возвращения. Посему мы расселись на кормовых боковых банках и уже поздравляли себя с тем, что вернемся сухими, как вдруг большой гребень волны обрушился на шлюпку и обдал нас с головы до ног. Шлюпку наполовину залило и, потеряв отчасти плавучесть, она стала тяжело зарываться в каждую волну. Когда мы выгребли через прибой на глубину, наше суденышко едва держалось на плаву, а вода доходила нам до колен. Небольшим ведерком и собственными шляпами мы вычерпали ее, потом поднялись на борт, сменили платье, съели ужин, рассказали, как принято, о всех наших приключениях и, покурив перед сном, завалились на койки. Так закончилось наше второе знакомство с берегом.
В понедельник, как возмещение за воскресные развлечения, нас всех поставили смолить такелаж. Одни устроились на горденях, чтобы спускаться по штагам и бакштагам, другие обрабатывали ванты, топенанты и прочее, начиная с реев и постепенно спускаясь на палубу. Мы вывернули свои мешки, достали старые просмолившиеся штаны и куртки, которые мы надевали при просмолке, и к восходу солнца уже работали. После завтрака мы имели удовольствие наблюдать, как от итальянца отвалила шлюпка, полная празднично одетых матросов, распевавших свои баркаролы. На берегу пасхальные праздники длятся три дня, и команды католических судов пользуются привилегией принимать в них участие. А мы, забравшись на рангоут в своей замызганной одежде, лишь наблюдали, как все эти дни они съезжали по утрам на берег и возвращались только к вечеру в самом веселом настроении. Вот что значит быть протестантом. Можно не опасаться распространения католичества в Новой Англии, ведь янки вечно заняты. Американские капитаны заставляют своих матросов работать чуть ли не на три недели больше в году, чем на католических судах. Янки почти никогда не соблюдают Рождества, а что касается Дня Благодарения, то в море о нем не вспомнит ни один капитан, и Джек-матрос остается вообще без праздников.
Около полудня с марса раздался крик: «Парус!» — и мы увидели передние паруса огибавшего мыс судна. Когда оно повернулось к нам бортом, то оказалось, что это бриг полной оснастки, несущий флаг янки. Мы подняли свои «звезды и полосы» и, так как знали, что на всем побережье нет ни одного американского брига, кроме нашего, обрадовались случаю получить новости с родины. Бриг обогнул мыс и стал на якорь, однако смуглые лица матросов, убиравших паруса на реях, и совершенное столпотворение на палубе ясно показывали, что судно пришло с островов. К нашему борту сразу же подошла шлюпка, доставившая его капитана, и от гребцов мы узнали, что они пришли из Оаху и точно так же, как «Аякучо» и «Лориотта», возят грузы между Сандвичевыми островами и портами Перу и Чили. Капитан и помощники, а также часть команды на бриге были американцы, остальные — островитяне. Это судно называлось «Каталина» и, как другие суда, занятые подобными перевозками, за исключением «Аякучо», имело судовые документы и флаг от Дядюшки Сэма. Они, конечно, не сообщили ничего нового, чем немало разочаровали нас, ибо мы поначалу решили, что это и есть то судно, которое ожидалось из Бостона в ближайшее время.
Простояв почти две недели и взяв все шкуры, какие только были, мы подняли паруса и пошли в Сан-Педро. Там мы застали тот самый бриг, которому мы помогли сняться с мели. На нем уже собралась смешанная команда из американцев, англичан, сандвичевых островитян, испанцев и индейцев. Несмотря на свое малое водоизмещение, он имел в три раза больше матросов, чем у нас, и это было никак не лишним, ибо командовали им калифорнийцы. Никакие другие суда в мире не комплектуются людьми столь скупо, как американские и английские, и в то же время никто не может сравниться с ними в морском деле. У янки на таком бриге работало бы не больше четырех матросов. Итальянцы держали на своем судне тридцать человек, почти втрое больше против одинакового с ним по тоннажу бостонского «Элерта», и тем не менее «Элерт» ставил паруса и снимался с якоря в два раза быстрее, а пока они кричали все разом, как свифтовские дикари иеху, и бегали по всему судну, отыскивая кат-блок, янки успевали выбрать оба якоря.
