прихода Шпонга. Вот уже более трех часов они находятся в камерах, их активно допрашивают наши коллеги.
— А позволено спросить, о каком соседнем отделе идет речь? — поинтересовался Сёдерстедт.
— Не позволено, — спокойно ответил Хультин. — Итак, продолжаю. Совсем недавно я получил возможность побеседовать с Соней Шермарке. Она прилично говорит по-шведски, и мы обошлись без переводчика. Как обычно, она пришла на виллу в половине девятого утра, заглянула в гостиную, чтобы понять, где ей предстоит убирать, обнаружила Карлбергера в луже крови, позвонила в полицию, назвавшись просто «уборщицей». Затем ее охватила паника, и она убежала домой. Коллеги пробуют выпытать у ее родственников, где находится тайник с русским оружием.
Хультин взял небольшую паузу, а затем заговорил снова:
— Сейчас мы проведем короткую, очень короткую летучку. С большой долей вероятности сегодня ночью в луже крови в гостиной будет лежать четвертая жертва, и нам нужно успеть многое сделать. Не забывайте, что в нашем распоряжении находится множество постовых и участковых полицейских всей Стокгольмской полиции. Думаю, не нужно напоминать, что вы обладаете сейчас большими полномочиями, чем вам положено по рангу, но почему-то упорно продолжаете делать всю грязную работу самостоятельно. Активнее используйте рядовых полицейских. Мёрнер и его подчиненные пока еще держат прессу в стороне от работы нашей группы. Итак, первое: есть ли у кого-либо версии относительно вероятной следующей жертвы?
В главном штабе никто не шевельнулся.
— О’кей. Не более пятидесяти слов, отсчет пошел. Хольм?
— Много допросов, но никаких серьезных результатов. Потихоньку продвигаемся.
— Исключительно кратко. Йельм?
Йельм заглянул в свой блокнот. Там значился целый список имен: Лена Хансон, Георг Хуммельстранд, Оскар Бьеллерфельдт, Нильс-Оке Свэрд, Бенгт Клинт, Якоб Рингман, Юхан Жезл, Соня Икс. Он вычеркнул последнюю и сказал:
— Ничего, черт побери.
— А если поточнее?
— Все три наши жертвы играли вместе в гольф — всего однажды — осенью девяностого года. Если больше жертв не будет, то это может стать нитью расследования. Если Черстин не имеет ничего против, я хотел бы сам заняться Георгом, мужем подруги обеих вдов Анны-Клары Хуммельстранд.
Черстин Хольм неопределенно пожала плечами. Не поняв ее жест, он продолжил:
— Георг — еще одна нить в расследовании линии ордена. А еще есть сутенер Странд-Юлена Юхан, по прозвищу Жезл. Я хочу присоединиться к Нюбергу и попытаться найти его. Сколько у меня слов?
— Уже семьдесят с лишним. Ладно, ищите вместе с Нюбергом. А что у самого Нюберга?
— Вчерашний день был целиком посвящен Стокгольму. Мы прошлись по различным «серым зонам» в поисках возможных связующих звеньев с русскими, в том числе среди осужденных. Я разговаривал с несколькими из них в различных тюрьмах, но они в основном молчат, опасаясь мести. Сегодня мы с Йельмом займемся еще кое-кем. Пабы, спортивные клубы, видеосалоны и прочее.
— Хорошо. Нурландер?
Аккуратный Вигго Нурландер кротко погладил себя по лысине и произнес:
— Я работал в тесном контакте с таможней по вопросам контрабанды товаров из постсоветских стран, но результат в принципе нулевой. Отправителя почти никогда не удается проследить, но у меня есть несколько адресатов, с которыми я буду работать. Я также поговорил с полицией Москвы, Санкт-Петербурга и Таллинна касательно мафии в общем и русско-эстонской группировки Виктора-Икс в частности. Это было нелегко, однако фактически все указывает на то, что это ветвь более крупной мафиозной группы и что она в той или иной форме работает в Стокгольме. Больше других оказался со мной любезен комиссар Калью Лайкмаа из Таллинна. Я продолжу сотрудничать с ним и завтра, и я надеюсь…
Хультин поставил ладонь на ладонь таким образом, что получилась буква «Т»: мол, время закончилось.
