– Нет, не специально. Не понимаю, зачем я тебе нужна.
– Ты нужна мне, и я думаю, что еще смогу заполучить тебя. Или мне не следовало это говорить?
– Я тоже думаю, что смогу заполучить тебя, хотя уже начинаю сомневаться в этом.
– Как бы там ни было, разговаривать с тобой гораздо интереснее, чем с Софи Брент.
– Я надеюсь, – воскликнула я, услышав это унизительное сравнение. – Но кого интересуют разговоры? – и подвинулась к нему. Так мы лежали в объятиях друг друга, нежно целовались и страдали, пока мне не пришло время идти домой.
Глава двенадцатая
Не знаю точно, как это случилось, но после этого разговора наша дружеско-любовная связь с Виндхэмом стала постепенно становиться все более публичной. Какое полезное слово «связь», такое абстрактное и неопределенное, так отвечающее своему истинному смыслу. Не знаю, начались ли какие-то разговоры, потому что я первая бы услышала об этом, но у меня появилось ясное впечатление, что за мною следят.
Виндхэм часто бывал поблизости: репетировал новую пьесу. Я встречала его на улице и постоянно чувствовала, что даже из окон люди могут уловить тон наших разговоров. Это был маленький городок, и почти на каждой улице жили актеры. Каждый раз, проходя мимо театра, я наталкивалась на Виндхэма, а мадам Дон Фрэнклин однажды видела, как мы обнимаемся на лестнице в гримерную. И хотя объятия в театре не такое уж редкое дело, я поняла, что скоро об этом поползут слухи. К тому же Виндхэм дважды неосторожно звонил мне, когда Дэвид уже был дома после работы: один раз трубку взяла я и объяснила, что не могу говорить, второй раз подошел Дэвид, и Виндхэму пришлось повесить трубку. Кроме того, произошло два события.
В один из дней я гуляла в Фестивал Гарденс вместе с Флорой и кормила уток. Там я повстречалась с Виндхэмом, прогуливающимся вдоль берега реки с Эдмундом Карпентером. Виндхэм познакомил нас, и вместо того, чтобы продолжить свою беседу, они принялись развлекать нас с Флорой. Эдмунд даже купил Флоре мороженое в киоске около театра, и мы сели отдохнуть на парковую скамью, пока она ела его. Я была счастлива сидеть, ни о чем не беспокоясь, просто греясь на теплом солнышке. Во время беседы у меня сложилось твердое убеждение, что Эдмунд уже слышал обо мне, потому что относился он ко мне со смесью уважения и одновременно словно намекая на что-то. За чаем в тот же день, когда Флора увиделась с Дэвидом, они принялась болтать о «дядях», угостивших ее мороженым, но Дэвид, к счастью, пропустил все мимо ушей.
Второй случай произошел однажды вечером, когда я ожидала Дэвида возле двери на сцену: мы собирались на обед с приятелем, который специально приехал, чтобы посмотреть спектакль. Я читала объявления на зеленой доске, и только дошла до списка занятых в «Клене», когда появился Джулиан и поприветствовал меня.
– Хэлло, – сказала я. – Как ваши дела? Давненько мы не виделись.
– Все в порядке, – ответил Джулиан. – Надеюсь. Хотите фруктовую жвачку?
Я взяла жевательную резинку и спросила:
– Как дела с «Кленом»?
– И не спрашивайте, – мрачно откликнулся он, – Я понятия не имею, о чем эта пьеса. У меня там всего две строчки. Знаете, какие? Я говорю: «Самое важное, что вам надо знать: он не будет связываться с лошадьми» и «Простите, мадам, кажется, вы потеряли это в саду». Правда, смешно?
– Вы заняты в дубляже? – спросила я, угадав, что необходимо спросить об этом, и Джулиан немного просветлел:
– Я буду дублером Дона. Я выступаю его дублером в каждом спектакле, но он еще ни разу не дал мне возможности заменить его. Да этого никогда и не случится. Он здоровый, как лошадь, а послушать его, так будто вот-вот умрет. Он всегда посылает ко мне своего гримера с запиской, чтобы я заменил его после антракта, но ничего подобного ни разу не происходило.
– Бедный Джулиан. Все же, это, надеюсь, ненадолго?
– Не знаю, что я буду делать, когда уеду отсюда, наверное, мне не удастся получить другую работу.
– Так все говорят.
– Послушайте, Эмма, вы случайно не знаете дальнейших планов Виндхэма?
– Понятия не имею.
– Просто я подумал, что при случае вы могли бы намекнуть ему обо мне… говорят, в конце сезона кого- нибудь из нас возьмут в Лондон. Ничего не слышали об этом?
– Ничего, – твердо ответила я, а Джулиан подмигнул мне. Он дал мне еще одну пластинку жвачки и ушел переодеваться, но, кроме жевательной резинки, он дал мне пищу для размышлений. Кажется, моя жизнь перестала быть тайной, превратившись в объект всяких домыслов: у меня появилось ощущение, что моя связь с Виндхэмом станет достоянием гласности раньше, чем между нами действительно произойдет что-то существенное.
Но окончательным откровением для меня стало событие, никак не связанное с театром; все произошло накануне премьеры пьесы Карпентера. Вечерами Виндхэм не мог много над ней работать, так как большинство актеров было занято в представлении, поэтому он пригласил меня поужинать с ним. Возвращаться ему нужно было часам к десяти, чтобы снова прорепетировать сцену с Питером Йитсом, поэтому мы не отправились подальше, как обычно, а отъехали всего миль на семь от города: еще один симптом растущей неосторожности. В ресторанчике никто из знакомых нам не встретился, мы устроились за столиком и принялись за привычную для нас игру с заказыванием блюд и обсуждением выбора вин. Частые встречи за обеденным столом помогли нам поближе познакомиться и узнать вкусы друг друга, поэтому мы вели себя подобно старой семейной паре, отговаривая друг друга брать креветки или картофель с очаровательной заботливостью. Это место, однако, отличалось от наших обычных прибежищ: оно скорее напоминало большой сарай или амбар, украшенный седлами, вожжами и лошадиной сбруей. Заправлял всем веселый усатый военный. В меню был только бифштекс, и когда его подали, порция оказалась огромной, а вкус отдавал убоинкой. Я пожаловалась Виндхэму, который сказал, что во всем виновато мое слишком чувствительное небо, привыкшее к замороженному мясу. Я возразила, что с моим небом все в порядке, а странный привкус присутствует потому, что скотину забили, видимо, недавно. Я продолжала жаловаться на
