Дверь домика и два окна были широко распахнуты. Руководитель операции поднес к губам мегафон и отдал приказ всем находящимся в домике немедленно его покинуть. Никакой реакции, даже и после того, как приказ был повторен. В 2 часа 23 минуты домик был освещен со всех сторон ярким светом прожекторов, укрепленных на крышах подогнанных туда автомобилей, и на его штурм бросились бойцы. Первый ворвавшийся в дверь крикнул находящимся внутри, чтобы выходили, но ответа не получил.
— Слышу внутри какие-то звуки, — доложил он в микрофон головной гарнитуры. — Похоже на то, будто ребенок хнычет.
Ему дали добро на проникновение в дом. Внутри стоял нестерпимый смрад. В гостиной никого не было, на кухне и в спальне тоже. Дверь в соседнее помещение была заперта, перед ней установили часового. Выбили крышку люка, ведущего в подвал. Именно оттуда и доносились звуки. Один из трех бойцов лег на живот и осторожно подполз к краю люка. Вонь здесь была еще сильнее. С потолка подвала свешивался фонарь, отбрасывавший слабый свет. Подвал оказался гораздо глубже, чем могло показаться снаружи. Помещение разделяла надвое металлическая решетка. Полицейский свесился пониже, посветил собственным фонарем. В углу за приставной лестницей, ведшей вниз, спиной к нему сидело, скорчившись, какое-то существо. Теперь оно обернулось на свет. Полицейский увидел широкое бледное лицо, из косо посаженных глаз вроде бы катились слезы. Мужчина сидел и укачивал на руках что-то непонятное размером с куклу. Позади него в неестественной позе лежало тело.
— Что ты здесь делаешь?
Ответа не последовало. Подошел еще один боец:
— Я спускаюсь. У парня синдром Дауна. Похоже, там с ним еще один человек. Видимо, он без сознания.
И он спрыгнул в полутьму, с пистолетом в одной руке и фонариком в другой.
— Нельзя здесь так сидеть, — сказал он. — Что это там у тебя?
И он осветил то, что держал в руках сидящий. Сначала он не понял, что это такое, но вдруг резко отпрянул назад и прижался спиной к лестнице. Свет фонарика выхватывал из темноты лицо оторванной человеческой головы.
В 4 часа 15 минут во двор домика были вынесены останки двух человек, обнаруженные там. У одной из стен в подвале лежала куча экскрементов. Специалист из комиссии по охране диких животных не сомневался в том, какое животное их оставило; следы вокруг домика подтвердили его догадку. По всей видимости, повреждения на телах погибших вкупе с этой последней информацией позволяли определить причину смерти. Как только достаточно рассвело, в лес отправились четыре группы охотников. Им понадобилось три дня, чтобы выследить и окружить того медведя, которого, как они полагали, и держали в подвале домика. Медведя подстрелили и разделали. В его брюхе охотники нашли полупереваренные остатки того, что когда-то являлось человеческим существом.
В субботу, 27 октября, на 12:00 в Управлении полиции Осло была назначена пресс-конференция. Зал совещаний на четвертом этаже был забит представителями прессы, причем больше чем на треть это были журналисты иностранных СМИ. Полицию представляли начальник управления, ведущий криминалист управления, начальник отдела расследований преступлений против личности, а также начальник сектора расследования насильственных преступлений старший инспектор полиции Агнес Паянен, которая и выступила с сообщением по так называемому делу о медвежьих убийствах. Она твердо заявила, что теперь его можно считать раскрытым, и заверила присутствующих в том, что прессу будут постоянно информировать по мере того, как в связи с этим делом будут выявляться новые данные. В то же время она просила проявить понимание: для полиции это очень трудный день. Это дело не только страшная трагедия для погибших и их близких, оно нанесло тяжелый удар и по полиции Осло.
