несомненно, он был прав. Феликс, преуспевший в деле содержания винных таверн, еще должен был овладеть и менее увлекательными сторонами деловой жизни, а это могло занять немало времени. А пока в тайне ото всех ее сын оттачивал турнирные приемы. Так что на слова Клааса она отозвалась довольно равнодушно:
— Да? Какие хорошие вести?
Теперь он куда лучше держался на лошади. Не без изящества повернувшись в седле, он широко улыбнулся.
— Еще четыре встречи. Нет, серьезно. Капитан Лионетто, который сейчас объединился с кондотьером Пиччинино перевел все свои сбережения в банк Тибо и Жаака де Флёри, наших добрых друзей из Женевы. По-моему, они друг друга стоят.
— Я сегодня настроена не так милосердно, — отозвалась его хозяйка. — Ты говоришь, что Пиччинино нанял Лионетто? Значит, он, как и мы, будет сражаться на стороне короля Ферранте. Значит, он тоже берет золото у герцога Миланского и папы. Когда война закончится, то, кто бы ни победил, Жаак де Флёри еще больше обогатится, а Лионетто сколотит себе состояние. Ведь это главное, не так ли? Неважно, кто победит, наемники все равно получают деньги. Именно поэтому ты и убедил меня послать еще людей Асторре.
— Да, вы тоже заработаете целое состояние, — радостно подтвердил Клаас. — Но все равно это хорошие новости. Что вы собираетесь делать завтра?
— Ничего, — с чувством ответила Марианна де Шаретти.
— Вот и славно, — сказал Клаас. — Я как раз подумал, что пора мне отправляться в Лувен. Феликс может тоже поехать, облеченный властью, при необходимости, уволить нового управляющего. А потом мы двинемся в Генаппу.
Она невольно натянула поводья, но тут же поспешила дать лошади шпоры, прежде чем лакеи смогут их нагнать. Она держалась в седле куда лучше, чем он. Ее плащ был тщательно выглажен, а капюшон надежно закреплен булавками поверх накидки и чепца, так что ни один волосок не выбивался наружу. Чепрак у лошади был традиционного синего цвета Шаретти с алой полосой по краю, а уздечка отделана серебром.
— Феликс не поедет в Генаппу, если ты будешь с ним, — заявила она. — И кто сказал хоть слово насчет увольнения Оливье? Ты ведь даже с ним еще не встречался.
— А при чем тут я? У меня нет никаких предубеждений. Но Феликс может попробовать разобраться во всем и вынести решение. Вкус плетей и виселицы, власть хозяина…
— А Генаппа? — уточнила мать Феликса.
Клаас улыбнулся.
— Я поеду туда. А Феликс не решится отпустить меня одного.
Четыре дня спустя Оливье, управляющий делами Шаретти в Лувене, оказался уволен. Разбирательства накануне продлились большую часть дня, и об увольнении с апломбом заявил
Молодой оценщик, которого Клаас вроде как случайно захватил с собой, чтобы помочь с проверкой счетов, как оказалось, готов был временно занять место управляющего, и это значительно упростило ситуацию. Феликс доверил Клаасу посвятить того во все тонкости, а сам отправился к университетским приятелям пожаловаться на то, как сложна жизнь делового человека. Когда он вернулся домой под светлеющим небом, в кабинете управляющего по-прежнему горели свечи, что являлось злостной тратой воска. Но ему слишком хотелось спать, чтобы сейчас идти туда и возмущаться.
Поднявшись на следующее утро, он обнаружил, что дом пуст, а на столе стоит холодный завтрак. Однако выглянув во двор, он обнаружил там небольшую толпу, которая слушала Клааса, восседавшего на какой-то тачке; и молодой рыжеволосый оценщик, с которым они когда-то играли в кегли, тоже стоял рядом и внимательно прислушивался. Наконец разговоры подошли к концу. Люди разошлись, а Клаас с оценщиком вместе направились к закладной лавке и хранилищу. Феликс спустился к ним.