Только в одном итальянцы имели преимущество перед нами — им было легче работать благодаря пению. Ведь янки думают лишь о том, чтобы выиграть время и деньги и как нация еще не научились понимать, что и музыка может быть «приобщена к делу». Мы целые мили выгребали на шлюпках к берегу и обратно, да еще с полным грузом, вообще не произнося ни слова, с недовольными лицами. Они же своим пением не только облегчали работу на веслах, но делали ее даже приятной и ободряющей. Воистину:
После недельной стоянки в Сан-Педро мы снялись на Сан-Диего, намереваясь зайти еще в Сан-Хуан, поскольку сезон зюйд-остов уже заканчивался, и нам уже почти нечего было опасаться.
Дело было весной, и Сан-Педро, так же как и все остальные порты на побережье, наполнился китами, которые каждый год наносят подобные визиты на мелководье. Первые дни здесь и в Санта-Барбаре мы следили за ними с большим интересом, выкрикивая каждый раз при появлении кита: «Фонтан!» («There she blows!») [29] Но вскоре это зрелище сделалось совершенно обыденным, и мы перестали обращать на китов внимание. Часто фонтаны «взрывались» совсем близко от борта, а однажды в очень туманную ночь, когда я стоял якорную вахту, кит вынырнул у самого борта и, задев якорный канат, сразу ушел на глубину. По всей видимости, ему не понравилась эта встреча, так как он пустил свой фонтан на порядочном расстоянии от нас. В другой раз мы чуть не наскочили на кита, когда гребли в капитанской шлюпке, и, случись это, нас разнесло бы в щепки или забросило под самые небеса. Мы возвращались с испанского брига и усердно налегали на весла, так что шлюпка неслась словно ласточка. Как всегда во время гребли, наши лица были обращены назад, а капитан, сидевший на руле, зазевался. Вдруг мы услышали у себя за спиной шум фонтана. «Табань! Табань, если хотите жить!» — закричал капитан, лопасти весел заработали в обратную сторону, и мы остановились, окутанные брызгами пены. Повернув головы, мы увидели, как впереди, ярдах в трех или четырех от носа шлюпки, неторопливо проплыл огромный горбатый кит. Если бы мы не стабанили так быстро, то неизбежно врезались бы в него и наш штевень пришелся бы ему как раз по мидель-шпангоуту. Он не обратил на нас никакого внимания и через несколько ярдов нырнул, взметнув высоко в воздух свой хвост. На таком расстоянии мы хорошо разглядели его, но, как легко догадаться, не испытывали ни малейшего желания подходить еще ближе. Это было отвратительное существо с грубой кожей железно-серого цвета. Этот вид сильно отличается от кашалота и, как говорят, много свирепее. Кашалотов мы видели только изредка, ведь большинство подходящих к берегу китов — это финвалы и горбачи, добывать которых значительно труднее, и, кроме того, считается, что из-за малого количества жира с ними не стоит связываться. Вот почему китобойные суда не приходят к побережью. Наш капитан сговорился было с капитаном Наем с «Лориотты», который плавал раньше на китобойце, добыть одного кита экипажами двух шлюпок, но так как у нас было только два гарпуна и не оказалось подходящего линя, они отказались от этой затеи.
В марте, апреле и мае киты в больших количествах появляются в открытых портах Санта-Барбары, Сан-Педро и других и плавают неподалеку от берега, а некоторые заходят даже в закрытые гавани Сан- Диего и Монтерея. К середине лета они отходят от берега и «пасутся» на прибрежных банках. Во время перехода в Сан-Хуан мы видели несколько великолепных стад кашалотов, которые легко распознаются по высоким фонтанам.
Пройдя вдоль спокойного тихоокеанского берега, мы отдали якорь почти в открытом море на двадцатисаженной глубине, напротив крутого холма, который был вдвое выше нашей бом-брам-стеньги. Мы много слышали об этом месте от матросов с «Лагоды», которые утверждали, что это самая последняя дыра во всей Калифорнии. Берег здесь каменистый и совершенно открыт зюйд-остам. Поэтому суда вынуждены при первых же признаках надвигающегося шторма спешно сниматься и искать спасения в океане. Мы свезли на берег агента и стали ждать, пока он взбирался по тропе, извивающейся по холму, которая вела к невидимой нам миссии. Нам было любопытно взглянуть на это необычное место, и, вытащив шлюпку повыше, хорошенько привязав ее, мы принялись расхаживать по берегу.
Сан-Хуан — единственное романтическое место на этом побережье. Ландшафт здесь на протяжении нескольких миль представляет собой высокое плоскогорье, отвесно обрывающееся к воде, и об этот крутой
