роль в кельтской мифологии?
— Вы правы, его считают символом знания. Вообще-то легендарный Мудрый Лосось жил в реке, на берегу которой стоит наш ресторан. Знаменитый воин Финн Маккул обрел мудрость и дар предвидения, когда, жаря лосося, нечаянно обжег большой палец и сунул его в рот.
Грут потрогал лососину на тарелке пальцем и поднес его к губам.
— Значит, если я это сейчас лизну, то стану пророком?
— Очень сомнительно. Тем более что в наши дни лосось скорее символизирует людскую недальновидность.
— Как это?
— Для меня он свидетельство варварского отношения к природе. Лососей вылавливают дрифтерными сетями в Атлантике, такие же ставят на них в устьях рек. А еще рыболовы-спортсмены, браконьеры, стоки промышленных отходов… И когда, наконец, он попадает на стол, вкус у него не тот, что раньше, — спросите Артура Шоу. С другой стороны, тот, кто ест лососину с рыбоводческих ферм, и вкуса настоящего не знает, и рискует отравиться диоксинами, позволив себе больше двух-трех кусочков в неделю. Хватит, пожалуй, а то я вам аппетит испорчу.
— Не получится, — засмеялся Грут и приналег на копченого лосося с еще большим удовольствием. — Никакого чувства вины не испытываю. Хищника совесть заела — можете представить? Не хочу всю жизнь думать о загрязнении атмосферы. Не вижу причин паниковать из-за глобального потепления — что особенного в том, что лето на лето не приходится? А вот глупцом себя чувствую. Даже самый безмозглый хищник не убивает без нужды и не гадит в своем логове. А мы как филовирусы — смертоносные, но близорукие. — Он бросил взгляд на соседний столик, за который официант усаживал какую-то пару.
— Терри Джонстона убил такой вирус?
— Нет. Он умер не от геморрагической лихорадки. Думаю, что я знаю причину, но для доказательства требуется время.
— А мне можете рассказать?
Грут снова покосился на соседний столик, и я посмотрела в том же направлении. Мужчина и женщина сидели молча, с ничего не выражающими лицами. Груту, очевидно, показалось, что они нас подслушивают.
— Не сейчас. Прогуляемся попозже вдоль берега?
— С удовольствием.
Официант налил ему альбариньо. Я наблюдала, как Грут поднял бокал, втянул носом воздух, оценивая букет, потом набрал полный рот вина и, не глотая, перекатывал его по нёбу и языку, пробуя на вкус. Обычно такая дегустация не самое привлекательное зрелище, но у Грута получалось так, что мне даже понравилось.
— Сначала расскажите, как вас угораздило заняться медициной, — попросила я, стараясь не показать, насколько мне интересно все, что имеет к нему отношение.
Грут кивнул официанту, тот разлил вино, убрал тарелки и удалился.
— Можно считать, это у нас семейное, да еще с миссионерским уклоном. Большую часть жизни отец отдал борьбе с туберкулезом в южноафриканских поселениях. Он страшно переживал, когда по ним прокатилась волна СПИДа, возродив болезнь, с которой, как он думал, удалось покончить. Должен признаться, в моем решении стать патологоанатомом никаких великих амбиций спасти мир не было. Но когда в 1994 году формировалась новая полицейская служба, ген благодетеля человечества во мне встрепенулся, и я пошел туда работать. Надеялся, что смогу принести пользу там, где силы правопорядка раньше воевали с народом, вместо того чтобы ему служить.
— И получилось?
— Какое-то время получалось. А потом вышла одна история…
Официант принес запеченную щуку, и мы сидели, откинувшись на спинки стульев, пока он расставлял тарелки.
— А щука в ирландских сказках фигурирует? — поинтересовался Грут.
— Лучше Финиана спросить, он у нас специалист по местной истории и фольклору.
— Еще и фольклорист? Более креативного садовника в жизни не встречал. Ваш Финиан, значит, на все руки мастер.
