Тибра. Вокруг этой виллы были расставлены палатки и шалаши для угощения жителей Рима.
Накануне Валерия прибыла в Рим в сопровождении Кассиодора и Юлия. В назначенный день в храме святого Петра был торжественно совершен брачный обряд сначала арианским священником, а потом католическим – Юлием. После этого молодая пара в сопровождении блестящей свиты отправилась в разукрашенной лодке на виллу.
Здесь на огромной террасе, роскошно убранной цветами и статуями, был расставлен громадный стол, за который сели Тотила, окруженный своими графами и герцогами, и Валерия с женами знатнейших римлян и готов. По германскому обычаю, королю был подан брачный кубок, из которого сначала должна была отпить его жена. Тотила протянул его Валерии.
– За кого желаешь ты выпить его? – спросил он ее.
– За Мирьям, – серьезно ответила Валерия, отхлебнув глоток вина.
– Мирьям – благодарность и честь! – провозгласил Тотила, опоражнивая кубок.
После этого начался веселый пир. В самый разгар его к столу короля подошла прекрасная девочка – или девушка – в чистой белой холщовой одежде, с венком из белых полевых цветов на голове. В правой руке ее был пастушеский посох, а левая лежала на голове большой косматой собаки, на шее которой был также венок из цветов.
– Кто ты, чудная девочка? – сказал Тотила, с удивлением глядя на нее.
– Я Гото, пастушка, – ответила она, застенчиво кланяясь королю и всем гостям его. – А ты, наверно, король Тотила, я сейчас узнала тебя. Я внучка и дочь крестьянина-гота, который жил очень далеко, на горе Иффе. У меня есть брат, которого я люблю больше всего в мире. Но он давно уже ушел от нас, и мы оставались одни со старым дедушкой. А когда он почувствовал, что умирает, то велел мне идти в Рим. Он говорил, что здесь я найду и своего брата, и что король Тотила – покровитель сирот – окажет правосудие и мне. И я пошла со старым Гунибадом из Териолиса. Но дорогой его раны снова открылись, и в Вероне он слег. Я долго должна была ухаживать за ним, но он все же умер. Тогда я пошла дальше уже одна, только вот с этой нашей собакой Бруно, – в честь вашей свадьбы я надела ему на шею венок.
– Но кто же твой брат? – спросил Тотила.
– Мне кажется… – задумчиво ответила пастушка. – Из того, что мне говорил дорогой Гунибад, я думаю, что он носит не свое имя. Но его легко узнать, – продолжала она, краснея. – Его волосы темно-каштановые, а глаза синие, как ясное небо, голос звонок, как у жаворонка, а когда он играет на арфе, то смотрит вверх, точно видит небо отверстым.
– О, это Адальгот! – сказал Тотила, а за ним и присутствующие.
– Да, его звали Адальгот, – ответила Гото.
Юноша, бывший в это время на площади, где молодые готы состязались в играх, услышал свое имя и взбежал на террасу.
– Гото! Моя Гото! – с радостью закричал он, увидя пастушку, и бросился к ней.
– Какая прекрасная пара! – сказал герцог Гунтарис.
– Но, Адальгот, прежде всего надо исполнить поручение – завещание умирающего деда. Вот, господин король, возьми этот свиток и прочти его. Дед говорил, что в нем заключается вся судьба Адальгота и моя, – и прошедшее, и будущее.
Она подала ему запечатанный свиток. Король распечатал и прочел сначала записку, лежавшую сверху.
«Это писал Гильдегизель, сын Гильдемута, которого называют Длинным. Писано со слов старого Иффы. Так говорил Иффа: «Господин король Тотила. То, что написано в свитке, подписано именем Варгса. Но он был не мой сын, и имя его было не Варгс, а Аларих из дома Балтов, изгнанный герцог.
Тут раздался общий крик удивления.
– Но в таком случае наш Адальгот, который называет себя сыном Варгса, сын Алариха Балта, того самого, которого он, как королевский герольд, вызывал по всем городам. Никогда не видел я большего сходства, как между отцом Аларихом и сыном Адальготом.
– Да здравствует Адальгот, герцог Алулии! – улыбаясь, сказал Тотила, обнимая юношу.
Гото, онемев от изумления, опустилась на колени. Крупные слезы стояли в глазах ее.
– Так ты не брат мне! О, Боже! Будь счастлив, герцог Апулии, и прощай навсегда!
И она повернулась, чтобы уйти навсегда.
– Куда же ты? – вскричал Адальгот, останавливая ее. – Да ведь это лучше всякого герцогства, что ты не сестра мне! Король Тотила, вот моя невеста, моя маленькая герцогиня.
Тотила между тем прочел документы.
– Не нужно мудрости Соломона, чтобы найти здесь правду. Господа, в этом документе герцог Аларих доказывает свою невинность. Он слишком поздно узнал имя своего тайного обвинителя. Но мы его уже знаем. Адальгот, разбив статую Цезаря в доме Цетега, нашел там дневник префекта. И в нем лет двенадцать назад было записано: «Герцог Балт приговорен. Его невинности верят теперь два человека во всем мире: он сам, да я, его обвинитель. Но кто ранил сердце Цетега, тот не должен жить. Когда я пробудился тогда от глубокого обморока на берегу Тибра, я поклялся, что погублю его. Теперь я исполнил эту клятву». – Причина этой ненависти еще неизвестна, но она, видимо, имеет какое-то отношение к Юлию Монтану, нашему другу, – заметил король, прерывая чтение. – «И великий король с большим трудом поверил измене герцога. Он очень любил его и в знак дружбы подарил ему как-то золотую медаль с надписью».
– Вот она! – вскричал Адальгот, снимая с шеи кусок золота, висевший на тесьме. – Но здесь только половина медали. Старик Иффа дал мне ее, когда прощался. Тут есть и надпись, но я не могу ничего понять.
– А вот и другая половина, – ответила Гото, также снимая с шеи тесьму, на которой висела часть медали.
