Теперь — внимание! Спокойствие и внимание одновременно!
Среди немногочисленных вариантов я нашел один-единственный, в котором эта женщина чуть дольше задержалась, обмениваясь словами с соседкой. Вероятность быть ужаленной все еще была высокой, так как, закончив разговор, сборщица плодов двинулась к этим злополучным листьям, среди которых, как я знал, притаилась змея. Но все другие варианты были хуже.
Я отодвинулся в памяти еще дальше в прошлое. Может, был вариант, в котором я выходил из чащи хотя бы ненамного раньше? Тогда я успел бы броситься к женщинам и предупредить их об опасности!
Нет, такого витка не оказалось. Я либо выходил из чащи еще позже, либо вообще продолжал свое блуждание во влажном дождевом лесу.
Поэтому я решил воплотить в жизнь вариант, дающий женщине несколько секунд промедления из-за разговора с соседкой.
Я наблюдал за происходящим с гулко бьющимся сердцем. Спасут ли женщину эти секунды? Ведь змея все еще там, за листьями!
Женщина раздвинула кусты и с криком отскочила назад.
У меня невольно вырвалось ругательство! Нет, мое вмешательство было слишком запоздалым!
Однако сборщица фруктов, к моему удивлению, вместо того, чтобы упасть на землю и забиться в конвульсиях, что-то выкрикнула, и две другие женщины, схватив палки, стали бить по листьям. Я понял, что она увидела змею, но вовремя успела отскочить! Очевидно, змея находилась не так близко к женщине, как в том витке реальности, который я отменил.
Вздох облегчения при продолжающемся отчаянном сердцебиении…
Я спас человека!
И все же она была так близка к гибели! Все было бы намного надежнее и безопаснее, если бы я вышел из чащи раньше и мог бы сам принять участие в событиях, остановить ее, предупредить об опасности.
Это случай убеждает меня в том, что мой удивительный дар необходимо использовать с большей пользой. До сих пор я в основном ограничивался трюками с лягушками и шишками. Об этом надо хорошенько подумать.
Сегодня я принесла Раваке плод
— Почему ты не пользуешься календарем? — спрашиваю я. — Ученик бехике может объяснить тебе, как он устроен.
— Я уже говорил с ним, — отвечает пришелец и отбрасывает упавшую на лоб прядь своих волос цвета соломы. Он так и не стал ни состригать их над бровями и над затылком, ни собирать их в пучок на темени, как делают многие из нас. Я представляю, как бы это выглядело, и мне становится смешно, но я сдерживаю смех. — Ваш календарь основан на фазах луны, а наш — на движениях солнца, — говорит Равака совершенно непонятные мне слова, но я все равно с удовольствием слушаю его голос. — Мне так и не удалось найти соответствия между ними. Поэтому в какой-то день, когда, по моим расчетам, было начало нового года, я просто обозначил для себя как первое января. Ничего страшного, если я ошибаюсь на несколько дней. Это лучше, чем вообще не представлять себе, какой сейчас год. А это, несомненно, произойдет, если я прекращу отмечать дни.
— И какой сегодня день на твоих листьях гуябары?
— Четвертый день февраля месяца тысяча четыреста девяносто четвертого года, — отвечает Равака, и теперь я не выдерживаю и прыскаю. Он, глядя на меня, тоже смеется.
Потом пришелец совершает нечто еще более странное, чем его длинные слова про дни и годы. Он плотно прижимает губы к моей щеке, а затем отлепляет их с чмокающим звуком.
— Что это ты делаешь? — не понимаю я, но мне уже хочется, чтобы он это повторил.
Равака ищет подходящее слово, но не находит.
— У нас это называется beso[61], — говорит он наконец.
— И зачем это делают?
— Мы считаем, что получить «бесо» очень приятно. Если ты хочешь сделать кому-то приятное, ты делаешь ему «бесо».
— Тогда я тебе тоже сделаю, — говорю я. Он подставляет щеку, я прилепляюсь к ней губами, а потом резко отстраняюсь. Но чмоканья не получилось.
Пришелец отирает щеку и смеется.
— А как надо? — спрашиваю я.
Тогда он делает мне «бесо» в самых разных местах — на щеках, на лбу, на шее, — и в какое-то мгновение мы просто начинаем ласкать друг друга, как будто собираемся соединиться во славу богини плодородия.
Но тут он удивляет меня еще больше прижимая свои губы к моим и, вместо того, чтобы сделать «бесо», то есть отлепить их с чмокающим звуком, он заталкивает свой язык мне в рот.
Это очень странно и, по-моему, неправильно. Мне кажется, что духи, живущие в дыхании двух человек, могут теперь перепутать свои места. Я пытаюсь вытолкнуть его язык, чтобы объяснить ему про духов, но Равака понимает меня совершенно неверно и втягивает мой язык своим ртом. Тогда я начинаю отталкивать его руками.
Он наконец отстраняется.
— Что это ты делал? — спрашиваю я, переводя дыхание.
— Тебе было неприятно?! — Он не всегда знает, что мне приятно, а что нет, и это его беспокоит. Меня радует, что он беспокоится обо мне.
— Не знаю, — говорю я. — Так не делают. Когда мужчина и женщина хотят друг друга, они соединяются здесь, внизу. — Я показала. — Но не наверху.
— Это просто еще один вид «бесо». — Он смеется и одновременно краснеет. Как у него это получается? Я не умею делать так, чтобы мое лицо меняло цвет. Да и зачем это?
— Если ты хочешь меня, мы можем соединиться так, как это принято, — говорю я.
— Сейчас? — спрашивает он и краснеет еще сильнее.
Я боюсь, что если рассмеюсь из-за изменений цвета его лица, то рассержу Великую Мать, повелительницу вод. Ведь от соединения мужчины и женщины рождаются дети. Защитница рожениц не потерпит несерьезности в том, что касается плодородия. Смех любят другие духи, но они куда слабее Атабей. Если Предвечная прогневается, она призовет двух страшных близнецов — Гуатаубу, несущего молнию, и Коатриски, несущего потоп. И втроем они накажут глупую девчонку Зуимако, а вместе с ней и всех людей ее селения, которые ни в чем не провинились!
Теперь мне уже не смешно, а страшно. Я иногда умею напугать себя. Но и обрадовать тоже умею.
— Да, прямо сейчас, — важно говорю я и начинаю снова его ласкать.
— Подожди. — Он останавливает меня и оглядывается по сторонам. В каней, кроме нас, еще человек десять. Кое-кто занят своими делами, но многие смотрят на нас, в том числе мои родители и совсем маленькая сестренка, и мне это нравится.
— Я не могу делать это на виду у всех, — тихо говорит Равака.
— Но здесь не все, — возражаю я.
Он хмыкает и поясняет:
— Я не могу делать это, когда нас с тобой кто-нибудь видит.
Непонятно, чем это ему мешает, но меня больше смущает другое.
— Как же можно спрятаться сразу от всех? — спрашиваю я.
— Пойдем в лес. — Равака пожимает плечами. Никак не могу понять, почему иногда он так делает. Наверно, хочет почесать шею. Мне кажется, что рукой это делать удобнее, чем поднимая плечи.
— В лесу нас увидят птицы, змеи, пауки, скорпионы и много-много всяких духов. — Я втолковываю ему это, как маленькому ребенку. Как он может не понимать таких вещей?
— Звери и духи мне не мешают, — улыбается он. — Мешают только люди.
