— Чудит тут кто-то, вот что это значит, — говорю я. — Тут, видимо, кто-то из наших живёт, в этих горах. Отшельник. Есть такие, знаешь… безмолвия ищут. Иногда уходят страшно далеко от родных мест. Я вот тоже забрался далеко от дома — ты знаешь…
— Этот, что ли, отшельник? — спрашивает Анну. — Он же нори-оки!
— Да нет, — говорю я, тщательно подбирая слова. — Он, я думаю, ученик нашего… скажем, знахаря. Ты ведь в курсе, Анну, тебе Ар-Нель рассказывал, что я умею кое-что: раны лечить, глаза отводить…
Лицо Анну делается спокойнее. Юу говорит:
— Вот как этот парень прошёл мимо караульных. Ник так мою Сестрёнку… то есть, Государыню с Вассалом Ча во Дворец провёл когда-то — никто из гвардейцев не слышал.
— Я его слышал, — тут же вставляет Ри-Ё.
— Я тебе на ногу наступил, — говорит киборг по-лянчински и хихикает. — Темно…
Ри-Ё фыркает и показывает киборгу рукоять меча. Тот пожимает плечами и обезоруживающе улыбается — его дивные зубы блестят в темноте на тёмном лице.
— Он безопасен, — говорю я. — Веришь мне, Анну? Он так же безопасен, как и я. Просто увидел меня, захотел поговорить — и отвёл глаза нашим людям, чтобы не помешали. Но наступил на ногу Ри-Ё, потому что обалдуй…
Анну вздыхает.
— Идите спать, — говорит он волкам, но в его тоне я слышу несошедшее напряжение. Анну обращается ко мне. — Ник, я не люблю колдунов.
— А я люблю, — говорю я. — Я хочу пообщаться с его наставником, Анну. У нас есть раненые, а у его наставника наверняка есть хорошие травки. И ещё одна причина есть — некоторые старые знахари знают средство от лихорадки… я хочу попросить, чтобы он Элсу заговорил. Ты не беспокойся, Анну, я как был, так и остался за тебя. Ар-Нель мне верит, когда я говорю, что опасности нет.
Анну хватает меня за локоть и оттаскивает в сторону.
— Ник, — говорит он тихо, — а твои знахари умеют гадать? Он может погадать, жив Ар-Нель или нет?
Что я могу сказать ему…
— Я спрошу, — обещаю я, чувствуя себя шулером.
Всё это время киборг стоит рядом с Ри-Ё и разглядывает Ри-Ё в тусклом лунном свете. Как картину — восхищённо и задумчиво, хотя мой паж явно прикидывает, не стоит ли обнажить меч и показать этой пустынной нечистой силе, где раки зимуют.
— Пришелец, — говорю я по-русски, — сейчас мы пойдём туда, откуда ты тут взялся. А по дороге ты мне объяснишь, какого-такого чёрта ты мне работать мешаешь.
Вид у киборга делается виноватый. Он отвечает по-русски:
— Ты работаешь… я не хотел… мне просто… я думал… я уже три года не видел людей, а тут вдруг вижу: люди, ты… я хотел только…
— Пойдём, — говорю я по-лянчински. И останавливаю дёрнувшегося Ри-Ё. — Нет, ты останешься здесь. Никуда я не денусь, приду к утру.
Анну смотрит на меня с надеждой. Его стража провожает нас с киборгом мрачными глазами.
Киборга зовут Кирри, и он — настоящий нори-оки. Только уже около трёх лет живущий с землянами — палеонтологами и ксеноантропологами, изучающими какие-то доисторические кости под горами. Русский парень по имени Илья, палеонтолог или палеогенетик, я не понял, спас Кирри от смерти. Это сам Кирри мне успевает рассказать, пока мы идём по предгорьям к входу на станцию.
И я очень внимательно слежу, нет ли за нами «хвоста» лянчинского. Все любопытны. Впрочем, это уже без разницы. Место дислокации известно аборигенам: станция превратилась в секрет Полишинеля. Палеонтологам придётся собирать манатки и сворачивать работу.
Спасибо Кирри.
— Я знаю, что мне нельзя было выходить, — говорит он с тенью безнадёжности, и мне становится несколько неспокойно. — Но я так давно не видел людей…
— Ну ты ж не один на станции?
