Adrenalin trash

табачным дымом. Сыпался мелкий снег. Идти было некуда. Обстоятельство это странным образом успокаивало, и внутри наконец-то наступил штиль. Выбросив окурок в урну, Андрей спустился с крыльца и отправился в ослепительно бесцельную прогулку.

По только начавшей утверждаться традиции магазины заспиртовали преждевременно появившийся на свет плод Нового года. Хотя до праздника оставались еще три недели, витрины были украшены зелеными пластмассовыми венками, по которым ползали жирные черви несложных китайских гирлянд. Временами попадались унылые чучела Санта-Клауса, упиравшиеся в прохожих неживыми электрическими глазами, и плакаты с объявлениями о новогодних скидках. Вовсю шла торговля пластмассовыми елками.

Первым делом Андрей зашел в книжный магазин. Там, не смутившись компанией толстой очкастой продавщицы, сидевшей на табуретке между стеллажами, он добыл оранжевый покетбук, удачно уместившийся в кармане пуховика. Габариты книжки были главным ее достоинством, на название и аннотацию Андрей почти не обратил внимания, понял только, что книжка контркультурная, требующая вежливого социального протеста читателя. Содержание издания гармонировало с избранной формой его приобретения.

Добравшись до транспортного центра города — забитой автобусами площади, примыкавшей к железнодорожной станции, — Андрей зашел в расположенный неподалеку супермаркет. Там он обзавелся банкой с энергетическим напитком и купил бутылку пива.

Семьсот пятьдесят миллилитров жидкости он выпил на заснеженной детской площадке, глядя, как молодая мама орудует качелями с сидящим в неудобном железном седле ребенком. Потом прогулялся мимо городского пруда, миновал небольшой лесок и вышел в микрорайон, до отказа наполненный возвращавшимися с работы людьми. Вскоре ему попался другой супермаркет, впаянный в первый этаж панельного дома. Андрей покурил возле крыльца, потом зашел внутрь и вынес еще одну кофеиновую банку. Пить совсем не хотелось. Андрей вылил ароматный напиток в сугроб.

Через двадцать минут он вышел к зданию городского Совета. Впрочем, здание уже давно положено было называть префектурой, но заморское название не прижилось на русской земле. За горсоветом располагался большой универмаг, где Андрей долго путешествовал по трикотажному отделу, но, когда он вышел на улицу, под пуховиком по-прежнему был только красный свитер с черной полосой, который девятнадцать часов назад стаскивали с Андрея нетерпеливые руки Василисы.

Еще через четверть часа он добрался до конечной остановки главного автобусного маршрута. Недалеко от нее располагалась городская больница. В окошках белых корпусов, окруженных редкими елями, бился желтый свет идущего на поправку здоровья. Андрей лежал в больнице только один раз — в десятом классе ему вырезали воспалившийся аппендикс, — и иногда по вечерам, когда компания очередной книги и соседей по палате становилась невыносимой, он выходил в коридор и подолгу стоял у окна, глядя на обещавшую возвращение домой остановку.

Андрей дождался автобуса, забрался в теплое железное нутро и поехал обратно. По пути домой он решил зайти к Олегу.

— …делать теперь? — спросил Андрей.

— Не знаю, — сказал Олег. — Откуда мне знать?

— Ну ты как-то больше с девочками общался, — сказал Андрей.

— Не знаю, — сказал Олег. — Свитер-то покажи.

Андрей расстегнул пуховик. Олег внимательно посмотрел на его грудь.

— Да, — сказал он. — Ничего свитерок.

— Нормальный, — сказал Андрей.

— Значит, ты теперь главный мастер у нас, — сказал Олег. — Книжки на раз вообще уносишь.

Андрей пожал плечами.

— Ну так уж вышло, — сказал он. — Настроение было плохое.

Олег выбросил в окно окурок, протянул Андрею книгу.

— На, — сказал он. — Спасибо, что зашел.

— Ты обиделся, что ли? — спросил Андрей, убирая книгу в карман пуховика.

— Нет, — сказал Олег. — Просто зачет завтра. Пойду я готовиться.

