- Не верится, — поддакнул Глеб. — Ведь архиепископ Антоний обещал, неужто обманул?
Отец Спиридон, по обыкновению неприбранный, но излучающий благодушие, пытался успокоить братий: никто насильно не заставит их быть священниками.
- Я вас в обиду не дам, — заключил он. Братию тронула такая забота наикротчайшего о. Спиридона, кого после смерти архиеп. Иоанна самого задвинули на задворки церковной жизни.
- Вот как расплачиваетесь вы за то, что отказались постригаться у меня, — продолжал еп. Нектарий.
- Глеб еще раз терпеливо объяснил, почему они попросили главу епархии постричь их в монахи:
- Если б наш постриг совершили Вы, архиепископ Антоний Вашими руками постарался бы вылепить из нас, что ему хочется. Он знает, что мы любим Вас, но он также знает, что Вы ему подвластны, и мы не хотим из?за него ссориться с Вами.
Конечно, на душе у братии кошки скребли — что их ждет?
- Может, всё?таки архиепископ сдержит слово? — с надеждой сказал Глеб.
Еп. Нектарий напомнил, что еще не поздно всё отменить.
Через полчаса приехал Владыка Антоний с дьяконом. Глеб сразу же спросил, остается ли их договоренность в силе, на что Владыка ответил утвердительно.
- Значит, Вы не принудите нас ко священству?
- Нет, — ответил архиепископ. Владыка Нектарий стоял рядом и испытующе смотрел на него.
Скитская церковь была еще не достроена, так что обряд совершали под открытым небом.
Собралось с дюжину друзей, в том числе Владимир Андерсон и кое?кто из тех, кого братия знали еще со времен книжной лавки.
Когда братия встали перед церковью для пострига, о. Спиридон накрыл своей мантией Глеба, а еп. Нектарий — Евгения. Они стали «мантийными старцами» братии — так называют крестных отцов в монашестве. С этого дня они неразрывно связаны со своими духовными детьми и ответственны за их души перед Богом.
О принятии монашества Евгений писал: «Несомненно, с Божьего благословения сделали мы столь решающий шаг в жизни, по сути приняли второе крещение».
Как и завещала монахиня Мария, братия давали обет перед валаамской иконой Спасителя.
В монашестве братия получили новые имена: Глеб стал о. Германом — первым монахом, принявшим имя только что прославленного преп. Германа Аляскинского, а Евгений — о. Серафимом в честь преп. Серафима Саровского. Снова в жизни двух братьев два великих святых оказались тесно связаны[35].
После пострига новоявленные монахи в черных рясах, клобуках и мантиях вместе с присутствующими совершали крестный ход вокруг церкви. Поскольку колоколов не было, один из прибывших взял кастрюлю, ложку — чем не перезвон?! Еп. Нектарий радостно присоединился к нему — кастрюльные крышки служили ему литаврами.
- К чему это всё? — недовольно бросил архиеп. Антоний.
На что простодушный Владыка Нектарий по–детски воскликнул:
- В нашем полку прибыло!
ОДНАКО РАДОСТЬ продолжалась недолго. Когда все собрались за столом прямо под открытым небом, архиеп. Антоний объявил, что решением Синода открыт скит преп. Германа Аляскинского и что сам он будет временно исполнять обязанности настоятеля. Последнее заявление насторожило новых монахов: решение Синода явилось для них полной неожиданностью.
Покончив с «официальной» частью, архиеп. Антоний решил тут же испытать смирение и послушание братии. За обедом он велел Глебу, т. е. отцу Герману, почитать из «Лествицы» о монашеском послушании, а также слово «Темница». После трапезы Владыка нетерпеливо попросил гостей оставить его с монахами Германом и Серафимом, еп. Нектарием и архим. Спиридоном. Сразу же тон его изменился, заговорил он твердо, обращаясь вроде бы к обоим новым монахам, но глядя лишь на о. Германа.
- Постриг принять — это не в парикмахерскую сходить, — изрек он. — Вы дали обет послушания, и пора от слов к делу переходить. Ваше первое послушание — рукоположение во священство. Отца Германа на этой неделе, а о. Серафима на будущей рукоположим.
Еп. Нектарий побледнел и потупился, не в силах вымолвить ни слова.
- Готовьтесь, отцы, — продолжал Владыка Антоний. — Вас уже ждут приходы в Сакраменто и Калистоге.
- А как же быть с этой землей? — спросил Глеб.
- Мы ей применение найдем.
- А как же наше «Православное Слово»?
Архиепископ лишь пожал плечами:
- Кому это нужно?!
Он полагал, коль скоро журнал выходит на английском — следовательно, и пользы от него нет.
Зная слабинку русской души — совестливость, неуверенность в себе, робость перед «начальством», — он сперва замышлял подавить независимость о. Германа. Однако с американцем такое не прошло. Отец Серафим, не дожидаясь, пока спросят его мнения, заговорил сам, пылко и даже сердито. Стукнув кулаком по столу, он рявкнул на архиепископа:
- НЕТ! НЕТ! НЕТ!
То были его первые слова в монашестве.
А о. Германа сразу же замучила совесть. Всё их Братство зиждилось на трех словах, сказанных ему Евгением несколько лет тому: «Я ТЕБЕ ДОВЕРЯЮ!» И сейчас брат доверился ему, а их обманули, заманили в ловушку. Архиепископ вознамерился отобрать у о. Серафима его собственную землю, на которой тот хотел оставаться до скончания дней, землю, купленную им самим в своей стране! Эта мысль более всего удручала о. Германа, и, не выдержав, он разрыдался.
- Я предал тебя! — только и сказал он брату. Архиепископу же напомнил о данном обещании, но тот лишь отмахнулся.
- Я обещал
- Выходит, монашество — это ловушка?! — не выдержал о. Герман. — Чего тогда стоит наше послушание?!
- С вами невозможно говорить, — покачал головой архиепископ. А о. Герман продолжал:
- И ради чего Вы тогда приехали к нам в глухомань, если после пострига нам придется покинуть эти края? Мы поклялись жить и умереть здесь! А ради Вашего высочайшего каприза придется закрыть журнал и лишить людей слова о пустынножительстве.
Владыка Антоний презрительно отвернулся и обратил взор на еп. Нектария:
- Ну что скажете, Ваше Преосвященство?
- Вы давали обещание отцу Герману? — в свою очередь спросил тот.
-
Отец Герман безутешно рыдал: что же делать? Дается первое послушание, и его невозможно выполнить. Он повернулся, ища защиты, к о. Спиридону. Тот улыбнулся, подбадривая, и сказал самое мудрое в сложившихся обстоятельствах:
- На «нет» и суда нет.
В поисках доводов архиеп. Антоний сказал, что монахам надлежит принимать святое причастие каждое воскресенье, а потому их нужно немедленно рукоположить. На это еп. Нектарий возразил:
- А как же Антоний Великий, Пахомий Великий, святая Мария Египетская, да и прочие пустынники прошлого? Ведь они долгие годы жили отшельниками и не виделись со священниками.
- Те времена прошли, — отрезал Владыка Антоний. — И тем обычаям пора положить конец! Мы слишком грешны и без толку пытаться подражать святым. Здесь монахам надлежит причащаться! И я не потерплю, чтобы мои монахи были лишены причастия!
- А вы разве не получили наше письмо с цитатой из преподобного Сергия? — спросил о. Герман. — Он жил отшельником и не причащался.
- Это было давно, а сейчас другое время.
Разрешилось всё с помощью отца Спиридона.