Не знаю, отчего я слегка покраснела — от слов «ваш» или «на все руки мастер», но что-то мне не понравилось. Вероятно, и то и другое. А может, пристальный взгляд Грута — он словно выискивал слабое звено в наших с Финианом отношениях.
Грут налил еще вина, и мы принялись за еду. Он расспрашивал меня о семье, и я рассказала, что брат — детский врач, живет в Чикаго, женат и у них есть ребенок, что мой отец страдает болезнью Альцгеймера, лежит в частной лечебнице и последние два месяца со здоровьем у него плохо.
— Извините, не знал. Вижу, вы его очень любите — как и я своего когда-то. — В голосе Грута слышалась тоска. Стряхнув набежавшую грусть, он подлил вина мне и себе.
Мне попалось несколько рыбьих косточек, и я вспомнила рассказ Артура Шоу о щучьей голове — к счастью, рыбу подали без нее.
— Только что всплыло в памяти одно поверье, связанное со щукой. В ее голове есть крестообразная косточка, которую носили как амулет от колдовских чар.
Грут нахмурился.
— Странным образом мы возвращаемся к тому, что я рассказывал о своей работе в полиции. Однажды кто-то выкопал из могилы кости Ханнеса Рейла, в прошлом политического деятеля от Национальной партии. Их истолкли, приготовили зелье и продавали как средство мьюти от СПИДа. Осмотреть остатки скелета мне поручило полицейское подразделение по борьбе с оккультными преступлениями. Его учредил и для борьбы с тем, что в обновленной Южной Африке происходило все чаще — кости не только выкапывали, ради них убивали людей. Так я начал расследовать убийства, связанные с охотой за человеческими останками.
Он допил остатки вина в бокале и хотел налить нам обоим еще, но бутылка оказалась пуста.
— Сейчас принесут.
Я скорчила гримасу. Не многовато ли будет? «Не старайся за ним угнаться, Иллон. Пусть гробит себя, раз ему так хочется». Я чувствовала, что пьянею.
— Только без меня, — предупредила я, зная, что все равно присоединюсь, и чувствуя себя гостем графа Дракулы: в обаянии ему не откажешь.
Грут подал знак официанту и продолжил рассказ:
— В следующие два года я много жуткого насмотрелся — особенно когда были замешаны дети. Однако со временем стало казаться, что деятельность подразделения все больше напоминает охоту на ведьм — повсюду мерещатся происки Сатаны. Сам я, учтите, в дьявола не верю.
— И поэтому вы ушли из полиции?
— Поэтому я ушел из подразделения. А с полицией расстался из-за несогласия с нашей системой правосудия. И еще из-за гибели отца.
— Как он погиб?
— Убили за то, что не смог сказать, который час.
— Не поняла.
Грут налил нам вина из второй бутылки и как следует приложился к бокалу.
— Пять лет назад он шел по улице в центре Йоханнесбурга. Чернокожий парень спросил у него, который час. Накануне у отца остановились часы, он собирался купить новую батарейку, и они были у него на запястье. Когда он ответил, что не знает, парень рассвирепел и попытался часы отобрать. Отец сопротивлялся, нападавший вытащил пистолет и выстрелил ему в живот. Пока отец, истекая кровью, лежал на тротуаре, мерзавец сорвал часы, увидел, что они стоят, швырнул на землю и снова выстрелил — на этот раз в голову.
В суде защита напирала на то, что отец не мог не знать, что в городском районе, где закон бессилен, разгуливать с дорогими часами опасно, и надо было сразу их отдать. Как еще они заявили, у подзащитного — нигде не работающего бродяги — СПИД и причина неадекватного поведения — патологические изменения в мозгу. Его признали виновным в убийстве. Приговор — три года тюрьмы. Судья решил, долго в камере ему не протянуть и такой срок равносилен пожизненному заключению… Через двенадцать месяцев убийца
