ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ
По горам разнесся слух, что в Омало приехал Кикабидзе, и пастухи стали приезжать, чтобы оказать уважение любимому певцу.
Пастух на лошади по горам, издалека, иногда сутки, добирается до Омало. И после съемок начинает угощать Бубу чачой. Сказать: «не буду» — нельзя. Человек столько сил и времени потратил. Начал Буба искать предлоги:
— Извини, не могу, сердце.
— Чача самое лучшее лекарство для сердца, дорогой.
Когда Буба говорил, что у него печень болит, ему говорили, что чача лучшее лекарство для печени. Когда он говорил, что ему рано вставать и надо выспаться, пастухи говорили, что чача — это самый лучший источник энергии.
Но как-то вижу: сидят у костра два пастуха и Буба, пастухи пьют чачу, а Буба пьет лимонад. Я присел к ним, взял бутылку, плеснул себе в стакан, чтобы чокнуться. Хотел плеснуть и Бубе, но пастухи закричали:
— Бубе не наливай! Ему нельзя!
На другой вечер такая же картина — сидят пастухи (уже другие) и Буба. Пастухи пьют чачу, а Буба — лимонад. А когда подошел Карло и хотел налить Бубе, пастухи гневно закричали:
— Что ты?! Что ты?! Ему нельзя!
Утром я спросил у Бубы, как он этого добился.
— Тебе я скажу. Но этот патент мой, и без моего разрешения его использовать нельзя. Они думают, что у меня триппер.
— Почему они так решили?
— Я сказал одному по секрету.
Устное радио сработало. Молва о настоящей мужской болезни Бубы быстро распространилась по горам, и больше пастухи его пить не заставляли и следили, чтобы и другие не поили.
А я слово держу. И ни разу этим безотказным аргументом не воспользовался. Пока.
СОСИСКИ ДЛЯ ЗВЕЗДЫ
Буба популярен с тех пор, как он мальчишкой стал петь в ансамбле. И чтобы не узнавали, он ходил в черных очках и надвинутой на глаза кепке.
— Ты себе не представляешь, как это начинает раздражать, когда все на тебя глаза таращат, — говорил он.
Но помню случая, когда на него не таращили глаза.
Снимали мы на летном поле в аэропорту Тбилиси сцену «Голландские куры». Когда объявили перерыв, Буба позвал меня:
— Пошли в «Интурист» сосиски покушаем.
— А пустят?
— Пустят.
Большой зал с буфетом, столики. Пусто. Только за одним два грузина пьют шампанское, а в углу женщина в форме гражданской авиации листает журнал.
— Ты сиди, я принесу, — Буба пошел к стойке буфета.
Я сел. Буба подошел к стойке и сказал:
— Шесть сосисок и два салата.
— Гражданин, здесь обслуживают только интуристов, — холодно сказала буфетчица.
— Ну а если мы очень попросим? — Буба снял черные очки и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
— Гражданин, вы что, не слышите, это зал, где обслуживают только иностранных туристов? — сказала буфетчица. — Уходите отсюда!
Буба был в летной фуражке, с наклеенными усами и буфетчица его не узнала.
— Покажите нам хотя бы одного иностранного туриста в этом зале, и мы уйдем! — сказал я с места.
— А ну прекратите дискуссию! — начальственным тоном сказал человек за столиком. — Хотите, чтобы я милицию вызвал?!
— Вызывай, — сказал Буба, — только быстрее, пока у нас перерыв не закончился.
— Что?! — взревел человек. — Нелли, вызови Мераба, пусть он вышвырнет отсюда этих!
— Гурам Иванович, одну секундочку, — вмешалась женщина в форме. — Это же кинорежиссер Георгий Данелия! Георгий, не обижайтесь, Гурам Иванович вас не узнал. Нелли, отпусти тому в кожанке сосиски и все, что он скажет! — крикнула она буфетчице.
— Не нужны нам ваши паршивые сосиски! — вдруг взорвался Буба. — Пошли отсюда!
И зашагал к двери. В дверях не выдержал, повернулся, содрал приклеенные усы и сказал:
— Гурам Иванович, если ваш Мераб будет меня разыскивать, скажите ему, что Буба Кикабидзе не даст ему автограф.
