Суббота, 28 октября
(до «Дня X» 9 дней — невинный маленький обман)
Я плохо помню, как прошел вчерашний день — и вовсе не из-за долгого ланча с алкогольным сопровождением. Я пребывала в смятении. Каждый раз, глядя на людей в офисном зале, я не могла отделаться от мысли, что они говорят обо мне. Фальшивая Трикси Томпсон-Смит. Поскольку на самом деле я вовсе не Томпсон-Смит. А просто Смит. Как и Лили. И происхожу не из преуспевающего среднего класса. Отнюдь. Я — результат краткосрочного и несчастливого союза Лили и Альфреда, безответственного повесы, который в один прекрасный день исчез без следа — когда мне было три года. Я его почти не помню, хотя очевидно на него похожа.
Лили растила меня, зарабатывая стиркой и уборкой квартир. Я помогала ей и видела в этих квартирах всяческую роскошь — антиквариат, невероятной красоты меха, дорогую одежду. Я мечтала о дне, когда у меня тоже появится все это. И ключом к богатству и роскоши была работа в Сити. Но работодатели разборчивы, и дорога наверх слишком часто бывает закрыта по причине низкого происхождения. Тогда-то я и выдумала все это. Полагаю, не я первая. И не я последняя.
И Лили сделалась проблемой. Как могла я объяснить ее наличие в своей жизни? Джулия, разумеется, знала, что Лили — моя мать, а не просто домработница. Но свято хранила мою тайну, хотя и не одобряла всего этого.
Сэм ничего не знал. Он родился в богатой семье, и его мамаше не понравилась бы связь сына с девушкой из низшего класса. Самое смешное, что и Сэм тоже играл роль. Перед коллегами он прикидывался простачком, стремясь быть «своим в доску». Если бы я до сих пор оставалась с ним, любопытно было бы взглянуть на его реакцию в тот момент, когда открылась правда.
Я не разъясняла Лили истинного положения вещей. Она знала о моих амбициях. И я просто сказала, что люди из высших слоев часто называют родителей просто по имени. Однажды она сильно удивилась, услышав, как принц Чарльз обратился к королеве, назвав ее матушкой, а вовсе даже не Елизаветой. Пришлось объяснить, что это — издержки жизни монархов. Никто не имеет права называть королеву Елизаветой, даже ее собственный муж. Лили покивала головой, бормоча себе под нос что-то насчет странных выкрутасов этих богатеев…
И уж само собой, мне постоянно приходилось изворачиваться так и эдак, чтобы истина не выплыла наружу. Во время пресловутой вечеринки с коллегами возникла пара опасных моментиков. Риск был велик — слишком уж долго Лили находилась в нашем обществе. Но к счастью, все прошло благополучно.
Лили не виновата, что вчера вся эта стройная система разлетелась в единый миг. Она была счастлива. Она была влюблена. Она желала поделиться своей радостью с единственной дочерью. Ларри был друг ее детства; она знала его давным-давно — задолго до Альфреда. Он был ее первой любовью. Потом судьба разбросала их в разные стороны, и они потеряли друг друга из виду. Но два месяца назад, когда Лили однажды вздумалось купить мороженое, она вдруг увидела Ларри. Он улыбнулся, полил ей мороженое малиновым сиропом и вставил в него три вафли, хотя она заказывала две. Вот так они и встретились. Судьба.
Им понадобилось не так уж много времени, чтобы понять, что их чувства по-прежнему живы и здоровы. Каждое воскресенье Ларри выводил свой фургончик и катил к Риджентс-Парку, оглашая улицы звуками «Зеленых рукавов». Многочисленные детишки исправно разбирали товар Ларри, а если после окончания дня у него оставалось несколько порций мороженого, то оно неизменно отправлялось в холодильник единственной дочери Лили, которая всегда была неравнодушна к сладостям, как ребенок… Все это Лили рассказала, когда мы уже сидели в «Голове лосося», потягивая вино и заедая арахисом. И в заключение добавила, что я кушаю так мало молочного иона беспокоится…
Ларри — очень приятный человек и, похоже, без памяти влюблен в мою маму. Поначалу он побаивался меня. Я полагаю, он здорово смущался, общаясь со мной — такой изысканной леди, сделавшей такую карьеру. Потом мы попробовали поговорить, хотя он по-прежнему держался несколько скованно. Что поделать! Я не слишком-то сведуща в вопросах производства мороженого, а он плохо разбирается в бизнесе. Одна надежда, что теперь он будет обеспечивать мою матушку всем необходимым: покупать ей новый передник на каждое Рождество и любое потребное количество лавандового лосьона…
Еще были Джулия и Бладхаунд. Лили на этом настояла.