— Но вы же — не люди…
Не в упрёк. Констатация факта. Просто — осведомлённый товарищ. Ну да, своего рода дивный социологический эксперимент: нги среди землян. Ему там не очень-то чудесно, я бы сказал… почему?
— Я смотрел на людей. Просто смотрел. Если бы не увидел тебя, не вышел бы.
— И как же тебе удалось солдатам глаза отвести?
— Просто. Переключил камеры в режим ночного видения, посмотрел, где стража, прошёл так, чтобы они не заметили…
Кирри отпирает шлюз: информационная директория сканирует его зрачки и отпечаток ладони. Сделано красиво: если не знаешь, где вход — ни за что не найдёшь.
Мы спускаемся вниз, под горы. Там — исследовательский комплекс. Территория Земли на Нги-Унг-Лян — лет через двести-триста этот комплекс, скорее всего, унаследуют местные жители — дай им Творец и Небеса дорасти до него за это время… В жилом секторе тихо и темно — дежурный свет загорается, реагируя на наше присутствие. Кирри делает шаг к двери в лабораторию, дверь бесшумно отъезжает в сторону — и я наблюдаю рыжее бородатое чудовище лет тридцати от роду, с челюстью, отвисшей до пола. Работой увлёкся, наверное. Припозднился.
Картина Репина «Не ждали».
— Здорово, Илья, — говорю я. — Привет палеонтологии от этнографии. Я — Николай Дуров, прошу любить и жаловать. Однако, шикарно ты тут устроился. Я только не вполне понимаю, что это за робинзонада. Ты на базе единственный землянин, что ли?
— Ты как сюда попал? — выдаёт Илья, протягивая мне руку. — Дуров? Я о тебе слышал, но… Кирька, что это за штучки?!
Кирри виновато улыбается, подходит к Илье, обнимает его за шею, бодается, как котёнок. Вид потрясающий — особенно заметно, сколько в пластике нги-унг-лянцев мягкой грации, нечеловеческой, текучей и гибкой. Я никогда не видал, чтобы аборигены «условно мужского пола» так себя вели — подозреваю, что это специально разработанная для манипулирования землянином стратегия. Илья честно пытается рассердиться.
— Нечего подлизываться. Я говорил тебе, чтоб ты выходить не смел?
— Я вышел поздороваться с землянином, — говорит Кирри на голубом глазу.
— Теперь поздно возмущаться, — говорю я. — Кувшин уже разбит: твой Пятница тебя демаскировал. Кстати — что у тебя делает этот парень? И — это ты его научил так легко болтать по-русски? Крепко, крепко… Куда только КомКон смотрит?
— У! — смеётся Илья. — Мой Кирька — форменный полиглот. Он на трёх языках говорит, легко — на своём, нори-оки, на лянчинском и на русском. Плюс — чуть понимает английский и читает этикетки на латыни. Умница. А КомКон это проглотил. Кирька у нас — покойник. Да, зайка?
Кирри кивает.
— Я же говорил, Николай.
Илья обнимает его за плечи.
— Тут, в горах водятся прыгуны, — говорит он. — Мерзкие твари. Хищные членистоногие, обычно нападают на некрупных млекопитающих, но, видишь, и на человека могут. Вцепляются намертво и впрыскивают жертве нейротоксин — на здешней жаре она минут за сорок умирает. А потом собирается целая масса этих тварей… тошнотворное зрелище: бедной козы бывает под слоем шевелящихся панцирей не видно. И вот такая погань напала на Кирьку. Жалом — в глаз, представляешь? — и отбрасывает волосы Кирри назад. — Смотри, Коль: вот от сих до сих у него — восстановленная ткань. И глаз я сделал. А девочки с орбитальной станции, из госпиталя, всё это вычистили и заполировали, чтоб красиво было…
Работа отменная, профессиональному пластическому хирургу впору — только очень внимательно приглядевшись, я вижу на гладкой коже цвета эбенового дерева несколько тонких шрамов.
— Илья — горное божество, — говорит Кирька с застенчивой и лукавой улыбкой. — Он меня напугал и удивил — знаешь, как? Он может всё. Только запрещает, чтобы я ему молился.
