Орбинавты

— Трудно поверить?

— Да, — признался он. — Мне кажется, такое очень сложно исполнить. Многие ли смогли бы сыграть это ваше рондо?

Росарио была довольна его наблюдательностью.

— Вы угадали самую суть моих композиторских сложностей, Алонсо. Музыка, рожденная моим воображением, почти всегда сложнее, чем та, которую я могу сыграть. Раньше мне даже не всегда удавалось ее записывать. Позже я с этим справилась. Можно сказать, подчинила себе сопротивляющуюся косную стихию нотной записи, просто не поспевающую за полетом фантазии. Но вторая трудность осталась до сих пор: стоит ли вообще писать то, чего никто не может сыграть из-за сложности? Мне самой потребовалось упражняться несколько месяцев, чтобы исполнить это рондо!

— Вероятно, будет очень глупо, если ваш лишенный слуха гость выскажет свое мнение по столь тонкому профессиональному вопросу, но почему бы не писать произведения для двух клавесинов?

Росарио рассмеялась. В ее смехе серебра было не меньше, чем в игре.

— Я так и делаю! — воскликнула она. — Это рондо написано в двух вариантах. Один предназначен для дуэта; другой же, который вы только что слышали, — для сольного исполнения. Без излишней скромности скажу вам, что с тренировкой мастерство растет. В сущности, любое по сложности произведение можно было бы исполнить, если бы мы отводили на его разучивание год-два или больше — сколько потребуется. Будь я вечно молодой, я бы писала и играла все, что придет голову, и сложность замысла и исполнения меня бы не останавливала.

Она пожала плечами и — как бы горестно — вздохнула, однако лицо ее было довольным.

В этот день разговор свободно перескакивал с темы на тему, и они так и не коснулись вопроса о сходствах и различиях между сном и явью.

Зато эта тема теперь постоянно обсуждалась с Консуэло. Алонсо представил ей результаты своего исследования о том, как в разное время люди объясняли природу сновидений.

— Ты была совершенно права относительно Библии, — сказал он. — Все упомянутые в ней сновидения являются примерами общения человека с человеком и Богом. Сон Иакова про лестницу до небес, сны Иосифа, сны фараона и так далее. В мусульманской традиции сообщения ангела пророку тоже даются в сновидениях. Такие греческие мудрецы, как Аристотель и Демокрит, напротив, решительно отрицали божественное происхождение снов. Аристотель считал, что сон порождается памятью о восприятии внешних событий, когда само их воздействие уже прекратилось. Если ты будешь долго смотреть на лист дерева, а потом закроешь глаза, ты все еще будешь видеть его. Сновидение, согласно Аристотелю, имеет такую же природу.

Консуэло недолго думая села на подоконник и стала внимательно изучать лист дерева за окном. Затем зажмурилась.

— Все верно, — подтвердила она, — только цвет изменился. Он стал синим.

— Так ведь и в сновидениях мы тоже видим не совсем то же самое, что наяву. Сон как будто складывается заново из тех же мелких деталей, из которых состоит мозаика яви.

— Хм… вот оно что.

— Отцы церкви указывают на три возможных источника сновидений, — продолжал Алонсо. — Сны могут происходить из разума самого человека, приходить от Бога или от дьявола. Поэтому при истолковании смысла конкретного сна важно понять, к какой из трех категорий он относится.

— Алонсо, — перебила его Консуэло. — Ты замечательно выполнил задание! Я помню, что сама же и натолкнула тебя на это исследование. Но я была не права. Совершенно не важно, что думают о сновидениях другие. Для нас с тобой важно, ведут ли упражнения со снами, которые описаны в «Свете в оазисе», к развитию дара орбинавта! Ты как-то высказал сомнения на этот счет. Похоже, они передались и мне.

— Вот как, — заинтересовался Алонсо. — Объяснись, пожалуйста, яснее.

— Ты помнишь описание действий орбинавта?

