Вдруг Оксана Стожар, точно в стремительном танце, резко повернулась на одном каблуке. Подол ее платья вздулся колоколом и тотчас же свернулся косыми складками вокруг стройных ног.
Глаза Оксаны смеялись.
Это было беспечное, беспричинное веселье красивой, счастливой, жизнерадостной девушки, подсознательно испытывавшей наслаждение от каждого движения своего молодого, здорового, сильного тела.
С тем же выражением счастья и радости она повернулась влево, к воображаемому зеркалу, и небрежным, кокетливым жестом поправила прическу, воротник платья.
В эту минуту к ней подошла воображаемая подруга. Они прижались друг к другу, обнялись и стояли, любуясь собой в зеркале, очарованные своей молодостью, красотой, счастьем.
Подруга что–то вспомнила. Очевидно, она хлопнула себя рукой по лбу и воскликнула: «Саночка, я знаю сногсшибательный анекдот. Ха–ха! Эта Нонка из пятнадцатой комнаты такие отчаянные анекдоты рассказывает… Умора! Ты только послушай!»
И подруга, наклонившись к Оксане, снизив голос до шепота, начинает рассказывать анекдот. У Оксаны бегают лукавые чертики в глазах, с комичным беспокойством она поглядывает по сторонам и чаще всего на закрытую дверь. Первая пикантная подробность заставляет Оксану покраснеть и отшатнуться. Она сжимает губы, чтобы не прыснуть со смеху, и бьет подругу по руке. «Перестань, перестань, как тебе не стыдно! Ну тебя с твоими анекдотами!» Но подруга приближается, хватает ее за руки и снова жарко шепчет на ухо. Анекдот смешной, в нем есть остроумные двусмысленности. Оксана слушает, не спуская глаз с дверей комнаты, — вдруг кто–нибудь зайдет и услышит, чем они тут развлекаются
Вот она снова отталкивает подругу и хохочет, закрыв лицо, хохочет так, что все ее тело содрогается от смеха. А подруга тоже покатывается со смеху, повторяя и повторяя последнюю фразу, в которой заключается «соль» анекдота. Оксана оглядывается на дверь, делает отчаянные, предостерегающие жесты, умоляя подружку замолчать: «Ну, замолчи, замолчи, противная. Услышат! А чтоб тебе…» Она колотит кулаками в спину разыгравшуюся, не могущую уняться, уклоняющуюся от ударов подругу. И, наконец, не в силах сдержать смех, сгибается почти вдвое, хохочет, прижав руки к груди, шатаясь, как пьяная, хохочет до слез. Анекдот–чудо, но ведь нельзя же молодым девушкам слушать такой. Ха–ха–ха! Безобразие… Ха–ха– ха–ха–ха–ха!
Этюд был сыгран мимически. Оксана не произнесла ни одного слова, даже смех ее был беззвучен. Но это усиливало впечатление от игры.
Девушка выпрямилась и посмотрела на Горяева. Лицо ее было розовым от прилившейся крови, но глаза уже потухли. По восхищенному взгляду Горяева она поняла: этюд удался. Это вызвало у нее беспокойство.
— Товарищ, если вы хотите направить меня в театральную школу или студию — я откажусь. Это решено твердо.
Горяев вышел из–за стола. Несколько секунд он молча смотрел на девушку, все еще не в состоянии скрыть своего восхищения. Опытный разведчик, он уже верил в Оксану Стожар и был несказанно рад своей находке. Именно такие люди ему были нужны.
— Я хочу предложить вам поступить в другую школу, — сказал он тихо и торжественно. — Окончив ее, вам придется играть, играть в полную силу своего таланта, но не на сцене… Вам придется изображать веселье и радость, когда ваше сердце будет разрываться от горя, беспечность — в минуту смертельной опасности, уныние и скорбь, когда вам хотелось бы танцевать от радости.
И Горяев объяснил Оксане, зачем он вызвал ее. Он говорил скупо: школа агентурных разведчиков, строжайшая тайна, полная изоляция от родных, друзей, знакомых. Возможно, придется расстаться со своим именем. После окончания школы работа в тылу у гитлеровцев. Разведчика ждут не романтика, а опасные, тяжелые будни. От романтики сразу же нужно отказаться. Суровая действительность, ни одного необдуманного шага, точный расчет. В случае провала — пытки, мучительная смерть. Принимают в школу только добровольцев. Решение должно быть твердым, ответ — определенным: «да» или «нет». Если она не уверена в своих силах — лучше сразу же отказаться. Что скажет товарищ Стожар? Возможно, ей нужно хорошенько обдумать? Можно предоставить сутки на размышление.
