среди них не было.
Оксана уже знала, что в машине был убит не Маурах, а другой гестаповский офицер по фамилии Гофман. Об этом говорили летчики в столовой. Попытка Тихого не удалась. Сам Тихий после тревожного предупреждения не появлялся на Огородной и не давал о себе весточки. Видимо, он готовил новое покушение на Маураха.
Связные выходили на встречу регулярно.
Для Оксаны было все ясным: Тихий не даром «на всякий случай» вручил ей браунинг, — несмотря на серьезную опасность, она должна продолжать свою работу. Все остальное представлялось ей решать по собственному усмотрению. Впрочем, остальное сводилось к одной фразе Тихого, сказанной им еще при первой встрече: «Если нет другого выхода — разведчик имеет право умереть». Оксана надеялась, что когда наступит критический момент, она сумеет воспользоваться этим ее единственным правом. Увидев входившего в столовую Маураха, она решила, что такой момент наступил…
В зале сидело человек пять летчиков, вернувшихся с ночных полетов. Маурах присел к ним. Оксана быстро прошла к раздаточному окну. У умывальника она задержалась и, делая вид, что поправляет под фартуком пояс юбки, взвела браунинг на боевой взвод. Тут она заметила, что ее руки дрожат. Сейчас же мелькнула мысль: «А не рано ли?» И словно кто–то зашептал на ухо: «Он тебя не заметил. Спрячься на время. И на этот раз все обойдется благополучно».
Нет, гестаповец появился в столовой неспроста. Он пришел за Эльзой. Надеяться не на что.
Видимо, что–то страшное было в застывших глазах Анны, так как официантки Варя и Люба и выглянувшая в раздаточное окно повариха тетя Оля вдруг замерли, удивленно уставившись на Анну. Оксана в этот миг призывала на помощь память, и перед ее глазами, сменяя друг друга, промелькнули яркие картины. Брошенное на сани тело Сынка с проволочной петлей на шее и фанерной дощечкой на голой груди: «Убийца немецких солдат», юное, нежное лицо убитой радистки… окровавленная, стянутая обручем голова Андрея. — Что с тобой, Аня?
Ничего не ответив Варе, Оксана схватила пустой поднос и, прикрывая им правую руку, вышла в зал.
Летчики уже ушли. Маурах сидел за столом один. Руки — на столе. Она успеет выстрелить первая. Стрелять не менее двух раз, третья пуля — себе.
Обер–лейтенант как можно равнодушнее взглянул на приближавшуюся к столику Оксану. Темные глазки тотчас же выдали его: в них мелькнула радость — он узнал свою Эльзу.
«Ближе, стрелять только в упор, — подумала Оксана, не спуская глаз с Маураха и нащупывая рукоятку браунинга. — Что это? Что с ним? Ведь я еще не выстрелила! Куда он смотрит?»
С Маурахом творилось непонятное. Точно прислушиваясь к гудению вентилятора, он вдруг склонил голову набок и приоткрыл рот. Затем взгляд расширившихся глазок устремился вверх, на потолок, смуглое лицо становилось серым, рот перекашивался. Он медленно подымался из–за стола.
Вентилятор завыл сильнее, точно взбесился.
— Тревога! В щели!! — заорал капитан Бугель, выскакивая из кладовой.
Да, это на аэродроме надрывно выли сирены. Гестаповец первый услыхал сигнал воздушной тревоги. Где–то рядом выстрелила зенитка; в столовой зазвенели разбитые стекла. Женский визг, топот ног, хлопанье дверей и выстрелы зениток слились в общий шум.
Маураха уже не было в зале. Оксана бросилась к раскрытому окну, в которое прыгнул гестаповец, и увидела, как он, пригнувшись и втянув голову в плечи, бежит вдоль каменной стены. Он заметил блиндаж и скрылся в нем. Девушка оглянулась. Дверцы кладовой были раскрыты настежь, столовая опустела. Прогрохотали первые взрывы бомб, и пол под ногами девушки качнулся. Отбросив поднос, она выпрыгнула в окно и побежала к блиндажу, в котором укрылся Маурах.