— Да, только мы не должны упускать из внимания того факта, что есть еще много нерасшифрованных фрагментов. Поэтому любые описания, которые нам на сегодняшний день известны, могут оказаться только частью полного объяснения.

— Хорошо, не будем об этом забывать, — согласилась Консуэло. — Это, кстати, отдельная тема, которую стоит обсудить. Надеюсь, не забудем.

— Не забудем, — произнес Алонсо, несколько удивив собеседницу своей уверенностью. Он не стал объяснять ей, что использовал метод, о котором ему рассказала Росарио. Для того чтобы не забыть сделать что-то, она брала какой-нибудь предмет и ставила его в необычное для него место. Потом, когда он попадался ей на глаза, она вспоминала, что хотела сделать. Сейчас Алонсо незаметно перенес перстень с контуром черепахи с правой руки на левую.

— Итак, — начала хозяйка дома на предмостной площади, — орбинавт выбирает некий момент времени и решает, что именно в этот миг развитие событий пошло по такому руслу, которое он хочет изменить. Верно?

— Да, — кивнул Алонсо, — это точка ветвления на древе исходов, которую орбинавт назначает сам.

— Далее, он изучает, какие именно возможности развития событий существовали на момент точки ветвления. Допустим, могли быть варианты А и Б. Реальность пошла по варианту А. Но орбинавт входит в особое состояние внимательности и покоя, в котором воображает, что она вошла по варианту Б, и действительно оказывается в том варианте. Все верно?

— По крайней мере, — заметил Алонсо, — так объясняет текст, хотя, скорее всего, мы знаем не все детали этого процесса, иначе давно уже могли бы воздействовать на реальность.

Консуэло соскочила с подоконника и победно подняла палец.

— А что ты делаешь, когда меняешь события сна? — вопросила она.

— Просто представляю себе то, что хочу.

— Вот именно! Никакого древа исходов! Ты не ищешь в прошлом никаких точек ветвления. И тебя совершенно не волнует такая мелочь, как глубина ствола! То есть твоя работа с материалом сновидений осуществляется совершенно не так, как действия орбинавта. Каким же образом эти упражнения во сне могут быть подготовкой к изменениям яви?!

Алонсо сидел словно оглушенный.

— Если ты права, — а ты, кажется, права, — проговорил он упавшим голосом, — то получается, что я уже больше пяти лет зря трачу время, занимаясь совсем не тем, чем следует.

— Нет, Алонсо, это не так! Ты научился по-настоящему восхитительному умению! Как же ты этого не понимаешь?! — всплеснула руками Консуэло. — Просто мастерство сновидца, которое ты развил за прошедшие годы, по-видимому, не ведет к дару орбинавта. Но само по себе оно удивительно! У меня начинает получаться только малая толика того, что умеешь делать ты, и я счастлива так, как не бывала никогда прежде!

— Ну хорошо. — Голос Алонсо выдавал его неверие в то, что это так уж замечательно. Он бы не раздумывая отдал свои навыки сновидца даже за самые скромные способности орбинавта.

Нервно теребя кольцо на пальце, Алонсо вспомнил, зачем перенес его с одной руки на другую.

— Что еще ты хотела обсудить? — спросил он. — Что-то про нерасшифрованные части текста, верно?

— Ты не задумывался, — произнесла Консуэло, — зачем автору манускрипта понадобилось использовать способы тайнописи разной сложности? Разве недостаточно было, что он записал латинские слова еврейскими буквами, без гласных и без пробелов? Ведь такой текст уже очень непросто прочитать. Зачем было вводить еще и сдвиг по алфавиту?

— Задумывался, но не особенно надолго. Все равно ведь сегодня это узнать невозможно.

— Однако можно предположить. У тебя есть гипотезы? — спросила Консуэло.

Алонсо задумался. Почему, действительно, понадобилось так все усложнять? Хозяйка дома перебила его размышления.

— Хорошо! — воскликнула она. — Начнем с более простого вопроса. Почему вообще эти сведения надо держать в тайне?