Нурландер тут же умолк.
— Экономисты? — спросил Хультин.
— Главный экономист Сёдерстедт, — представился Арто. — Я буду говорить за Петерсона, Флорен и самого себя. Чавес скажет сам. Нам удалось найти кое-что интересное в этой кошмарно запутанной системе предприятий, которую оставили после себя трое этих господ. Наверное, Адвокатское общество потирает руки: там работы на несколько лет вперед. Как только мы узнаем побольше, сразу доложим. Пока можем сказать лишь то, что между империями убитых господ было больше связей, чем нам казалось вначале.
Хультин уже собирался прерывать его, но Сёдерстедт внезапно умолк сам, а вместо него вступил Чавес:
— Итак, существуют три правления, в которые все три жертвы входили с конца восьмидесятых по начало девяностых годов. Я поработал со всеми, кто был тогда в составе этих правлений, — фирмы «Эриксон», «Южного банка» и МЕМАБ. Довольно много людей. Сейчас я делаю ставку на МЕМАБ, отчасти потому, что это правление было и остается самым малочисленным, отчасти потому, что нить Пауля, связанная с гольф-клубом, имеет отношение к МЕМАБ, и отчасти потому, что существовала некоторая конкуренция за места в этом правлении… И это еще мягко сказано. Там царила прямо-таки враждебная атмосфера. Итак, я просто-напросто искал врагов среди членов этого правления. Пока что ничего серьезного не проклюнулось, но некоторые зацепки есть.
Последние два предложения Чавес произносил с напором, потому что Хультин уже поднял руки, показывая, что время вышло.
— Тогда за дело, — заключил Хультин, снял очки со своего необъятного носа и покинул комнату через свою специальную дверь.
Выходя из зала, Йельм окликнул Черстин Хольм:
— Если ты хочешь заняться рыцарем Георгом, то пожалуйста. Но ведь орден Мимира — это мой конек!
— Хорошо, — отрезала она и свернула в комнату 303, из которой как раз вышел Нюберг с курткой в руке и сделал Йельму знак рукой. Словно Пат и Паташон, они прошли по коридорам и вышли на освещенную солнцем улицу.
День тянулся раздражающе долго. Йельм таскался по пятам за Нюбергом в соответствии со списком в записной книжке последнего. Список постоянно пополнялся именами хорошо информированных доносителей, а также разных сомнительных личностей, имевших контакты с русскими на предмет получения дешевого алкоголя и наркотиков: невыспавшихся хозяев небольших питейных заведений, навязчивых торговцев, распухших от стероидов владельцев гимнастических залов, не слишком щепетильных антикваров, владельцев нелегальных игорных клубов — все они были столь же хорошо известны полиции, сколь и неуловимы.
У Нюберга на глазах менялся характер. Бас хора церкви в Нака в мгновение ока превращался из добродушного плюшевого мишки в разъяренного медведя гризли, а затем, когда приходило время прощаться, снова становился милашкой.
— Как ты с этим справляешься? — спросил Йельм после клиента номер восемь, разговор с которым оказался таким же безрезультатными, как и предыдущие семь.
Гуннар Нюберг усмехнулся.
— Нужно обуздать стероиды, — ответил он. Затем перестал смеяться и посмотрел застывшим взглядом сквозь стекло автомобиля. Через некоторое время он продолжил:
— Я был «Мистер Швеция» 1973 года. Мне было двадцать три, и я заглатывал все пилюли, которые мне предлагали, лишь бы нарастить мышечную массу. За время работы в полиции Норрмальма с 1975 по 1977 год меня трижды обвиняли в жестоком обращении, но благодаря нужным знакомствам мне удавалось выкручиваться. Обвинения, что называется, вязли в бюрократическом механизме. В 1977 после одной кошмарной истории я перестал принимать стероиды. Понял, что перешел границы дозволенного. Тот случай я всегда буду помнить. Завязывая со стероидами, я боролся со вспышками неожиданного гнева, потерял жену и был лишен родительских прав. Но все-таки я победил эту дрянь. Думаю, что победил. Хотя до сих