Он пожал Андрею руку и ушел в квартиру. Андрей добил свою сигарету в одиночестве, глядя в окно, за которым виднелись украшенные красными габаритными огнями многоэтажки. Вызвал лифт. В кабине сильно пахло мочой, а на стене кто-то изобразил мальчика и девочку, занимающихся любовью. Недостаток исполнительского мастерства неизвестный художник компенсировал хорошим знанием предмета. Андрей тяжело вздохнул и нажал кнопку первого этажа.

В метро

«…видно очень плохо. Вообще, так всегда в клубе. Почему? Не знаю. Возможно, мы подсознательно не хотим толком видеть друг друга, чтобы не понять, насколько все вокруг безобразно.

Видно плохо. Но все же видно. Тайлер и Дейзи сидят напротив меня и Вики. Все мы сидим в чил-ауте, разбившись по парам, как твари на Ноевом ковчеге. Между нами низкий черный круглый стол, на котором стоят четыре кружки с пивом. Они похожи на сторожевые башни замка, охраняющие главную нашу сокровищницу — маленькое белое блюдце, которое Тайлер выпросил у бармена в обмен на косяк. На блюдце лежит спид. Причем не бесформенной и ненужной горкой, как было бы лет пять назад, когда мы с Тайлером были сопливыми школьниками. Нет. Сейчас все по-другому, стильно и по-взрослому. Спид нарезан на ровные дороги. Если каждую из них собрать и положить на аптекарские весы, разница едва ли превысит один-два миллиграмма. Я умею нарезать спид. Впрочем, и Тайлер тоже. Мы оба охуенные мастера нарезки. Может быть, поэтому с нами сидят две такие клюшки.

Я на секунду поворачиваюсь к Вики. Она молча курит сигарету — неужели она курит простую сигарету? — и тоже смотрит на Тайлера и Дейзи. Все девчонки, раз увидев Тайлера, потом думают только о нем. Готов поспорить на что угодно, что, когда я засовываю свой член — а он у меня немаленький, я уже вроде говорил, — в ее щель, она закрывает глаза и представляет, что ебется с Тайлером. Может, у меня просто паранойя. Даже наверняка. Моя паранойя не проходит уже три года. Я настоящий псих.

Короче, Вики смотрит на них, и я тоже поворачиваюсь к ним. Тайлер откинулся на спинку кресла. Видно плохо, но все же видно. Лицо его обращено к потолку, по которому носятся отблески светомузыки, похожие на южноафриканских бабочек. В прошлом году мы с Тайлером смотались в Йоханнесбург. Разжились деньгами и смотались прямо в Африку. Погнала нас туда не страсть к путешествиям, а нужда. Нужно было уносить яйца подальше от родной Британии, чтобы их не отрезали. Там-то я и повидал этих бабочек и еще всяких тварей. Мы с Тайлером регулярно выбирались из города на природу, хотя белым парням там находиться и опасно.

Итак, лицо Тайлера обращено к потолку, и мне видны только его подбородок и шея. Видно плохо, но все же видно. И даже, наверное, не так плохо видно, если я могу различить движения его кадыка, острого как нож. У меня кадыка почти нет, и, если что, мне будет очень легко загримироваться под бабу.

Дейзи орудует правой рукой у Тайлера в промежности. Кажется, она еще и говорит что- то, но слышно еще хуже, чем видно. Я не знаю, расстегнута ли у Тайлера ширинка, или Дейзи дрочит ему прямо через джинсы. Впрочем, это не важно. Я знаю самый главный секрет. Девчонки всегда уверены, что парням ебля в кайф. А на самом деле мы не испытываем и десятой доли того, что испытывают они. Для нас ебля не наслаждение, а спорт, простой способ самоутверждения. Причем в детстве самоутверждение происходит количественно — чем больше дырок повидала твоя залупа, тем ты круче. С годами же приходит понимание, что самоутверждаться можно и качественно, и крутость уже начинает измеряться децибелами ее крика. Но это только половина главного секрета. Вторая же половина его заключается в том, что Тайлера