Жюль жестом руки показал шоферу, что сам закроет дверцу машины за Паулиной.
– Передай отцу мои наилучшие пожелания, – сказал он.
– Передам, – ответила Паулина.
– Уезжаешь надолго?
– Точно не могу сказать, но ненадолго.
– Когда соберешься возвращаться, дай мне знать. Я пошлю самолет за тобой в Бангор. – Он не хотел, чтобы она уезжала.
Паулина натянула перчатки.
– До свидания, Жюль, – сказала она.
– Я буду скучать, – сказал он. Паулина кивнула.
– Все в порядке, Джим, можем ехать, – сказала она шоферу.
Жюль отступил и захлопнул дверцу. Когда машина отъехала он поднял руку и помахал на прощанье. Машина уже выехала со двора и спускалась по подъездной дорожке к воротам, а Жюль все стоял, не двигаясь.
У окна верхнего холла Блонделл наблюдала за проводами. Ей было непонятно, почему она испытывает грусть. В нижнем холле Дадли тоже наблюдал отъезд хозяйки с недобрым предчувствием.
Жюль был удивлен, что испытывает чувство утраты близкого ему человека. Он никогда себе не признавался, что Паулина стала неотъемлемой частью его существования. Всю жизнь, благодаря известности в деловых кругах, его постоянно зазывали заседать в советах директоров компаний, больниц, музеев. Его приглашали участвовать в похоронных процессиях или произносить надгробное слово на похоронах президента Соединенных Штатов, шести сенаторов, двух губернаторов и многочисленных руководителей банков и компаний. Как мужа Паулины Мендельсон его высоко ценили и привлекали к участию в различных общественных организациях. И все же в глубине души он знал, что у него нет ни одного близкого ему человека, к которому он мог бы обратиться в тяжелую минуту. Кроме Паулины.
– Ты когда-нибудь сходишь к врачу, Жюль? – спросила Фло.
– Для чего?
– Проверить общее состояние здоровья.
– Нет.
– Ты должен сходить, ты знаешь.
– Знаю, знаю.
Она купила Жюлю тренировочный комплекс «дорожку для ходьбы» и установила его в спальне. Каждый день она заставляла его по двадцать минут заниматься на нем, чтобы сбросить вес.
Когда счет за это приобретение поступил к мисс Мейпл, Жюль был польщен, что она потратила так много из своих карманных денег на него.
– Жюль, солнышко, я не понимаю, что означает «отмывание денег», – сказала Фло, сидя в кресле и наблюдая за его тренировкой.
Жюль, держась за поручни, шагал по «дорожке». Эти двадцать минут тренировки стали для них временем для бесед, и оба испытывали от этого удовольствие.
– Что ж, давай объясню, – сказал Жюль. Ему нравилось обсуждать с Фло различные проблемы. – Скажем, у меня есть картина, стоимостью в миллион долларов. Арни Цвиллман покупает у меня картину за эти же деньги, но оплачивает наличными деньгами из собственного кошелька. Затем, как это бывает на рынке искусств, картина заново оценивается, а это значит, что цена ее повышается. Теперь он может продать ее открыто на рынке или на аукционе.
– О, я поняла, – сказала Фло. – Так грязные деньги становятся чистыми.
– Правильно, – сказал Жюль. – Только он говорил не о картинах.
– Дорогой, ты не должен связываться с этим, понимаешь? – сказала Фло.
– Понимаю.
– Тогда скажи Арни Цвиллману, чтобы он шел ко всем чертям.
Жюль кивнул. Хотелось бы ему, чтобы все было так просто. Он выключил «дорожку», молча постоял на ней. Затем сошел и направился в ванную. У двери он сказал тихо:
– В этом деле есть то, чего ты не знаешь.
– Что же?
– Он знает обо мне то, чего никто не знает.
– Даже Паулина?
– Даже Паулина. Она уставилась на него.
– Что, например? – спросила она.
Он обернулся и посмотрел на нее. Такого загнанного выражения она никогда не видела на его лице. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но промолчал. Взглянул на часы.
– Я лучше пойду. Уже поздно. Я должен за обедом встретиться с Симсом Лордом.
– Я должна знать, – настаивала Фло.
