— Замолчи! — сказала Матильда и пошла смывать сажу с рук.
Вечером, когда Матильда, а также ее мать, отец и брат ужинали, как обычно, перед телевизором, в столовой кто-то громко и отчетливо произнес: „Привет, привет, привет!“
— Гарри! — крикнула мать, бледнея. — В доме кто-то есть! Я слышу чей-то голос!
— Я тоже, — сказал брат.
Матильда вскочила со своего места и выключила телевизор.
— Тс-с, — произнесла она. — Слышите?
— Привет, привет, привет, — снова послышался чей-то голос.
— Это снова он! — крикнул Майкл.
— Воры! — прошипела мать. — Они в столовой!
— По-моему, ты права, — сказал отец, не сдвинувшись с мести.
— Так хватай же их, Гарри! — прошипела мать. — Иди и хватай их на месте преступления!
Отец не шевелился. Судя по всему, он не спешил сделаться героем. Лицо его было серого цвета.
— Иди же! — прошипела мать. — Они, наверно, пришли за серебром!
Он нервно вытер салфеткой губы.
— А почему бы нам всем вместе не посмотреть? — спросил он.
— Ладно, пошли, — сказал Майкл. — Идем, мам.
— Они точно в столовой, — прошептала Матильда. — Я уверена в этом.
Мать вынула из камина кочергу. Отец схватил биту для игры в гольф. Майкл вооружился настольной лампой, вырвав предварительно вилку из розетки. Матильда взяла нож, с помощью которого она ела, и все четверо крадучись направились в столовую, при этом отец держался далеко позади остальных.
— Привет, привет, привет, — снова послышался чей-то голос.
— Стоять! — закричала Матильда, врываясь в комнату и размахивая ножом. — Руки вверх! — крикнула она. — Вы пойманы!
За ней, размахивая своими орудиями, вбежали все остальные. Остановившись, они огляделись. В комнате никого не было.
— Здесь никого нет, — произнес отец с большим облегчением.
— Я хорошо слышала, Гарри! — вскричала мать, продолжая дрожать. — Я отчетливо слышала чей-то голос. Да и ты тоже!
— И я слышала! — сказала Матильда. — Вор где-то здесь!
Они принялись искать за диваном и за занавесками. И тут снова — точно с того света — послышался чей-то голос.
— Черт побери. Черт побери.
Все вздрогнули, включая Матильду, которая была хорошей артисткой. Оглядевшись, они убедились, что в комнате по-прежнему никого не было.
— Это привидение, — сказала Матильда.
— О Господи, помоги нам! — воскликнула мать, обнимая мужа за шею.
— Я уверена, что это привидение, — сказала Матильда. — Я его и раньше слышала! В этой комнате живет привидение! Я думала, вы знали об этом!
— Спасите! — закричала мать, чуть не задушив своего мужа.
— Я ухожу отсюда, — сказал отец, еще более посерев лицом. Они выбежали из комнаты, хлопнув за собой дверью.
На следующий день Матильде удалось вынуть покрытого сажей и довольно сердитого попугая из камина, а потом незаметно вынести его из дома. Она вывила с ним через заднюю дверь и бежала всю дорогу до дома Фреда.
— Он хорошо себя вел? — спросил у нее Фред.
— Мы с ним отлично повеселились, — ответила Матильда. — Мои родители от него без ума.
АРИФМЕТИКА
Матильде ужасно хотелось, чтобы у нее были добрые, любящие, понимающие, честные и умные родители. Но ей ничего другого не оставалось, как смириться с тем, что они такими не были.
Мириться с этим было нелегко. Но новые забавы, которые она изобретала для наказания того или другого родителя, когда они поступали гадко по отношению к ней, делали ее жизнь более или менее терпимой.
Поскольку она была очень маленькой и ростом, и возрастом, то единственным преимуществом, которым Матильда обладала по сравнению с другими членами семьи, было ее умственное превосходство. Используя только ум, она могла связать их обоих по рукам и ногам. Но пятилетней девочке все равно приходится делать то, что ей говорят, какими бы бестолковыми ни были указания. Так, она всегда должна была ужинать из походной миски, сидя перед этим дурацким ящиком. Целые дни она проводила в одиночестве, и когда ей говорили, чтобы она заткнулась, она вынуждена была молчать.
Отдушину — то есть, то, что не позволяло ей склонить голову, — она находила в том, что изобретала и выдумывала замечательные наказания, а самое замечательное было то, что они, видимо, действовали — во всяком случае, на короткое время. В частности, отец, приняв чудесное лекарство Матильды, в течение нескольких дней был менее заносчив и не столь невыносим.
Проделка с попугаем в камине сильно умерила пыл обоих родителей, и они больше недели вели себя более или менее вежливо по отношению к своей маленькой дочери. Но увы, долго это продолжаться не могло.
Как-то вечером ситуация в очередной раз обострилась. Возвратившись с работы, мистер Вормвуд прошествовал в гостиную. Матильда с братом тихо сидели на диване, ожидая, когда мама принесет им ужин в походных мисках. Телевизор еще не был включен.
Мистер Вормвуд был в ярком клетчатом пиджаке и в желтом галстуке. Пиджак и брюки в крупную оранжево-зеленую клетку были ослепительны. Он напоминал второразрядного букмекера, вырядившегося на свадьбу дочери. В этот вечер отец явно был доволен собой. Он уселся в кресло и, потирая руки, громко обратился к своему сыну:
— Значит, так, мой мальчик, — сказал он, — у твоего отца сегодня был необыкновенно удачный день. К вечеру он стал гораздо богаче, чем был утром. Он продал никак не меньше пяти машин, притом каждую с приличной выгодой. Опилки в двигатель, электродрель подключить к спидометру, нанести несколько мазков краски, и эти дураки из кожи вон лезут, чтобы только купить мою развалюху машину.
Он выудил из кармана клочок бумаги и принялся изучать его.
— Послушай, мальчик, — сказал он сыну, не обращая внимания на Матильду, — поскольку когда-то ты тоже войдешь в дело, то тебе следует знать, как подсчитывается прибыль, которую ты будешь зарабатывать каждый день. Принеси-ка блокнот и карандаш, и посмотрим, насколько ты умен.
Сын послушно вышел из комнаты и возвратился с принадлежностями для письма.
— Запиши следующие цифры, — сказал отец, заглянув в клочок бумаги. — Машину номер один я купил за двести семьдесят восемь фунтов, а продал за тысячу четыреста двадцать пять. Записал?
Десятилетний мальчик медленно и аккуратно записал обе суммы.
— Машина номер два, — продолжал отец, — обошлась мне в сто восемнадцать фунтов, а продана за семьсот шестьдесят. Записал?
— Да, папа, — сказал сын. — Записал.
— Машина номер три стоила сто одиннадцать фунтов, а продана за девятьсот девяносто девять
