Жестянщик Тихий предусмотрел многое. Он учел также, что Оксану может встретить кто–либо из ее прежних знакомых, случайно оказавшихся в Полянске. Разведчице было приказано в таких случаях немедленно подавать сигнал тревоги.
И на калитке домика, где жила Анна Шеккер, появился в условленном месте обрывок черной нитки, будто случайно зацепившийся за ржавую шляпку гвоздя…
Оксана явилась на аэродром с большим опозданием. Это мало беспокоило девушку — она могла сказать капитану Бугелю, что задержалась в городе по их общему делу.
Однако Бугелю было не до Анны Шеккер.
На аэродроме происходило что–то необыкновенное. Оксана поняла это. когда увидела пять или шесть больших штабных машин, стоявших у ворот.
Часовые проходной будки тянулись в струнку.
На площадке между зданием штаба и столовой толпилось множество летчиков, очень оживленно переговаривавшихся друг с другом. В толпе то и дело слышались веселый смех, радостные восклицания. Бугель в парадном мундире был здесь, девушки–официантки в белых передниках и наколках все до одной вышли во двор и стояли у дверей столовой. В сторонке, возле своей подготовленной к съемке аппаратуры, прохаживались военные кинооператоры.
В окне второго этажа здания штаба показался писарь. Он крикнул:
— Господин подполковник! Генерал Ригель выехал. При этом возгласе низенький офицер в очках, очевидно, режиссер кинохроники, выбежал вперед и поднял руку.
— Внимание! Господа офицеры, прошу занять указанные мною места. С майором Вернером и его товарищами остаются командир полка и летчики эскадрильи майора Вернера. Прошу побыстрей. Корреспонденты остаются на своих местах.
Толпа пришла в движение, разделилась надвое: часть офицеров отошла к столовой, другая — к зданию штаба. В центре осталось несколько летчиков. Впереди их стояли командир полка, подполковник Хенниг — ярко–рыжий человек с хитрой лисьей физиономией и два странных типа с заросшими, истощенными лицами, одетые в грязную рваную одежду. Один из них, тот, что стоял рядом с подполковником, был высок, светловолос. Он держал на руке потертый ватник и несколько смущенно улыбался голубовато–серыми, слегка на выкате глазами. Правильные черты удлиненного худого лица в сочетании со струившимися книзу Светлыми усами и красивой едва раздваивающейся бородкой делали его похожим на иконописного святителя.
— Господа! — суетился офицер в очках. — Больше непринужденности, естественности, больше улыбок. Беседуйте. Корреспонденты атакуют вопросами. Снимаем панораму. Камера!
Застрекотал киноаппарат. Оксана подошла к Бугелю.
— Что случилось, господин капитан?
— О, сегодня настоящий праздник, — ответил толстяк, не отрывая радостно поблескивающих глаз от группы, на которую был нацелен аппарат. — Видите тех двух? Это командир эскадрильи майор Вернер и его штурман. Более месяца назад, еще до того, как их дивизия прибыла сюда, самолет майора был сбит в воздушном бою в тылу русских войск. Все считали, что экипаж погиб или захвачен в плен. Прошел месяц — и майор воскрес. Он вывел с собой своего штурмана. Это небывалый случай, чудо. Они где–то достали одежду русских, прошли ночами более двухсот километров и сумели перебраться через линию фронта. Они только что прибыли. Говорят, майор Вернер — исключительно отважный летчик, асе, у него уйма наград. Он начал войну в Польше, летал над Англией, Францией, Грецией. Ему страшно везет. Сейчас сюда приедет командир дивизии. Вернер — любимец генерала Ригеля. Будут снимать их встречу для кинохроники. Видите, сколько репортеров? Теперь имя Вернера прогремит на всю Германию.
«Если даже Бугель поддался общему энтузиазму и прославляет отважных, значит, майор Вернер действительно совершил редкостный подвиг», — подумала Оксана. Тут она вспомнила Андрея, его рассказ о том, как он боролся со смертью, и вдруг все, что она видела сейчас, поплыло у нее перед глазами. Девушка схватила за руку Бугеля и только благодаря этому удержалась на ногах.
— Простите, у меня закружилась голова, — сказала она удивленно взглянувшему на нее начальнику столовой.
Не надо думать об Андрее, не надо вспоминать… Тихий явится и решит, как нужно поступить. Оксана отошла от Бугеля и присоединилась к официанткам, стоявшим у дверей столовой.
