голубыми брюками. Защитные очки, сдвинутые на шлем, открывали раскрасневшееся щекастое лицо.
Мы сидели, как провинившиеся школьники, и ждали, когда он подойдет.
— Осторожнее с ним, — прошептал мой пассажир. — Он зол как черт.
Полицейский подошел к открытому окну моей машины и положил на него свою мясистую руку.
— Куда спешим? — спросил он.
— Никуда, — ответил я.
— Может быть, у вас на заднем сиденье беременная женщина и вы везете ее в больницу?
— Нет, офицер.
— Или, может, у вас дома пожар и вы мчитесь спасать семью? — его голос был угрожающе мягок и фальшив.
— Нет, офицер.
— В таком случае, — сказал он, — вы крепко влипли. Знаете, какое ограничение скорости в этой стране?
— Семьдесят миль, — ответил я.
— А не скажете ли мне, с какой скоростью вы только что ехали?
Я пожал плечами и не ответил.
Он заговорил так громко, что я даже подпрыгнул.
— Сто двадцать миль в час! — рявкнул он. — Это на пятьдесят миль превышает ограничение!
Он отвернулся и сплюнул. Смачный плевок угодил на крыло моей машины и стал сползать вниз по красивой голубой краске. Потом он повернулся к нам и уставился на моего пассажира.
— А вы кто такой? — спросил он строго.
— Попутчик, — ответил я. — Я подвожу его.
— Я спрашиваю его, а не вас, — ответил он.
— Что-нибудь не так? — спросил мой пассажир голосом, таким же мягким и маслянистым, как крем для волос.
— Похоже на то, — ответил полицейский. — В любом случае вы свидетель. Я разберусь с вами через минуту. Права, — потребовал он, сунув руку.
Я протянул ему свои права.
Он расстегнул левый нагрудный карман мундира и достал зловещую книжку с квитанциями. Внимательно переписав имя и адрес из моих прав, он вернул их мне. Потом обогнул машину спереди и списал номер. Записал число, время и обстоятельства нарушения. Затем вырвал первый экземпляр квитанции. Но прежде, чем отдать ее мне, проверил, четкая ли у него копия.
Наконец засунул книжку назад в карман и застегнул пуговицу.
— Теперь вы, — обратился он к моему пассажиру и обошел машину с другой стороны. Из второго нагрудного кармана он достал маленькую черную записную книжку.
— Имя? — рявкнул он.
— Майкл Фиш, — ответил пассажир.
— Адрес?
— 14, Виндзор-лейн, Лютон.
— Подтвердите чем-нибудь, что это ваши настоящие имя и адрес, — сказал полицейский.
Пассажир пошарил в карманах и выудил свои собственные водительские права. Полицейский сверил имя и адрес и вернул права.
— Чем занимаетесь? — строго спросил он.
— Я подносчик.
— Кто?
— Подносчик.
— Как-как?
— Под-нос…
— Хорошо-хорошо. А что значит подносчик?
— Подносчик, офицер, это тот, кто возит цемент вверх по лестнице каменщикам. В тачке. У тачки такая длинная ручка, а наверху две доски, сбитые под углом…
— Хорошо. А где вы работаете?
— Нигде. Я безработный.
Полицейский записал все это в черную книжицу, положил ее в карман и застегнул пуговицу.
— Вернусь в участок, проверю, нет ли на вас чего, — сказал он моему пассажиру.
— На меня? А что я сделал? — спросил тот.
— Не нравится мне ваше лицо, вот что, — ответил полицейский. — У нас может быть ваша фотография где-нибудь в деле.
Он обошел машину и вернулся к моему окну.
— Полагаю, вы понимаете, что у вас серьезные неприятности, — сказал он мне.
— Да, офицер.
— Вы еще долго не сможете водить эту великолепную машину после того, как мы с вами разберемся. И вообще водить не сможете несколько лет. И это еще ничего. Надеюсь, вас к тому же под стражу заключат.
— Вы имеете в виду тюрьму? — спросил я, встревожившись.
— Так точно, — ответил он, чмокая губами. — В тюрьму. За решетку. Вместе с другими преступниками, нарушающими закон. И огромный штраф к тому же. К моему большому удовольствию. Так что увидимся в суде. Вам обоим пришлют повестки.
Он повернулся и пошел к мотоциклу. Убрал подножку и перекинул ногу через седло. Затем нажал стартер и с рычанием унесся.
— Фу! — выдохнул я. — Все.
— Нас поймали, — сказал мой пассажир. — Нас поймали, и за дело.
— Меня поймали, вы хотите сказать.
— Точно, — ответил он. — Что теперь будете делать, шеф?
— Поеду в Лондон и поговорю с адвокатом.
Я завел машину и поехал дальше.
— Не верьте насчет тюрьмы, — сказал пассажир. — Они могут забрать права, могут влепить огромный штраф, но этим все и кончится.
Я почувствовал огромное облегчение.
— Кстати, — сказал я, — Почему вы ему солгали?
— Кто, я? — спросил он. — Почему вы думаете, что я солгал?
— Вы ему сказали, что вы безработный подносчик. А мне вы говорили, что у вас работа, требующая большого мастерства.
— Так и есть, — ответил он. — Но не стоит обо всем сообщать полиции.
— Так чем же вы занимаетесь? — спросил я.
— Ну, — лукаво сказал он, — так вам и расскажи.
— Вы стыдитесь своей работы?
— Стыжусь?! — вскричал он. — Я стыжусь своей работы? Я горжусь ею, как никто другой!
— Тогда почему вы мне не говорите?
— Вы, писатели, в самом деле чертовски любопытны, — сказал он. — . Вы, наверное, не успокоитесь, пока не узнаете?
— Вообще-то, мне нет никакого дела, — солгал я ему.
Он хитро взглянул на меня из уголков своих крысиных глаз.
— А я думаю, вам есть дело, — сказал он. — По лицу видно, вы думаете, что у меня особенная работа, и вам не терпится узнать, какая.
Мне не понравилось, что он прочел мои мысли. Я молчал и смотрел вперед на дорогу.
— И вы правы, — продолжал он. — У меня действительно особенная работа. У меня самая необычная работа из всех.
Я ждал, что он скажет дальше.
