Фрэнсис выпрямился и с удовольствием потянулся. Сегодня после работы он собирался отправиться в конный клуб, и эта мысль наполняла его приятным предвкушением.
— Мистер Кинг! Идите к нам, мистер Кинг!
Несколько старшеклассников махали ему рукой со спортивной площадки, предлагая присоединиться к ним и покидать мяч в корзинку. С тех пор как он показал им такое владение мячом, которого они не увидели бы даже на играх Национальной баскетбольной ассоциации, он стал в их глазах непререкаемым авторитетом.
— Не сегодня! — крикнул Кинг, помахав в ответ.
Закончив работу, он вернулся домой, позвонил брокеру и узнал, что за прошедшие после их утреннего разговора несколько часов успел потерять несколько тысяч долларов. Хмыкнув, Фрэнсис велел зафиксировать убыток.
— Вы уверены, мистер Кинг?! — забеспокоился Брайен. — После публикации индексов ситуация может перемениться. Ожидания на рынке…
— Все в порядке, Хью, — перебил Кинг, — вы же меня знаете. Иногда приходится затягивать пояс и с достоинством принимать убытки.
— Но когда я говорил вам о перспективах конкретных финансовых инструментов, я имел в виду несколько более долгосрочную стратегию, мистер Кинг.
— Не беспокойтесь. Я не собираюсь упрекать вас. Какие бы вы ни давали мне рекомендации, принятие решений лежит на моей совести. Так что не будем спорить. Сегодня не повезло — повезет в другой раз. Закрывайте сделку!
Если бы Брайен мог видеть его в эту минуту, то с удивлением обнаружил бы удовлетворение на лице Кинга.
Повесив трубку, хозяин дома задумался, где бы ему сегодня пообедать, когда внезапно зазвонил телефон. Кинг поднял трубку с некоторым любопытством. Он практически ни с кем не переписывался и не созванивался. Не заводил ни с кем тесных связей — ни любовных, ни дружеских. Был скрытен. В этом мире существовал лишь один человек, знавший его биографию весьма подробно, но и с этим человеком Фрэнсис разговаривал или обменивался письмами не чаще чем раз в несколько лет. Обычно они просто сообщали друг другу об очередной смене места проживания. Иногда — и о смене имени.
Этого человека звали Бланш Ла-Сурс, но звонившая женщина ею не была.
— Мистер Кинг? — спросила она. — Фрэнсис Кинг?
— Да, это я.
— Здравствуйте. Меня зовут Джессика Готторн. Мы с вами однажды уже разговаривали. Это было в девяностом году.
— Погодите. — Кинг наморщил лоб и вспомнил. — Вы дочь Билли Ковальски, верно?
— Да, вы правы. У вас хорошая память. Боялась, что вы не вспомните. Все-таки пять лет прошло.
— Вы звонили мне тогда, чтобы сообщить о кончине отца.
— К сожалению, это было именно так. Вы помните, что еще я вам рассказала?
— О каком-то пакете, который ваш отец хотел передать мне? — Обмениваясь репликами по телефону, Кинг поглядывал на экран телевизора, пытаясь одновременно прислушиваться к диктору программы новостей. — Признаться, я тогда не понял, о чем идет речь.
— Я вам говорила, — голос Джессики Готторн отвлекал его от телевизора, — что перед смертью отец несколько раз вспоминал тот случай, когда вы в Италии спасли его от смерти.
Кинг в ответ только кашлянул. По экрану ползли танки. Надпись в углу оповещала, что репортаж посвящен событиям в Руанде.
— Он очень хотел передать вам один пакет, — продолжала собеседница, — но не мог вспомнить, куда его подевал.
— Да, я помню, вы говорили, что искали пакет, но не смогли найти.
— Совершенно верно. У вас действительно отличная память. Да и голос у вас такой молодой!
Кинг подумал, что уже второй человек упоминал сегодня его молодость. Может быть, это означает, что пришло время готовиться к переезду?
— Некоторые голоса с возрастом не меняются, — сказал он, стараясь говорить уверенно. Собственная убежденность часто действует на слушателей лучше, чем слова и формулировки.
