коридору навстречу следующему вагону, кажется четырнадцатому.
Факелы чадили. Было трудно дышать из-за дыма. Уши болели, терзаемые стонами умирающих. Однако ближе к последнему купе стало спокойнее, дым и стоны остались позади. Шилов остановился у кабинки проводника и зачем-то открыл ее. Внутри было светло, перед ним маячила чья-то тень. Шилов, пока не привык к ярком свету, не мог понять – кто это.
– Дух? – спросил он.
Глаза чуть привыкли, и он увидел, что перед ним не Дух, да и вообще не человек. Перед ним пыхтел, выпуская пар сквозь прорехи между халтурно склепанными листами меди, агрегат, делающий фей. Шланг, ранее выведенный в окно, теперь валялся на полу и методично отхаркивал фей в душное пространство комнатушки. Феи озирались и молча усаживались на полку, на раму, на шкаф. Сложив руки на коленях, они смотрели на Шилова с тихой надеждой.
– Что вам надо? – хрипло спросил Шилов. – Что вам всем, черт возьми, надо? Ненавижу такие приключения, ненавижу сраных программистов…
Он отбросил лопату, уперся кулаками в бока и случайно наткнулся на книгу, что торчала из кармана брюк, взял ее в руки – это был тот самый экземпляр, который он захватил в купе. Шилов открыл книгу наугад и прочел:
Шилов захлопнул книгу, посмотрел на обложку. Автором значился некий Дж. Дж. Доджсон, книга называлась «Разговоры с Жоржем, который держит раскрытый исторический атлас на коленях, употребляя вместе с тем отвар из мухоморов, налитый в дурацкую алюминиевую кружку».
Он поднял глава на фей. Те смотрели на него, предвкушая скорое избавление.
– И что? – спросил Шилов. – Где бы я взял эти дурацкие монеты? Зачем мне вообще было их доставать? Для одного морока, который решил заботиться о другом мороке, так что ли? Гномы эти, они ненастоящие! И вы тоже.
Феи молчали. Потом одна, самая маленькая и худенькая фея в белом платьице, с трудом державшемся на узеньких плечиках, полетела к нему. Зачем-то протянула к нему руки, и Шилов хотел взять ее на руки, но неожиданно тело ее забилось в конвульсиях, она хрипя упала на пол, ее волшебная палочка улетела к стене, ударилась об нее, и стена превратилась в огромную плитку шоколада. Поезд, который проезжал сквозь космический тоннель, изрядно качало, палочка то немного откатывалась от стены, то вновь подкатывалась и стукалась, и стена превращалась во всякие забавные штуки, например в большие электронные часы, время на которых шло странно, шиворот-навыворот: «00:03, 00:02, 00:01…». Последняя цифра почти уже сменилась на ноль, и вагон почти уже взорвался, но цифра все-таки не успела смениться, потому что палочка ударила о часы, и те превратились в черную дыру. Феи вдруг оживились и с немой покорностью стали подлетать к черной дыре и исчезать в ней, а палочка снова покатилась к стене, но Шилов не увидел, что произошло дальше. Он вышел и захлопнул дверь.
– Чертовщина, – сказал Шилов.
Занимался трехзвездный рассвет, начали мигать и потрескивать лампы дневного света на потолке, на полу тлела рваная гномовская одежда, сами карлики куда-то запропастились. Шилов вернулся к своему купе, стараясь не смотреть на пустые детские кроватки в соседних отсеках, на уныло скрипящие кресла- качалки, на раскиданные повсюду детские игрушки: оловянных солдатиков и деревянных лошадок. Он пришел в купе, чтобы снова убедиться, что кровать, где лежал брат, пуста. Стоял, растерянный, посреди коридора и не знал, что делать. Ему пришло в голову, что следует посмотреть в книге. Раз она уже дала ему пару подсказок, почему бы не поделиться еще одной? Он раскрыл книгу наугад. Страница была почти пуста, если не считать заглавия очередной главы, которая называлась так:
Глава пятая, или
Забудьте обо всем, что происходило раньше, прошу вас. Шилов на самом деле спустился на планету Цапля. Он был обязан выполнить служебный долг.
Шилов поплотнее запахнул полы пальто и крепко обнял себя руками, но пуговицы не застегивал, потому что здесь было так принято. Вокруг него стояли такие же люди в таких же пальто, только других расцветок, и они также обнимали себя, и смотрели, не мигая, в одну сторону. Если кто-то кашлял, люди вздрагивали, а женщины украдкой смахивали слезинки, но никто не смотрел на кашляющего, кроме Шилова, который все же старался украдкой глянуть, кто тот смельчак, что решился кашлянуть. Определить это на взгляд было невозможно, потому что лица людей выглядели одинаково непроницаемыми, потому что и женщины, и мужчины имели одинаково бледный вид и казались в красном свете заходящего солнца близнецами. Толстяки и худые, блондины и брюнеты, мужчины и женщины, молодые и старые – все стояли под