Оксана слушала Горяева спокойно, точно речь шла не о ней, а о каком–то другом, чужом и незнакомом ей человеке. Девушка сидела, наклонив слегка голову, неподвижно, и только загадочная, жестокая улыбка появилась у нее на губах.
— Хорошо, — сказала она едва слышно. — Если вы считаете мою кандидатуру подходящей, я согласна.
Такой быстрый и несколько пассивный ответ смутил Горяева. Ни один из тех, кого он зачислил в школу, не давал согласия так быстро и спокойно. Каждый из них пережил острую и мучительную душевную борьбу. Горяев видел на их лицах, в их глазах отражение этой борьбы, видел, как любовь к Родине, мужество и решимость побеждали страх перед необычным, неведомым. Разведчик воюет один. Один… Колебались даже те, кто записался добровольцем на фронт. Это не удивило Горяева, это было нормальным, в свое время и он пережил такую же тяжелую, мучительную борьбу. Оксана согласилась сразу, не раздумывая.
И Горяев снова, уже более подробно начал объяснять, как тяжела и опасна будет работа агентурного разведчика.
Оксана слушала, казалось, рассеянно и вдруг подняла глаза:
— Товарищ, зачем вы повторяете то, что было уже сказано? — спросила она с искренним недоумением и легким оттенком иронии. — По–моему, если человеку нужно дважды втолковывать одно и то же, он не годится для вашей школы. Что касается меня, то я помню и могу повторить каждое сказанное вами слово.
Да, она схватывала все на лету, хотя ее мысли и чувства были далеки отсюда.
Оставалось закончить некоторые формальности.
Когда их беседа подошла к концу, девушка спросила, может ли она потребовать, чтобы после окончания войны о се судьбе сообщили двум адресатам, если она не в состоянии будет сделать этого.
Оксана имела в виду возможность своей гибели. Она трезво оценила предложение Горяева. Ожидая ответа, она смотрела на Горяева, плотно сжав вздрагивающие сочные губы. И, получив ответ, быстро написала на листе бумаги два адреса: «Село Ракитное, Ольге Петровне Стожар», «гор. Полянск, Цветочная, 34, Савченко Андрею Васильевичу».
— Что же вы молчите? — не поднимая головы, спросил генерал, продолжая рассматривать документы в папке. — Рассказывайте, это мне не мешает. Я слушаю.
— Я буду краток, Павел Нестерович, — отозвался стоявший у стола Горяев. — Оксана оказалась самой способной ученицей в школе. Не скрою — она была моей любимицей, моей гордостью, я возлагал на нее большие, очень большие надежды. Любовь к Родине, твердая воля, выдержка, умение скрывать свои чувства, мгновенно перевоплощаться, презрение к риску, отличная, прямо–таки поразительная память — вот качества, которыми обладала эта девушка. Я полагал, что при соответствующей подготовке Оксане Стожар можно будет поручить особо ответственное задание. К сожалению, срок обучения в школе пришлось сократить наполовину. Таков был приказ. Этого требовало положение на фронте.
— Куда ее послали?
— Она была направлена в группу Передового, но оказалось, что гитлеровцы уже ликвидировали эту группу. Стожар явилась в родное село, поступила уборщицей к коменданту, самостоятельно связалась с партизанами отряда «Учитель» и через него — с группой Обходчика. За короткий срок она передала много важных сведений об имеющихся инструкциях по борьбе с партизанами, охране железных дорог и намечающихся карательных экспедициях. Более того, связавшись с одним немецким солдатом, она смогла при его помощи снабжать партизан боеприпасами.
— Насчет немца — факт? — оторвался от бумаг генерал и с интересом посмотрел на Горяева. — Ведь это очень–очень важно.
— Да, факт. Солдата уличили, расстреляли или повесили. Имеется второй факт: спасая попавшего к гитлеровцам подростка–партизана, Стожар переправила с ним в отряд еще одного солдата — немецкого коммуниста Курта Мюллера.
— Вот как! — генерал откинулся на спинку кресла, лицо его подобрело. — Действительно, талантливая разведчица. А как она попала в компанию этого Маураха?