Как только было предложено перейти к ответам на вопросы, в зале воцарилась полнейшая какофония, и потребовалось немало времени, чтобы публика слегка успокоилась и задаваемые вопросы можно было расслышать. Паянен сидела бледная и осунувшаяся, с осыпающейся с глаз косметикой, и пыталась совладать со своим голосом. Многие из представителей прессы явно были не в состоянии сразу же переварить те, мягко говоря, сенсационные сведения, которые были оглашены, и потому задавали вопросы, ответить на которые было легко. Напротив, представители газеты «ВГ» были, похоже, на удивление хорошо проинформированы. Их репортер, женщина, сразу же спросила о младшем инспекторе полиции Арве Нурбакке и его роли в расследовании, а также о его отношениях с одной из убитых женщин. Для Паянен это оказалось полнейшей неожиданностью; она попыталась отделаться общими фразами, называя его «сотрудником полицейского округа Осло», так что начальнику Управления полиции пришлось прийти ей на выручку, хотя он и сам еще не был посвящен во все подробности дела.
— Раз уж серийный убийца сам принимал участие в расследовании и наверняка оказывал влияние на ход оного, это должно повлечь за собой определенные последствия и для самой полиции. Какие? — не отставала женщина-репортер.
Паянен сидела неподвижно и смотрела на журналистку «ВГ». Да, в общем-то, эти вопросы были адресованы не ей. Она повернулась к начальнику Управления полиции и по его глазам поняла, что последует за этим вопросом. Она чувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Тот ответил:
— Мы проведем доскональный разбор действий всех участвовавших в этой операции представителей личного состава, в том числе руководящего. В настоящий момент, разумеется, было бы слишком рано говорить о том, к каким выводам мы придем. Однако уже сейчас можно твердо заявить, что в данном случае, если говорить об утверждении на должность сотрудников полиции и контроле за их работой, произошло нечто, что не должно было произойти ни при каких обстоятельствах.
Инспектор полиции Ханс Магнус Викен и остальные участники следственной группы следили за пресс- конференцией из комнаты, где обычно проходили совещания. Нина Йенсен сидела, устремившись к экрану всем телом, и что-то энергично жевала, а Сигге Хельгарссон прислонил спинку стула к стене и полулежал на нем, приоткрыв рот в изумленной ухмылке.
— От головы-то полетят! — провидчески изрек он, очевидно не заметив, что в данном случае эта метафора звучала несколько бестактно. — Вот в такие дни понимаешь, как тебе повезло, что ты не стал начальником.
В виде исключения на сей раз у Викена не нашлось для него едкого комментария. Инспектор стоял у стены, сложив руки на груди, молча и с каменным лицом. Картины этой ночи еще стояли перед глазами. Домик Арве Нурбакка, кровать с останками пропавшей женщины, Мириам Гайзаускас. И в подвале он побывал… Запах оказался еще более прилипчивым, от него было не избавиться. Он попытался отогнать эти воспоминания, схватил чашку с кофе и опрокинул в рот, чувствуя, как булькает и переливается в желудке кислота. Резь в желудке усилилась, когда инспектор подумал об Арве Нурбакке. Викен дал себе день, от силы два, на то, чтобы окончательно избавиться от этих мыслей. Всю ночь он пытался найти какое-то альтернативное объяснение случившемуся, ведь так или иначе Арве тоже оказался жертвой. В короткие минуты перед тем, как каталку с Акселем Гленне увезли в операционную Уллеволской больницы, Викену разрешили задать ему пару-другую вопросов. Его ответы подтвердили худшие из его опасений, но не развеяли окончательно остатки сомнений.
Только около десяти часов ему удалось устроиться за столом с письмами, которые хранились в автомобиле Гленне, и диктофоном, который обнаружился в домишке. Еще там была найдена видеокамера. Викен вывел первый видеоклип на дисплей компьютера и понял, что те страдания, которым жертвы подверглись в подвале домика, были тщательно задокументированы. Он решил отложить изучение этих материалов.
Когда он прочитал письма и дослушал тексты, начитанные на диктофон, все кирпичики этого дела встали на свои места и для сомнений не оставалось места. В этом расследовании Арве Нурбакк все время оказывался на шаг впереди следственной группы. Он вел их куда хотел и играл с ними: нашел объяснение отпечаткам медвежьих лап и следам когтей, посоветовал Викену послать следователей в Оснес, устроил так, чтобы они занялись поисками в непосредственной близости от домика, где он держал взаперти свои жертвы. И ему удалось их провести. Сведения о Мириам Гайзаускас либо сохранялись в тайне, либо были подтасованы. Личность бывшего жениха выдумана.