Со стороны города аэродром был обнесен высокой кирпичной стеной, поверх которой была протянута колючая проволока. Столовая представляла собой приземистую деревянную, крытую толью постройку барачного типа. Тут был скос почвы; правый, обращенный к взлетным площадкам скат крыши почти касался земли, и, чтобы попасть в зал столовой, нужно было спуститься по небольшой лесенке. Почти все окна выходили к кирпичной стене. Капитану Бугелю нравилось такое расположение подведомственного ему объекта: он почему–то вообразил, что бомбы при транспортировке от склада к самолетам могут взорваться, и чувствовал себя в столовой, как в надежном укрытии.
Оксана окинула взглядом огромное взлетное поле, по краям которого выстроились в несколько рядов тяжелые самолеты. Эти тупорылые машины словно олицетворяли ту ненавистную силу, с которой боролась Оксана. Однако зло заключалось не в технике, а в людях, владевших ею.
Люди эти находились перед ее глазами. Оксана начала жадно рассматривать летчиков, точно впервые их видела. Внешне они выглядели вполне прилично, и девушка при всем своем желании не могла найти ни одного уродливого лица. Уродливым было их сознание. К чему стремится этот летчик–ас с худым лицом аскета? Что он думает о тех людях, чью одежду одел, чтобы пробраться сюда и снова стать кровавым убийцей? О чем он вообще думает, каков его внутренний мир?!
Размышления Оксаны прервала громкая команда. Летчики вытянулись и замерли. Часовые распахнули обе створки ворот, и на аэродром вкатила новенькая открытая машина. На заднем сиденье, заложив пальцы правой руки за борт мундира, неподвижно, как истукан, восседал поджарый генерал с крючковатым хищным носом. Снова застрекотал киноаппарат. В мгновенье ока сидевший рядом с шофером адъютант оказался на земле и открыл дверцу. Генерал не спеша поднялся, вышел из машины. Он сощурил глаза, и на маленьком сухом лице с поджатыми тонкими губами появилось подобие улыбки. Четко печатая шаг прямыми, негнущимися в коленях ногами, к нему подошел подполковник Хенниг и отдал рапорт. Генерал слушал, подняв два пальца к козырьку фуражки с белым околышем и высокой тульей, но смотрел не на подполковника Хеннига, а на стоявшую позади него группу летчиков.
Рапорт был окончен, раздалась команда «вольно». Улыбающийся генерал, позируя перед объективом киноаппарата, неторопливым пружинистым шагом подошел к Вернеру, молча обнял его и расцеловал. Затем он обнял и поцеловал второго летчика. После этого Ригель вытащил из кармана тонкий белоснежный платок и театральным жестом поднес его к глазам. Это означало, что генерал прослезился. Операторы установили перед ним микрофон. Генерал Ригель спрятал платок и заложил руку за борт мундира.
— Господа офицеры! — раздался его резкий, сильный голос. — Сегодняшний день войдет в историю нашей Дивизии как одна из ее славных страниц. Сегодня мы чествуем двух смельчаков, показавших стойкость и величие немецкого духа. Те, кого мы считали погибшими. — майор Вернер и обер–лейтенант Хольц, — снова среди своих боевых друзей. Их подвиг — вдохновляющий пример для всех нас. Господа, я рад, что командую такими храбрецами. Фюрер и Германия ждут от вас новых подвигов!
Ригель вскинул руку в нацистском приветствии.
— Хайль Гитлер!
— Хайль! Хайль!! — исступленно заорали летчики.
К Ригелю подбежал адъютант. Генерал взял из его рук две коробочки с приборами безопасных бритв и передал их Вернеру и Хольцу. Церемонию вручения подарков также сняли на пленку. Готовились снимать еще что–то, но Бугель приказал официанткам идти в столовую, и Оксана не смогла увидеть, какие сцены были разыграны перед объективами киноаппаратов.
Оказалось, что обед еще не начинался.
Не успела Оксана обслужить несколько столиков, как капитан позвал ее в кладовую.
— Помогите мне, Анна, — сказал он, озабоченно хмурясь. — Командир полка приказал организовать выпивку на десять персон. Возможно, сам господин генерал пожелает отобедать в нашей столовой. Вон там, в углу за мешками, коньяк. Достаньте пять бутылок и сотрите с них пыль. Приготовьте чистые скатерти, лучшую посуду. Нельзя ударить лицом в грязь. Подавать будете вы. Себе в помощницы возьмите кого–либо,
