необходимые передвижения войск, а я буду молиться за ваш успех. Остаюсь преданный вам
Калеб Брюстер ожидал возвращения Роэ в обусловленном месте, и Вудхал написал ему несколько строчек:
«Пожалуйста, отправьте прилагаемый материал по назначению без малейшей потери времени. Эти сведения могут оказаться весьма важными для судьбы нашей страны. Возвращайтесь назад по указанию Джона Болтона».
По прибытии в Феарфилд Брюстер не сразу нашел Талмеджа и поэтому попросил одного из драгунских офицеров доставить депешу в ставку Вашингтона в Прекнессе (Нью-Джерси) посыльным. В четыре часа утра 21-го она была там. Ее сразу же вручили адъютанту генерала – Александру Гамильтону. Поскольку самого Вашингтона на месте не оказалось, а Гамильтон знал про симпатические чернила, он тут же обработал послание. Прочитав текст, немедленно переслал его генералу Лафайетту, находившемуся на пути в Ньюпорт, сопроводив запиской:
«Генерал в отъезде и возвратится, вероятно, не ранее полуночи. Вполне возможно, что информация не более как финт противника, но к ней следует отнестись вполне серьезно. Посему и направляю ее вам».
Вернувшийся в штаб-квартиру под вечер Вашингтон стал ломать голову над сообщением. Клинтон мог в действительности уже быть на подходе к Ньюпорту. Остановить войска противника и заставить их возвратиться мог лишь контрудар по Нью-Йорку. Удержать же свои позиции у Ньюпорта он вряд ли сумел бы из-за слабости собственной армии. Взяв перо, он задумчиво повертел его в пальцах. Стоило ли действительно наносить этот контрудар или же достаточно заставить сэра Генри поверить, что он будет вот– вот нанесен? Может быть, перо сможет сделать то, на что не способен меч?..
В транспортное подразделение британской армии, двигавшейся в направлении морского пролива, был передан пакет с документами, найденный на дороге вполне благонадежным английским фермером. Среди них находился детально разработанный Вашингтоном план нанесения контрудара по Нью-Йорку войсками численностью в двенадцать тысяч человек. На побережье Лонг-Айленда были тут же зажжены сигнальные огни, передавшие распоряжение флоту, находившемуся уже у Хантингтона, и Клинтону срочно возвратиться с армией в Нью-Йорк.
Через несколько дней Клинтон направил объяснительную записку лорду Джорджу Джермену в Лондон, в которой изложил причины неудавшегося удара по Ньюпорту:
«Вашингтон с двенадцатитысячной армией, совершив быстрый маневр, форсировал Северную реку и подходил к Найтбриджу, когда узнал, что я не пошел дальше к Род-Айленду. Поэтому он тут же возвратился назад и сейчас находится, как я предполагаю, в районе Оридж-Таун».
Американский же командующий, большой любитель и мастер дезинформации и обманных маневров, с большим удовлетворением пожинал плоды своей хитрости.
Ф. Деакин и Г. Сторри
Увековечен на почтовой марке
Представители советской секретной службы за рубежом получали строжайшее указание не вступать ни в какие контакты с дипломатическими миссиями Советского Союза в странах их пребывания. Однако после начала войны в Европе в сентябре 1939 года в связи с возникшими трудностями и опасностями поездок в Шанхай и Гонконг Зорге решил пойти на риск и установить связь с представителями советского посольства в Японии, на что испросил разрешение Центра.
В январе 1940 года Клаузен принял радиограмму следующего содержания:
«Отныне будете получать деньги и поддерживать связь с одним из товарищей в Токио. Он передаст вам два билета в императорский театр… Мужчина, который окажется рядом с вами, и есть этот товарищ».
Буквально на следующий день в абонентском ящике Клаузена на токийском главпочтамте оказались театральные билеты. В театр он отправился с женой. В наступившей темноте сосед передал ему белый носовой платок, в котором были завернуты деньги, и покинул зрительный зал.
Во время очередного свидания, но уже в другом театре, Клаузен передал связнику 70 катушек фотопленки и получил еще некоторую сумму денег. На последующую встречу пошел сам Зорге, так как радист заболел. По радио Клаузену несколько позже поручили сходить в определенное питейное заведение, встретиться с двумя мужчинами, с одним из которых он будет впоследствии поддерживать связь.
В дальнейшем встречи проходили либо в доме Клаузена, либо в директорском кабинете его магазина. Представленный ему товарищ назвался Сергеем, и по некоторым замечаниям Клаузен предположил, что он сотрудник советского посольства в Токио. После начала войны в Европе особо важное значение приобрела информация о политике Японии в отношении Советского Союза, и группа Зорге заработала интенсивнее, а встречи с Сергеем участились.
6 августа 1941 года Сергей появился у Клаузена – в его магазине. На этот раз на встрече присутствовал и Зорге. Как потом вспоминал Клаузен:
«Если мне память не изменяет, Сергей и Зорге спорили о войне между Германией и Советским Союзом. Под конец разговора Сергей сказал, что узнал Зорге по фотографии, которую ему показывали в Москве…»
10 октября Клаузен встретился с Сергеем в последний раз и передал ему карту районов Токио, Кавасаки и Иокогамы, на которой были отмечены позиции зенитной артиллерии и прожекторов. Они договорились встретиться 20 ноября, однако Клаузен 18 октября был арестован.
Во время допросов японские чиновники показали ему две фотографии. На первой был изображен мужчина, с которым он встречался в императорском театре. Выяснилось, что это – консул при советском посольстве по фамилии Вуткевич. На второй запечатлен Сергей, который был вторым секретарем советского посольства и сотрудником военной разведки и которого на самом деле звали Виктор Сергеевич Зайцев[42].
После ареста членов группы Зорге Зайцев покинул Японию тихо, не привлекая к себе внимания. В 1943 году он появился в Канберре в качестве второго секретаря советского посольства[43]. В 1947 году он был аккредитован в качестве пресс-атташе советского посольства в Вашингтоне. Следует отметить, что американцы косвенным образом (по своим каналам) принимали участие в расследовании дела Зорге в самой начальной стадии, поэтому им была известна связь нового советского пресс-атташе в Вашингтоне с Рихардом Зорге.
«Прежде чем я приступил к своей деятельности в Китае и Японии, – признался Зорге, – я вместе с представителем четвертого управления изучил в своем номере московской гостиницы коды, которыми должен был пользоваться, на что ушел целый день».
Кодирование и расшифровка радиограмм были строго секретным делом, поэтому ими занимался лично руководитель агентурной сети за рубежом.
Система, использовавшаяся советской разведкой, была довольно простой: алфавитные буквы заменялись одно– или двусоставными цифрами. Затем для усложнения использовались колонки цифр со страниц официальных статистических изданий, которые приплюсовывались к основным. Конкретная страница и раздел указывались в самой радиограмме.
Особая ценность этой системы заключалась в бесконечной возможности числа вариантов использования Немецкого статистического ежегодника, который в Японии имелся во всех коммерческих и иных учреждениях. Поскольку черновики радиограмм немедленно сжигались, сам такой ежегодник никакого подозрения вызвать не мог. Поэтому даже самые тщательные обыски давали нулевой результат.
