пронюхает о том, чем мы занимаемся, нам потребуется ее благосклонное отношение, а у тебя оно уже есть. Это была отличная работа. Я посмотрел, что нарыл отдел внутренних расследований, и, так сказать, освободил их от твоего дела. У расследования, которое мы ведем, приоритет важности, а когда вмешивается сама Государственная криминальная полиция, то даже отделу внутренних расследований приходится помалкивать.
— Всего несколько секунд назад меня едва не отправили в отставку…
Хультин изучающе поглядел на Йельма.
— Забудь об этом. Вопрос лишь в том, хватит ли у тебя сил, чтобы влиться в слаженную работу, где сверхурочных больше, чем обычных рабочих часов. Ты неважно выглядишь.
Йельм откашлялся и выпрямил спину. В одну секунду он понял, какая удача плывет к нему в руки.
— Последние несколько дней у меня выдались довольно паршивыми. Но дайте мне работу, и я, черт возьми, все дерьмо из себя вышибу. В буквальном смысле.
— Надеюсь, не совсем уж в буквальном, — усмехнулся Хультин и сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Нам потребуется инициативность, которую вы проявили в отделе по делам иммигрантов. Но не чрезмерная. Прежде всего речь идет о том, чтобы создать дееспособный коллектив, состоящий из добросовестных, обладающих воображением личностей. Блокнотные и магнитофонные записи Грундстрёма дают понять, что ты в течение всех этих лет прятал именно эти ценные качества где-то среди пустых страниц личного дела. Я думаю, для тебя мое предложение — шанс показать, на что ты способен. Хотя это и шанс сгореть дотла.
— В чем суть дела?
— Серия убийств. Не тех, где жертвами бывают маленькие мальчики или девочки, проститутки или туристы из Голландии. Нет, это убийства совсем иного рода, и многое указывает на то, что мы только в самом начале.
— Политики?
Хультин слегка улыбнулся и кивнул, но ответил иначе:
— Нет. Хотя ход твоих мыслей верен. Речь идет о тех, кого мы называем «высшим эшелоном экономики». За день до того, как ты героически штурмовал здание отдела по делам иммигрантов, некий Куно Даггфельдт был застрелен вечером в своем собственном доме в Дандерюде. Уже сейчас у нас есть все основания полагать, что одним убийством не обойдется: особая меткость стрельбы, пуля, выпущенная либо профессионалом, либо человеком, так сказать, за гранью отчаяния. Эти два варианта, как ни странно, во многом схожи. У Даггфельдта остались два крупных предприятия, жена, двое детей и шесть объектов недвижимости в Швеции и за границей. Вчера поздно вечером еще одно убийство. На сей раз на Страндвэген, в весьма роскошной квартире, восьмикомнатной, с балконом, где директор Бернард Странд- Юлен был застрелен тем же способом. Два выстрела в голову, пули извлечены из стены при помощи щипцов или длинного пинцета. Вообще никаких следов. Обычная девятимиллиметровая пуля, а больше ничего и не скажешь. Кроме того, что огневая мощь у оружия немаленькая — обе пули прошли через череп насквозь. Как преступнику удалось пробраться в квартиру и выбраться из нее, мы пока не знаем. Личных связей между Даггфельдтом и Странд-Юленом предостаточно, и их, разумеется, нужно тщательно проследить: жертвы принадлежали к одному и тому же кругу, вместе входили в несколько обществ, плавали на яхтах в одном и том же яхт-клубе, играли в гольф в одном и том же гольф-клубе, состояли членами одного и того же тайного ордена, входили в правление нескольких фирм и так далее, и тому подобное. На первый взгляд, ничего странного или необычного.
— Но специально созданная группа — это не шутки. А что в Стокгольмской полиции думают по поводу того, что у них заберут дело?
— Мы пока еще этого не знаем. Будем стараться сотрудничать. Но это действительно дело большого масштаба. В роли жертвенных овец могут оказаться ключевые фигуры шведской экономики, и к тому же, судя по ряду неприятных особенностей, это дело рук организованной преступной группировки. Безукоризненный профессионализм, подобного которому я никогда не видел в Швеции. Мы правильно сделали, что подняли тревогу сразу же. В виде исключения.
Хультин сделал паузу.
— Конечно, есть нечто зловещее в том, чтобы организовать новую спецгруппу первого апреля…
— Но полагаю, это все же лучше, чем в пятницу тринадцатого…
Хультин слегка улыбнулся и украдкой глянул на часы. Йельм понимал, что Хультин очень спешит, но старается не подавать вида. Комиссар поднялся, протянул руку. Йельм пожал ее.
— Сбор группы сегодня в 15 часов, полицейское управление, новое здание. Вход с Польхемсгатан, 30. Что скажешь?
— Увидимся, — ответил Йельм.
— Обязательно, — согласился Хультин. — Сейчас я отправлюсь на улицу Гамла Вэрмдэвэген, чтобы забрать Гуннара Нюберга из округа Нака. Знаешь его? Тоже отличный полицейский.
Йельм покачал головой. Он почти никого не знал, кроме тех, кто работал в полиции Худдинге. Идя к двери, Хультин добавил:
— У тебя есть около четырех часов на то, чтобы попрощаться с коллегами и собрать свои вещи, прежде чем отправиться навстречу неизвестному будущему. Тебе ведь этого хватит?
Он исчез за дверью, но тут же появился вновь, Йельм только успел снова сесть на стул и сделать вдох:
— Возможно, это и не само собой разумеется, но все вышеизложенное на данный момент — сверхсекретно…
— А как же? — отозвался Йельм. — Само собой.
Он собрался было позвонить Силле и рассказать обо всем, но тут же передумал. Вспомнил о предстоящей работе на износ, о лете и об отпуске, который, по всей вероятности, останется неиспользованным, о домике в Даларё, который им удалось снять за смешные деньги на все лето. Захотелось сперва немного расслабиться.
В комнату отдыха для сотрудников он вошел, не в состоянии скрыть свою радость.
Там сидели четверо полицейских и ели свои принесенные из дому бутерброды, не образец здорового питания. Андерс Линдблад, Анна Васе и Юхан Брингман. И еще Сванте Эрнтсон. Все удивленно уставились на Йельма. Видимо, на его лице было написано не совсем то, что они ожидали увидеть.
— Я пришел попрощаться, — с убийственно серьезной миной объявил Пауль Йельм.
Брингман и Эрнтсон поднялись ему навстречу.
— О чем это ты, черт возьми?
— Выкладывай, — потребовал Эрнтсон. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эти гады выкинули тебя из полиции?
Йельм сел рядом с ними и указал на обед Сванте Эрнтсона.
— Гамбургер в микроволновке грел? Я ведь говорил, соус получается горячий.
Эрнтсон облегченно вздохнул.
— Нет, проныра, тебя не уволили. Ну же, рассказывай.
— Вообще-то я и правда пришел попрощаться. Можно сказать, что меня выкинули с повышением.
— Отдел внутренних расследований?
— Нет, с этим покончено. Государственная криминальная полиция, плечом к плечу с ее шефом.
— То есть почли за лучшее убрать тебя из навозной кучи, называемой южными районами, подальше от всего этого сброда?
— Что-то в этом роде. Но это… сверхсекретно, как мне сказали. Скоро все прочтете в газетах. Но пока об этом даже шепотом — слишком громко.
— И когда они тебя ждут?
— Прямо сегодня. В три часа.
— Во даешь. Давай подброшу тебя к Ишмету, купишь коллегам прощальный тортик. Самый дорогой, и чтоб меду побольше!