Не от мира сего

монаха, ныне небожителя, собеседника ангелов! И впрямь, для Америки, для всего мира сейчас открылось еще одно окно в Царствие Божие, обрамленное чистым истинным Православием. И, приложив немалый труд, в нем можно узреть вечность, вдохнуть благоухание вечной Пасхи».

В эти торжественные минуты Глеб взошел в алтарь, чтобы побыть наедине с преп. Германом. «Я открыл боковую дверь, взглянул на фреску преп. Германа на стене, исполненную по нашему заказу. Начал молиться и неожиданно ощутил, что здесь мой отец — я был сиротой, принятым в заботливые руки преп. Германа, как некогда он призрел на Еловом острове алеутских сирот.

Мне вспомнилось первое виденное в жизни пострижение в монахи, в Джорданвилле в 1954 году. Новопостриженному дали имя Герман в память основателя Валаама. В то время мне подумалось: «И мне бы так». Сейчас, предстоя перед преп. Германом, я умолял его: «Пусть это станет моим уделом! Прими меня монахом! Сегодня твой день, твой час». Тихо подошел Евгений. Я сказал:

- Решено — буду молить о монашеской жизни. Но тебя не принуждаю, это касается только меня.

- И я хочу стать монахом, — прошептал Евгений.

Мы вышли из алтаря и вернулись на клирос, принялись читать канон святому. Я — на церковнославянском, Евгений — на английском. Сзади подошел и положил нам руки на плечи еп. Нектарий. Я обернулся: он стоял с непокрытой головой, весь в слезах. «Какая минута! Чудесная, благословенная минута в вашей жизни! Это апогей, апогей вашего Братства! Своими руками, своим трудом вы добились этого! Вы потрудились во славу батюшки Германа, и Господь наградил вас! Вы написали службу преп. Герману, вы прочитали ее в такой торжественный час прославления святого! Счастливцы! Вдумайтесь: сейчас открылось новое окно в небеса! Когда вы возглашаете «Все святые, молите Бога о мне», преп. Герман вместе с другими угодниками бьет челом перед троном Господним, как говорил оптинский старец Нектарий. Святой молится о вас — и Господь внемлет»».

НАЗАВТРА СЛУЖИЛИ две литургии. Одну — протоиерей о. Николай Домбровский, а братия пели на клиросе, другую — архиерейскую — митроп. Филарет с пятью дьяконами, сослужили четверо иерархов и тридцать два священника. Верующих собралось еще больше, чем накануне. Собор был переполнен.

После литургии отслужили молебен преп. Герману, обошли крестным ходом вокруг собора. Евгений с большим блистающим крестом, в белом стихаре вышел во главе шествия из парадных дверей храма на залитую солнцем улицу. Вынесли хоругви и иконы. Потом 12 старейших протоиерея вышли с иконой преп. Германа и частичкой мощей в особом ковчежце. Следом — иерархи, причетники, монахи, монахини, верующие. Кадили дьяконы, не смолкало пение — неудивительно, что крестный ход привлекал внимание прохожих. Огибая собор, люди проходили мимо усыпальницы Владыки Иоанна и иконы Братства. Останавливаясь, дьяконы возглашали литии, окропляли всё вокруг святой водой.

По завершении дневных служб в соборе была прочитана грамота, дарованная Братству[33]. В ней Церковь официально выражала благодарность и указывала дальнейший путь более четко, чем представлялось братии, очерчивая сопряжение отшельничества в скиту с миссионерской работой, что, собственно, своей жизнью на Еловом острове являл преп. Герман. Евгения особо порадовало то, что грамота по сути узаконивала существование Братства в пустыни. В частности в грамоте говорилось:

Ныне, когда совершается предчувствованное еще простыми алеутами, ожидавшееся монахолюбцами, подготовленное собирателями жизнеописания подвижнического и возвещаемое священноначальниками прославление ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО ГЕРМАНА АЛЯСКИНСКОГО, да возрадуется чистою и смиренною радостью о Господе доброе БРАТСТВО ВАШЕ.

Вы усердно знакомили читателей ваших изданий с образом старца, освятившего своими подвигами острова — сперва Валаамский, а затем Кодиакский и особенно Еловый, где до конца дней своих молился за тех, кому здесь, в Америке, был и нянькой и отцом, преподобный Герман.