Аэродром обезлюдел. В нескольких местах горели самолеты. Земля то и дело вздрагивала, и к небу подымались быстро увеличивающиеся в объеме черные облака взрывов. Оксана увидела над головой пикирующий самолет с красными звездами на крыльях. На мгновение задержала на нем сияющий, тоскливый взгляд. От самолета оторвалась бомба, казавшаяся маленькой и черной.
Девушка прыгнула в темный зев полуразрушенного блиндажа, прижалась к земле. Свист, взрыв. Сердце колотилось в груди. Маурах был где–то здесь, близко…
Заброшенный, поросший бурьяном блиндаж сохранился еще с той поры, когда на Полянском аэродроме базировалась советская авиация. По–видимому, еще тогда бомба, разорвавшаяся где–то невдалеке, смела земляное прикрытие и повредила несколько бревен. Немцы блиндажом не пользовались: с тех пор как они захватили Полянск, советская авиация над аэродромом не появлялась. Всего неделю назад за зданием штаба были спешно выкопаны новые глубокие укрытия с выложенными кирпичом стенами. Оксана не сомневалась, что капитан Бугель и все официантки побежали туда.
Земля дрожала от взрывов все чаще и чаще. Тяжело дыша, Оксана вытащила браунинг и осторожно поползла вперед, стараясь рассмотреть что–либо в темноте.
— Кто?! — раздался испуганный голос.
Едва приметный луч слабого рассеянного света прорывался откуда–то сверху в блиндаж.
Оксана различила метрах в трех от себя какое–то белое пятно. Это было лицо Маураха. Не отвечая, она поползла к нему. Пятно исчезло, словно растворилось в темном затхлом воздухе блиндажа. Оксана догадалась, что гестаповец увидел и, может быть, узнал ее: он попал в блиндаж на несколько минут раньше, и его глаза уже привыкли к темноте. Девушка продолжала медленно продвигаться вперед. Вдруг она уже отчетливо увидела перед собой искаженное страхом лицо Маураха и вздрагивающее, направленное на нее дуло пистолета.
— Стой! Ни с места!! — закричал он изо всей силы.
Голос гестаповца покрыл свист бомбы. Она упала где–то рядом. Взрывная волна сорвала несколько бревен блиндажа и вместе с пылью, дымом в укрытие ворвался мутный солнечный свет. Маурах лежал, прижавшись к земле, судорожно сжимая в вытянутой вперед правой руке пистолет. Оксана ударила рукояткой браунинга по его пальцам и вырвала пистолет.
Гестаповец поднял голову.
— А–а–ааа!..
Первый же выстрел оборвал его дикий крик. Оксана выстрелила еще раз.
Маурах был мертв. Сверху на его голову сыпалась струйкой сухая мелкая земля.
Оксана перевела дыхание. «Теперь самое главное — не сделать ошибки». Она старательно вытерла пистолет фартуком, боясь, что на нем останутся следы ее потных пальцев, положила его рядом с рукой гестаповца и присыпала землей. Осмотрелась, спрятала в сумочку свой браунинг, подобрала оброненный на землю носовой платочек.
Советская авиация наносила мощный удар по Полянскому аэродрому. На смену отбомбившимся самолетам подлетали новые. Земля и небо были в дыму. Никто не видел, как в это время по аэродрому, среди разрывов бомб, бежала к горящему зданию штаба обезумевшая от страха девушка в белом фартуке.
…Наконец, прозвучал отбой воздушной тревоги. Бледные официантки с растрепанными волосами, помятыми и испачканными платьями выходили из убежища и, щурясь от яркого света, боязливо поглядывали на чистое небо. Среди них была и Анна Шеккер, такая же жалкая и бледная. Она сейчас же подошла к начальнику столовой и помогла ему очистить от пыли мундир.
— Господин капитан, все обошлось хорошо. У вас ни царапинки. Я так боялась.
Анна Шеккер давала возможность капитану Бугелю хорошенько запомнить и, если это потребуется в дальнейшем, подтвердить, что во время воздушной тревоги она находилась с ним в одном и том же бомбоубежище…
14. В КОЛЬЦЕ
Если бы не шофер, оставшийся с машиной у ворот аэродрома, в этот суматошный день никто не стал бы разыскивать Маураха.