— А, вот и ты, — поприветствовал его Клаас. — Если ты уже позавтракал, то нам пора в путь. Люди, живущие в замках, не любят, когда их заставляют ждать. Старая персидская пословица Нам кто-нибудь нужен с собой? Мы можем отправиться в Генаппу сами по себе, только подсади меня на лошадь, а за это я обеспечу тебе обед.
Битва за Генаппу вновь возобновилась. Первый выстрел в Брюгге был сделан матерью Феликса Феликс должен поехать в Лувен и там вместе с Клаасом изучить, как новый управляющий ведет дела Затем вместе с Клаасом ему надлежит наведаться в Генаппу, и наконец вернуться домой. Феликс отказался наотрез, и был изгнан матерью из комнаты.
Второй залп со стороны Хеннинка. Кого из слуг Феликс возьмет в Лувен и Генаппу? Он не едет. Хеннинк удивленно поднимает брови. Тогда, вероятно, ему придется спросить насчет челяди у Клааса. Но он-то думал, что у вдовы хватит здравого смысла, — да простит его
Назад, к матери. Разумеется, если Феликс не желает представлять семью, то Клаасу придется поехать в Лувен одному. Она не может сейчас оставить Брюгге. А вопрос с Оливье нужно решать срочно. Что же касается Генаппы, то на этот счет Клаасу известно куда больше, чем ей самой.
Так, где Клаас? Он отыскал Клааса. После чего Феликс заявил тому, что прекрасно понимает, зачем им ехать в Лувен, ведь нужно проверить этого нового управляющего. Но что это за история насчет визита к дофину?
Дофин? Генаппа? Это слово можно рявкнуть, и Феликс рявкнул.
А, Генаппа. Да, верно. Клаас хотел навестить знакомого в Генаппе, но, разумеется, это не сам дофин, а просто один из его челядинцев. Раймонд дю Лион, так его зовут. Это ненадолго. Просто вырваться после обеда из Лувена и вернуться обратно вечером, ведь иначе у него не будет другой возможности повидаться с Раймондом. Если Феликсу неинтересно, ему ездить необязательно.
Феликс (по словам Феликса) не имел ни малейшего желания ехать в Лувен, а уж тем более участвовать в посиделках слуг в Генаппе. Но Лувен — это действительно важно. Он не может позволить, чтобы какой-то подмастерье представлял семейство Шаретти. Он поедет.
Феликс поменял свои планы, перенес встречи и выехал из Брюгге вместе с Клаасом и небольшой свитой в отвратительном расположении духа, которое продлилось все два или три дня путешествия. Затем Клаас подыскал ему неплохой бордель в Брюсселе и постоялый двор, где отменно готовили, а жена хозяина непременно хотела узнать, каково это — управлять лучшей таверной в Брюгге. К тому времени, как они добрались до Лувена, Феликс уже был настроен вполне по-деловому. Но теперь в программе опять возникла Генаппа.
— Ты никогда не думаешь о своей хозяйке, — заявил Феликс. — Зря тратишь ее время. Берешь ее лошадей для своей личной прогулки, когда здесь, в Лувене, такая неразбериха, а она об этом даже не знает. Я отправляюсь прямиком в Брюгге, чтобы обо всем доложить матери, и ты едешь со мной. И это приказ.
— Ладно, — мирным тоном отозвался Клаас. Апрельское солнце позолотило его кожу, а в ямочках на щеках отражался синий цвет камзола. — Вот только мне придется отослать кого-нибудь с письмом к дофину, чтобы извиниться. Он ждет нас сегодня вечером.
— Что?
— Ты спал, — пояснил Клаас. — Мой друг Раймонд утром прислал письмо. Милорд дофин желал бы увидеть нас обоих. Это большая честь для человека вроде меня.
— Была бы большая честь, если бы ты поехал, — отрезал Феликс. — Я поеду сам. Я скажу им, что ты заболел.
Клаас не спорил. Феликсу это не нравилось.
— Тогда, вероятно, тебе следует сказать им это прямо сейчас, — тем же умиротворяющим тоном заявил он. — Там, снаружи, нас ожидает эскорт, дабы препроводить в Генаппу. Боюсь, что я уже виделся с
