая любовь, которая быстро захватывает и длится вечно.
Он потянул шейный платок, который сдавливал шею, потом сбросил сюртук.
Может быть, Синтия права насчет Имоджин. Может, ему не надо жениться на ней? Но в мире не существует способа, как ему жениться на Синтии. Если он женится па ней, он изменит путь своей семьи в истории. Они примкнут к доведенному до нищеты нетитулованному мелкопоместному дворянству. Его брат и сестра вынуждены будут сделать тот самый выбор, которого пытался избежать Ланкастер. Жениться ради богатства или жить в нищете. Он не может уклониться от своего долга, не может переложить его на плечи родных. Кроме того, он единственный, кто может жениться и всегда тянуть за собой всю семью.
Брак с Синтией не выход.
А если бы была такая возможность, женился бы? Уговорил бы ее всю жизнь проводить ночи в его постели?
Ник снял через голову мокрую рубашку и бросил взгляд на кровать.
Синтия не девственница. Возможно, просить о целой жизни – это много, а как насчет одной ночи? Ланкастер вспомнил, как она выгибалась навстречу его прикосновениям той ночью. Ей понравилось, и ей понравится опять. И когда он…
Стук в дверь прервал его фантазии и заставил разозлиться на самого себя за такие мысли.
– Выживший из ума подонок, – тихо выругался на себя Ник, когда стук повторился.
– Я принесла чай! – раздался за дверью голос Синтии.
Ланкастер накинул халат и пошел открывать дверь. Он чувствовал себя беззащитным: и потому что был раздет, и потому что течение собственных мыслей смущало его. Но улыбка Синтии была веселой и открытой, и у него не было повода, чтобы держать ее за дверью.
Она поспешила мимо него, чтобы поставить поднос на стол. Ему ничего не оставалось делать, как принять предложенную чашку чая и пробормотать слова благодарности. Синтия стояла у камина и пила чай, его страх стал отступать, как вода при отливе. Наверное, этому помог крепкий запах бренди, ударивший ему в нос.
– Сколько чашек чая ты выпила? – поинтересовался он.
– Только одну, – моргнула Синтия. – Это платье стало колом от холода.
Ланкастер замер, поднеся чашку ко рту. Он посмотрел на ее мокрое платье, размышляя, почему оно вдруг неожиданно представилось ему угрожающей декорацией в этой странной пьесе.
– Помоги мне снять его.
Ага, вот оно в чем дело. Это вовсе не отлив, а прилив, набирающий силу, чтобы обрушиться на его голову. А Синтия, похоже, опять не заметила его смятения. Она улыбнулась, и Ник почувствовал, что улыбается ей в ответ. По-видимому, он был абсолютно нормальным, раз его мысли вертелись вокруг перспективы помочь Синтии раздеться.
Если его сила воли была последней хрупкой опорой, которая трещала под силой его желания, то Синтия решила со всего маху запрыгнуть на эту опору.
– Ты уверена, что миссис Пелл не вернулась? Скоро время обеда.
– Вероятно, она думает, что мы сами сможем порезать хлеб и ветчину, – хмыкнула Синтия и взяла чайник.
Ланкастер, заглянув в свою чашку, обнаружил, что она пуста. Синтия уверенной рукой наполнила ее снова, и Ланкастер вежливо стал пить чай. Тепло постепенно растекалось по телу.
– Можно, я переоденусь перед камином? Боюсь, я не смогу от него отойти.
– Конечно.
Конечно, у нее должен быть шанс почувствовать отблески пламени на обнаженной коже. Он не мог отказать ей в этом.
– Мне кажется, я уже достаточно согрелась, чтобы раздеться.
Синтия поставила чашку, улыбнулась Нику и повернулась спиной. Ланкастер посмотрел на ее платье, на длинный шов, в котором скрывались крючки, и крепче сжал чашку в руках. Синтия нетерпеливо повернула голову.
– Ну хорошо, – пробормотал он и осторожно поставил чашку на стол, словно наблюдая за своими действиями со стороны.
Какой-то другой мужчина коснулся ее платья, расстегнул первый крючок и дотронулся до обнаженной кожи костяшками пальцев.
Синтия наклонила голову вперед, облегчая его задачу. Мягкие завитки волос касались тыльной стороны его ладони. Он расстегнул второй крючок и третий.
Когда показался корсет, Ланкастер почувствовал дрожь в теле. Его плоть уже восстала. Он вкушал запах ее волос, чувствовал гладкость кожи под пальцами, а ее спина всякий раз прижималась к его руке, когда она делала вдох.
Его руки выполняли свою работу без его разрешения. Когда платье было наполовину расстегнуто, Синтия изгибалась и крутилась до тех пор, пока не освободила руки от прилипшей ткани. Перед Ланкастером вдруг открылась обнаженная кожа. Плечи, изгиб шеи, руки, покрывшиеся гусиной кожей от холода.
Пальцы Ланкастера стали работать еще быстрее. Через несколько секунд платье упало на пол мокрой кучей.
Синтия повела плечами,