— Скажи Джулии, пусть придет на стаканчик чинзано, — сказала она мне. — И этот твой очаровательный коллега — тоже. Как бишь его зовут? Далматин?..
Кейт, разумеется, тоже пригласили. Она рассыпалась в бурных поздравлениях, крепко обняла Лили и оказалась достаточно тактична, чтобы не затрагивать вопрос о нашем с Лили родстве. Киаран, со своей стороны, вежливо отказался от приглашения, сославшись на занятость. Но я-то знаю, что он думал на самом деле. «Трикси — мошенница и лгунья. Какая удача, что мы вовремя разбежались». Впрочем, Ларри сказал, что Киарана можно понять. Вот, к примеру, его приятель Джимми тоже не смог прийти, хотя и намеревался. Но увы, его настигла срочная работа…
Но теперь мне кажется, что вечер в конечном итоге получился вполне себе милым. Я сижу на диване, поедая фруктовый салат и глядя в телевизор. Там идет детская утренняя программа. На мне старая клетчатая пижама. Я как раз досматриваю передачу, когда звонит Джулия.
— Привет, — ее голос звучит неуверенно.
— Привет, — мой тоже.
— Как ты?
— Отлично. А ты?
— Отлично.
Прекрасная вежливенькая беседа. Но тут ее словно прорывает, и на меня обрушивается словесный поток:
— Слушай, прости, что я не сказала тебе насчет Кристофера. Я не знала, как ты на это отреагируешь, а он боялся, что ты можешь огорчиться из-за того, что мы двое говорим у тебя за спиной и что у нас все хорошо, когда у тебя все так получилось с Киараном, ас другой стороны, мы не решались ничего говорить тебе по поводу ваших с ним отношений, чтобы ты не сочла, что мы лезем не в свое дело, а когда ты узнала вчера, вышло, что на тебя все это свалилось сразу…
Черт возьми! Когда Джулии нужно выговориться, ее не остановить.
— И что было?
— Что значит «что было»? Я думаю, некоторые вещи все же должны остаться между мной и Крисом. Так будет честнее по отношению к нему, — с негодованием отзывается она.
— Да я не о сексе. Я хотела узнать, о чем вы говорили за моей спиной. Но теперь ты этим своим «честнее по отношению к Крису» возбудила мой интерес. Если уж он намерен спать с моей лучшей подругой, меня интересуют некоторые детали. Хотя бы как он тебе показался? Хорошо, плохо, никак? Как насчет собачьей позиции?
— Тебе не следует говорить он нем в таком тоне. Если хочешь знать, я думала, что ты сама положила на него глаз и так ведешь себя с ним просто потому, что не хочешь выдать своих истинных чувств. Вот почему я не хотела рассказывать тебе о нас. Я боялась, что ты будешь ревновать…
Я чуть не выронила трубку, услышав это идиотское предположение. И пролила на себя сок. Он течет по груди, и мне приходится срочно искать полотенце.
— Джулия, — устало говорю я, — я хочу официально заявить тебе, что между нами ничего нет… Я повторяю: нет, нет и еще раз нет. Мне не нужен Бладхаунд — или как ты там предпочитаешь его называть.
— Ненавижу, когда ты себя так ведешь! — кричит она. — Ты просто стерва.
— Ничего подобного. Это не мое амплуа. Точка. Конец дискуссии. Хотя… я сейчас тебе кое-что скажу, но только тебе и только сейчас… если потом кто-нибудь спросит меня об этом, я буду все отрицать. Так вот: я признаю, что за последние недели Бладхаунд сильно вырос в моих глазах. Он помог мне… — Я сама себе поражаюсь, но слова уже сказаны. — Я почти простила его за ту историю с Сэмом… — Я слышу вздох облегчения на том конце провода. — Даже несмотря на то, что он мне врал.
— Но ты же тоже ему врала, — немедленно парирует Джулия. — Постоянно. Сколько раз я говорила, что людей любят не за их происхождение? Но ты вбила себе в голову, что должна принадлежать к высшему обществу — пусть даже это всего лишь фантазия — и глянь, чем это закончилось.