В той же западной части Северной Америки, где жили в суровых условиях современники и соотечественники Преподобного, вы создаете уголок для молитвенно–трудового подвига.

В живом же общении с американцами, жаждущими наставления, вы были и, надеемся, будете Братством миссионерским. Молитвенно желая Братству расти и плодоприносить еще и еще, Архиерейский Синод призывает на вас Божие благословение.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ АРХИЕРЕЙСКОГО СИНОДА

Митрополит Филарет.

После того, как грамота была прочитана, все спустились в трапезную, где разделили скромный монашеский обед, слушая чтение жития преп. Германа. Глеб вспоминает: «Мы собирались с Евгением сесть в углу, рядом с позвавшим нас о. Владимиром, но неожиданно мой друг о. Пантелеймон взял меня за руку, сунул клочок бумаги и сказал: «Возьми, спрячь и никогда никому не отдавай». Когда мы сели, он пояснил: «Я увидел на ступеньках бумажку, подобрал, прочитал и понял, что это послание тебе». В этот момент о. Владимир взглянул на меня, видно, почуял — происходит нечто необыкновенное. Я развернул листок, то была страничка из русского журнала за 1935 год. На ней изображен преп. Герман в лесу подле своей землянки, рядом — большой крест. На обороте приводилось письмо архим. Герасима: он рассказывал о планах возрождения монашеского скита на Еловом острове, о том, как он построил хижину и часовню на месте прежнего жилища и упокоения преподобного. Щемило сердце при мысли, что о. Герасим, живший в неописуемой бедности, умудрился построить свою маленькую обитель лишь с помощью таких же бедняков — алеутских рыбаков. В том письме, которое мне выпало прочесть впервые столько лет спустя, о. Герасим говорил:

«Часовня на могиле о. Германа еще не достроена. Размеры ее 4 на 5 метров. Стены деревянные, изнутри обшиты фанерой. Два окна. Всё просто, как в скромной келье преп. Германа. Впрочем, я хочу устроить подобие греческого параклиса: маленькую молельню без иконостаса, только с завесой. Посмотрим, получится ли. Но я безмерно счастлив, сбылась моя мечта: на том месте, где 40 лет жили и светил людям великий праведник, молившийся о грешном мире, выросла часовня. Так хочется возродить всё близкое сердцу, всё поистине святое — здесь, на этой земле, ибо у меня на Родине всё порушено. Как хочется увидеть дорогой скит, полнящийся молитвой, близ могилы святого старца. Скит. Господи, помоги!»

Прочитав, я взглянул на Евгения. Всё ясно: в день причисления о. Германа к лику святых. Выполнив наше первое задание, мы тут же получили еще одно — от самого святого! — построить скит на Еловом острове»[34].

ТО, ЧТО еп. Нектарий назвал «апогеем» Братства, предполагало дальнейшее развитие. Очевидно, преп. Герман, сведя братию, определив им жизнь отшельников и миссионеров (как жил и сам), услышит и их молитвы, подвигнет их стать, как и он, монахами. И ждать им не награды (вроде грамоты), а Креста, который нужно понести с благодарностью Богу. Валаамский монах Герман, попав в американскую глухомань, познал нищету и одиночество, равно и гонения от властей мирских и церковных. И коль скоро братия вознамерятся идти по его стопам, им тоже предстоит разделить монашеские скорби святого старца, как довелось его мужественному последователю о. Герасиму.

Постриг

Сколько людей живут вроде «по правилам и законам», однако совершенно не по– христиански. Ведь христианской совести не указ ВСЯКОЕ требование церковных властей, сколь бы «каноничным» оно не признавалось…

О. Серафим (Роуз).

Только послушание из любви делает отрадным все труды, к каким оно обязано.

Свят. Феофан Затворник.

СО ВРЕМЕНЕМ о братии, поселившейся в горах, прослышали ревнители монашества и не замедлили с любовью и заботой откликнуться. Например, мать Мария (Стахович), старушка- монахиня из Ново– Дивеевского женского монастыря. Она приняла постриг еще от последнего валаамского старца, иеросхим. Михаила Слепого. В 1959 году она написала ему (жившему тогда в Псково–Печерском монастыре) письмо с просьбой молиться за Глеба об укреплении его монашеского стремления. Отец Михаил умер в 1962 году,