— Мистер Кинг, — в голосе Джессики послышалось оживление, — я звоню вам потому, что мы с мужем нашли этот пакет! Мы готовимся к переезду, собираем вещи. Дом вверх дном. И вот вчера на антресолях, за разным барахлом, обнаружился пакет, на котором рукой отца написано, что содержимое предназначается вам.
— Вот как! Очень любезно с вашей стороны сообщить мне об этом. Но вам, вероятно, некогда ходить на почту, ведь переезд — такая морока. Представляю себе, сколько у вас сейчас хлопот!
Он нажал на кнопку пульта дистанционного управления, чтобы немного прибавить звук. Говорили что-то про Испанию. Содержимое пакета, который в приступе сентиментальности оставил ему старина Билли, не слишком интересовало Кинга.
— Нет, сходить на почту совсем не сложно. Только я не знаю, что внутри пакета. Вдруг что-то ценное…
— Вы не могли бы открыть его и посмотреть? — попросил Кинг.
— Конечно, мы просто не решались сделать это без вашего разрешения.
Последовала пауза, после которой Джессика сообщила:
— Тут шкатулка. Непонятно, как ее открыть. По виду старинная. Я сейчас вспомнила: отец говорил, что нашел ее в руинах какого-то дома после бомбежки. Это было в сорок пятом, когда вы с ним уже были на разных участках фронта.
— Скажите, завтра вы еще не переезжаете? — спросил Кинг. Ему вдруг захотелось сменить обстановку, а тут как раз подворачивался повод для непродолжительной поездки на Запад.
— Нет, только через три дня.
— Тогда дайте мне ваши координаты. Я завтра сам нанесу вам визит. Посылать по почте не стоит, если вещь старинная.
— Правда? Чудесно! — обрадовалась Джессика.
Уладить внезапный выходной за свой счет было несложно. Как всегда в таких ситуациях, Фрэнсис сказал Джеку:
— Если тебя это не устраивает, можешь уволить меня и даже лишить последней зарплаты. Я судиться с тобой не буду, — и повесил трубку. Он прекрасно понимал, что Холдинг от такого работника не откажется. А если и откажется, то уж работу дворника Кинг всегда найдет. Если вообще захочет. Можно было какое-то время просто побездельничать где-нибудь во Флориде.
В Калифорнии оказалось заметно теплее, чем в Нью-Йорке. В отеле Кинг потратил какое-то время, чтобы основательно поработать с гримом. Этим искусством он уже давно овладел в совершенстве. Сидя перед зеркалом, Фрэнсис медленно и со вкусом превращал себя в старика. Все-таки ему предстояло отправиться к дочери фронтового товарища, а с окончания Второй мировой войны прошло уже пятьдесят лет. Выглядеть на двадцать пять было бы просто неприлично.
С наслаждением вдыхая воздух, но и не забывая сутулиться и старчески пришаркивать ногой, Фрэнсис Кинг приближался к дому, где жило семейство Готторн. Резкий, знакомый, дымный запах вдруг ворвался в его сознание и на несколько мгновений безраздельно завладел им. Удивленно обернувшись, Кинг поискал глазами источник запаха. Тот обнаружился не сразу. Пришлось зайти за угол, на соседнюю улицу, и там глазам состоятельного нью-йоркского дворника предстала небольшая кучка тлеющих листьев и ватага десятилетних поджигателей, которые, завидев Кинга, тут же дали деру.
— Жгут опавшие листья, сорванцы, — пробормотал Кинг. Аромат был знаком ему с детства, и на мгновение Фрэнсис почувствовал себя ребенком. Такого чувства он не испытывал уже очень много лет. Так много, что, назови он их количество кому-нибудь — скажем, своему работодателю, брокеру или хоть той же миссис Готторн, — любой из них решил бы, что такая шутка нелепа.
Джессика Готторн оказалась высокой, нескладной женщиной лет тридцати пяти. Похоже, она стеснялась собственного роста и оттого сутулилась.
