повидавший на своем веку и то, и другое, предостерегал отцов от неосторожного использования этого правила, и они приступали к нему со страхом Божиим и трепетом. Отец Серафим давал всем исповедующимся простой бесхитростный совет: «Смотри за собой в оба! Познавай себя!»
Один молодой человек, приехавший в монастырь в 1975 году, так вспоминал наставления о. Серафима: «В феврале я крестился в Лос–Анжелесе и, как все новообращенные, желал получить от Православия самого наилучшего. И обрести это собирался в монашестве. В начале лета я приехал в монастырь преп. Германа. Настоятелем о. Серафиму было назначено ежевечернее после службы выслушивать мои помыслы. Признаюсь, первые дни я побаивался его. Казалось, он видит меня насквозь, читает самые сокровенные мысли. Впрочем, он относился ко мне заботливо и сострадательно. Протестантство не подготовило меня к исповеди, а жаль, иначе мои беседы с о. Серафимом были бы плодотворнее. Мы спокойно и сдержанно беседовали, в основном о жизни души. Конечно, о. Серафим дал мне очень много, заложил основу веры, дабы выстояла она во дни испытаний, ожидавших меня».
В 1973 ГОДУ в празднование церковного Нового года (1/14–го сентября) о. Серафим написал обнадеживающие строки: «Новый год. Братия живут в согласии, монастырская жизнь в глуши их воодушевляет. Подобная жизнь в «единодушии», построенная на полной откровенности и послушании, в этом веке утеряна на Руси, и лишь чудом, Божией милостью мы возрождаем ее. На прошлой неделе нас посетил архим. Спиридон, дважды отслужил литургию, напитав братию духовной радостью и силой».
Желавшие испытать себя на монашеском поприще начинали как «трудники» и лишь после некоторого обговоренного испытательного срока получали подрясник и скуфью послушника. Послушничество обычно длится три года, и после учебы, исполнения послушаний и иных испытаний можно принять постриг. Как и в прочих монастырях, в скиту преп. Германа послушникам не полагалось разговаривать друг с другом, ни с гостями–мирянами. Главное внимание концентрировалось на внутреннем сосредоточении, а не на внешнем. Отец Серафим отмечал: «Священному Преданию и житиям святых отводилось особое место в образовании ума и сердца. В трапезной всегда читаются духовные наставления, у каждого брата — определенное ему индивидуально духовное чтение».
С первых дней братия постановили, что не будут «отпускать» послушников по просьбам епископов. «Нам важна душа человека, а не «нужды церкви или рабочие руки»», — пояснял о. Серафим.
Случалось, что в обители жило одновременно до 14–ти человек, каждый со своими заботами и запросами. Отцы хотели напитать их души «твердой» духовной пищей, но понимали: учить с позиций «своего мнения» Православию нельзя. Как говорил преп. Паисий: «Кто имеет братию под своим водительством, не должен наставлять и поучать по своему разумению и проницательности,. но в согласии со святыми Отцами».
Перед о. Германом и о. Серафимом встала задача растолковать последующему поколению жизнь, столь отличную от мирской. Раз новые братия выбрали стезю служения Господу, отцам необходимо было донести до них святоотеческое учение о самоотречении.
Ради этого о. Серафим принялся выборочно переводить на английский из основных святоотеческих работ. Одной из таких оказалась «Руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошение учеников» пустынников VI века Варсонофия и Иоанна. Он выбрал цитаты для каждого в отдельности брата, живущего тогда в обители. Он обнаружил, что святые Отцы прошлого задавались теми же вопросами, что и сегодняшние ревнители христианства, а их ответы разбивали укоренившиеся домыслы и заблуждения. Старцы показали природу греха: фарисейства, расчетливости, осуждения, лени, плотских мечтаний, отсутствия внутреннего бдения. И указали практические пути их искоренения и обретения добродетели.
В румынском монастыре Драгомирна преп. Паисий во вечерам собирал братию в трапезной и читал им свои переводы из святых Отцов. Отец Серафим сейчас делал то же самое. Обращаясь к работе святых Варсонофия и Иоанна, он замедлял чтение, дабы донести до слушателей каждое слово.
Отец Герман был безмерно рад: какое смелое наставление молодым. Он сказал брату Лаврентию: «Поистине исторический момент: древних отцов–пустынников — из VI века! — теперь знают еще в одной стране. Впервые переведен их труд на английский! Теперь наши братия смогут вырасти духовными великанами».
Однако в последующие месяцы братия один за другим покидали монастырь. На очередное чтение к о. Серафиму пришло в трапезную лишь трое.
- Что?то духовные семена святых не взошли, — посетовал о. Герман. — И почему бы?
- Почва скудна, — ответил о. Серафим.
Отец Серафим прилагал евангельскую притчу о сеятеле к Америке, почве каменистой и скудной (Мк. 4:5–6). В отличие от Старого Света здесь нет глубоких корней, нет «глубины земной». Мудрое слово люди принимают с радостью, но без глубокого осознания, поэтому оно и иссякает быстро в душе, и когда приходит время понести скорби и лишения ради богоданной мудрости, чахлые всходы святоотечества в душах людей не выдерживают, опаляются солнцем и увядают.
Отец Серафим был убежден, что бороться с американским верхоглядством можно, насаждая постоянство и приверженность делу, потому он неоднократно повторял и монахам, и мирянам, сколь важно каждодневное богослужение и чтение Священных книг. «Истинно, важнейшей добродетелью в наше время является долготерпение. Без него мы пропадем», — писал он.
Сколько еще людей пройдет мимо них с о. Германом в поисках монашеского призвания. Отец Серафим как духовный наставник набирался опыта, выделял главные качества души, определяющие успех или неудачу подвизающихся. В статье о монашестве в древней Галлии он писал: «Тогда, как и сегодня, интерес к монашеству зиждился в основном на праздной мечтательности, оторванной от повседневной борьбы, унижений, необходимых, чтобы выковать истинную евангельскую духовность». Он отмечал, что монашествующие Отцы как восточной, так и западной Церкви «указывали на необходимость простой работы, видя связь готовности работать с истинным смирением к стяжанию духовности. Рвение к работе — мерило духовного развития. Соблюдение этого принципа и придает некоторую «обыденность» и даже «грубоватость» жизни настоящего православного монастыря в наши дни. Попавший в такие «экстремальные» условия послушник сразу обнаружит, сколь велика его тяга к праздности и покою». Суровых испытаний в послушничестве аввы Дорофея (VI в., Египет) и более близкого, почти современника, оптинского старца Иосифа, ни один из нынешних легковесных искателей монашества не выдержал бы. По словам о. Серафима, «они часто покидают монастырь под предлогом «недостаточной духовности», не понимая, что лишают себя духовной пристани, что в праздных скитаниях «идеального монастыря» не найти. Лень — не самый страшный грех искателей монашества. Но без любви к труду они никогда не смогут вступить на путь монашеского борения, не поймут простейших истин духовной борьбы».
Чрезмерное подвижническое усердие запрещалось в монастыре, дабы послушники не впали в прелесть, преувеличивая свои силы, но и простая монастырская дисциплина, отсутствие «удобств» служило хорошей проверкой силы духа послушников. Отец Серафим понимал, как трудно молодым людям отрешиться от привычной жизни своих сверстников в миру и встать на подлинно монашеский путь борения. Он писал: «Несмотря на то, что цель монашества — неотмирность, он существует в мире сем и, разумеется, отражает современную нам жизнь. Избалованные, самодовольные и себялюбивые юноши (а в основном приходят такие) тащат за собой весь мирской «багаж» отношения к жизни, привычки, что в свою очередь влияет на жизнь монастыря. Конечно, ополчаясь на них, можно свести на «нет» их влияние, но стоит дать послабление — и любой самый строгий монастырь незаметно, мало–помалу подпадет влиянию мира.
Истинное православное монашество по своей природе враждебно современному принципу «удобности». Монах постоянно в работе, он не дает себе поблажек, а жертвует собой, предает себя сердцем и душой горнему. В этом и состоит главное отличие от мирской жизни, основанной на принципах хилиазма (призыв облегчить, обустроить земное бытие человека). Сознательное предание себя борьбе с этими принципами и обычаями современной «удобной» жизни встречается ныне редко, да и не всегда это безопасно. Поэтому неудивительно, что сегодняшнее монашество слабо — оно отражает общую слабость Православия в современной жизни».
ВСЕХ ПРИЕЗЖАВШИХ отцы привечали с любовью и заботой, и как же огорчительно было для них, когда их воспитанники отрывались от истоков монашеской жизни, едва прикоснувшись! Многие поначалу были преисполнены самых серьезных намерений и успевали добиться немалого в скиту. Но «хоть дух силен, плоть немощна», и весь образ домонастырской жизни звал, тянул назад. Самих о. Серафима и о. Германа не поработила культура современной Америки, не раздавил мир сей. Но у каждого были на то свои причины: о.
